«Смена-символ».
Все-таки беспокоит меня мое ребро. Я уже привык, что при кашле надо согнуться пополам, чтобы боль в боку не была такой резкой. Валера собирается идти без применения кислорода, но на всякий случай возьмет с собой 2 полных баллона. Я считаю, что теперь, когда мы явно идем на ночное восхождение, каждый час из оставшихся до 19 часов светлого времени надо использовать с максимальной пользой, успеть подняться как можно выше. Да и лезть в темноте по скалам неизвестного нам гребня не просто. Поэтому будет надежнее, если Валера пойдет с применением кислорода, и риск восхождения мы сведем к минимальному. Я понимаю, что взойти на Эверест без кислорода — мечта моего друга, и уверен, что это наверняка у него получилось бы, если бы нам повезло с погодой, как предыдущим группам. Но теперь, когда мы поставлены в такие ненормальные условия, будет лучше, если все-таки Валера пойдет с кислородом.
Я пытаюсь убедить его, что лучше взойти на Эверест с кислородом, чем не взойти вообще. Он долго не соглашается, мы спорим. В конце концов мои доводы его убедили, и он надевает кислородную маску. Оба включаем подачу 2 литра в минуту и медленно вылезаем из палатки. Ветер явно стихает. Ближайшие скалы Эвереста, его желтый пояс эффектно подсвечен заходящим солнцем, вокруг нас и выше скалы оранжевые, облачность ниже нас. Разглядывать окружающее нас великолепие некогда, надо спешить. До захода солнца осталось около 2 часов.
Сейчас 17 часов 7 мая 1982 г. Значительно быстрее проходим уже известный нам участок гребня. Валера идет впереди. Обходим частокол скальных выступов справа по снежным гребешкам и полкам. Впереди вверху высятся скальные взлеты Западного гребня. Далеко справа на фоне неба — Южная вершина Эвереста. Главной вершины пока не видно из-за крутых и высоких жандармов гребня.
Идти довольно трудно. Чувствуется вялость в ногах, дыхание тяжелое. Сказывается влияние нашей дневки на 8500. Около часа идем по очень изрезанному гребню без особого набора высоты. При переходе на левую сторону гребня останавливаемся на радиосвязь. Евгений Игоревич Тамм одобрил выход, сказал, чтобы мы шли спокойно и иногда выходили в эфир.
Левая сторона гребня — пологие скользкие плиты с короткими стеночками. Медленно идем влево- вверх, набирая высоту. Крутизна склона 30–40°, выступов мало, в основном скальные ступени, неширокие полки, засыпанные снегом. Иногда встречаются куски перил югославской экспедиции — красный тонкий шнур диаметром 6 мм. Но за него браться страшновато: он висит здесь уже несколько лет. Следы прошедших здесь наших ребят почти не встречаются, сдуты утренним ветром.
Облака стали реже и опустились ниже 7000 м. Отсюда панорама потрясающая. Видно, как далеко на западе солнце уже коснулось туч на горизонте и скоро зайдет. Надо торопиться, используя последние светлые минуты. Но идем осторожно, так как выступов на скалах почти нет, в основном только свободно лежащие живые камни, и страховаться практически не за что.
Хорошо, что солнце освещает возвышающийся над окружающим рельефом Эверест дольше, чем любую другую точку планеты. Многие вершины уже утонули в полупрозрачных синих сумерках, а у нас еще светит заходящее красное солнце!
Постепенно и у нас наступают сумерки. Скалы сразу стали мрачными и неприветливыми. Мы подошли к высокому скальному барьеру шириной метров 50. У подножия скал следов нет, поэтому долго выбираем вариант подъема. Валера сходил вправо до гребня — подходящего пути нет, идет влево вдоль скал, наконец решился и лезет вверх по еле заметному камину. Луна еще не вышла, уже довольно темно. Я страхую его через небольшой скальный выступ. Часто Валеру не вижу на черной в темноте скале, только слышно, как скрипят кошки о скалы. Потом он кричит мне, что страховка готова, выбирает веревку, и так мы тихо движемся в темноте. Слышу только свист своего дыхания, грохот сердца в ушах и команды Валеры. Так мы идем довольно долго.
Очередной пояс скальных плит. Вдруг чувствую, что не успеваю за Валерой; веревка, соединяющая нас все время, натянута. Я пытаюсь идти быстрее, но сразу же останавливаюсь, задыхаюсь. Стою и никак не могу успокоить свое дыхание. Может, что-нибудь с кислородом? Смотрю на индикатор подачи кислорода — его не видно, значит, кислород не поступает в маску! Снимаю рюкзак, осматриваю редуктор: все в порядке, 120 атмосфер. Трясу индикатор — он сразу заработал. Видимо, замерз в трубке, значит, уже довольно холодно. Стало легче дышать.
Идем дальше, дышу нормально. Снова пояс крутых скал, точная копия пройденного полчаса назад. Снова поиски пути. Валера обнаружил на скале кусок тонкого югославского шнура, но пользоваться им не хочет — это слишком рискованно — и лезет вдоль него. Я его страхую через крюк, предварительно добив его в скалу камнем.
Дальше чередование скальных поясов, плит, участков жесткого и очень ломкого фирна, на нем идем тоже с попеременной страховкой через вбитый в фирн ледоруб. Уже очень холодно. Я нечаянно коснулся сдвинутыми на лоб пластиковыми горнолыжными очками скалы, и их светофильтр моментально рассыпался на мелкие кусочки.
Чувствую, что идем уже довольно долго, но на часы смотреть не хочется. Все равно будем идти, пока не дойдем до вершины. Хоть 10, хоть 20 часов — все равно дойдем. Я помню, как мы ночью в 1973 г. с Валерой вдвоем заканчивали траверс Аксайской подковы. А ведь мы тогда были только второразрядниками. Я уверен, что и мы дойдем до вершины, ведь это — Эверест! Надо просто идти, идти, работать, терпеть, и будет победа!
Снова задул ветер, метет поперек гребня снег. Нас окутало облако, видимость есть только на снежных участках, на скалах — полная темнота. Часто теряем друг друга из виду. Обходим слева по склону гребня. Луна уже поднялась, но мы в тени заслоняющей свет громадной скальной башни, идем вдоль ее основания влево-вверх. Мне кажется, что пора подниматься вправо на гребень, идти дальше в обход башни нельзя. Опять что-то с подачей кислорода. Тереблю шланг с индикатором. Работает. Тогда разминаю резиновый мешочек. В нем замерз конденсат и не пускает кислород в маску. Так было уже дважды.
Деталей рельефа скалы практически не видно. Валера пытается подняться прямо вверх по скалам, но там слишком круто, в кошках по таким скалам не пролезешь. Идем вправо-вверх по снежным полкам и стенкам. Скала сильно разрушена, но зато есть выступы для страховки. Вылезаем на гребень. Здесь очень сильный ветер, облака клубятся вокруг, закрывая от нас луну. Тогда совсем трудно идти, почти ничего не видно. Проходим крутой снежник. Дальше опять мощный скальный барьер. Крутая черная скальная стена метров 20 высотой. Валера, к моему удивлению, уверенно начинает подъем. Когда глаза привыкли к темноте, я разглядел выступы и полочки на стене. У основания в снегу торчит какой-то баллон не нашего производства. Валера сверху что-то кричит, из-за воя ветра не разобрать слов.
Начинаю подъем по скалам, он меня страхует. Подхожу к нему. Он снова лезет с моей страховкой и выходит на гребень. Свистит мне, Я уже жду, что скоро мы увидим вершину, и каждый раз, когда Валера сверху что-то кричит, мне хочется услышать, что он видит вершину.
Поднимаюсь к нему. Выше опять скалы, но чувствуется, что уже скоро. Видимость метров 50, и по крутизне левого и правого склонов можно сделать вывод, что уже скоро где-то над головой они сойдутся, что вершина рядом. Настроение заметно улучшилось.
В голове крутятся одни и те же строчки: «…ну как тебе рассказать, что такое гора? Гора — это небо, покрытое камнем и снегом…» Кругом только скалы и снег, освещенные голубым лунным светом, вокруг клубятся тучи, иногда закрывая луну. Снег в ее неверном свете кажется серебряным, а скалы не черные, а темно-синие. Меня не покидает ощущение, что скоро нас догонит другая связка. Кто именно — я не пойму, но они где-то рядом. С трудом удерживаю себя, чтобы не оглянуться, не посмотреть вниз, на гребень. Это что-то неосязаемое, невидимое. Может, с нами мысли наших друзей, которые волнуются за нас… Это какое-то не передаваемое словами сложное и тонкое чувство. Такое со мной впервые. Но я как будто вижу их — не глазами, а каким-то шестым чувством. Мы были не одни на этой гигантской горе.
Потом, внизу, я Валере рассказывал об этом. Он, оказывается, пережил что-то в этом роде. Ему казалось, что с нами, третьим, в одной связке идет кто-то еще. Кто именно — он не знал, но было такое чувство, что кто-то незримо присутствует с нами, помогает нам.
Валера снова лезет где-то впереди в тени скал. Как только стемнело, он начал мерзнуть, греется только движением. Я иду в пуховых брюках, мне тепло. Прошел метров 10, чувствую, что опять нет подачи кислорода. Снимаю рюкзак, манометр показывает «0». Надо сменить баллон. Валера сверху что-то кричит, дергает веревку. Я кричу ему, что у меня кончился кислород, но он не слышит. Дважды я пытался
