покупал их специально, чтобы сорванцы его не преследовали. Жители думали, будто он безумен. «О ужас! Не решаюсь даже произнести! – восклицает агиограф. – Большинство из них издевались над ним и презирали его, как сумасшедшего (velut dementem)» (245). Однако те, кто поумнее, сознавали, что имеют дело со святым.
Видимо, со временем Николай всё же несколько «социализировался»: он уже не кричал своё заклинание всякую секунду. «Иногда даже казалось, что он молчит, но даже и в так называемом молчании он, бормоча про себя, предавался Божьей милости». Несмотря на беспрерывный пост, «он толстел, как если бы и не постился».
Постепенно былая безжалостность окружающих уступила место любопытству. «Подвигнутый мнением толпы», местный архиепископ пригласил Николая к себе и начал расспрашивать, зачем он кричит. Святой «с ясным лицом и в мягких выражениях» объяснил, что действует по евангельским заповедям и добавил:
Архиепископ принял компромиссное решение: он разрешил Николаю остаться в городе на некоторое время, но при условии, что тот не будет манкировать церковными ритуалами. Святой умер в 1094 г. в восемнадцатилетнем возрасте. Его почитание началось сразу, но местные жители называли Николая не stultus (такого рода святости на Западе никогда и не появилось), a peregrinus («странник»): так он именуется на иконе конца XIII в., хранившейся в кафедральном соборе Трани, где святой изображен с беснующейся у его ног толпой гонителей с палками в руках [CCCXXIX], и на безыскусной фреске (XIII- XIV вв.) в скальной крипте Канделора [CCCXXX]. Автор латинского жития Николая утверждает (235), что почерпнул все сведения о нём от паломника Варфоломея, вместе с которым святой прибыл в Италию. Нет сомнений в историчности Николая; пожалуй, можно с уверенностью утверждать, что в самой Византии этого малолетнего безумца не считали юродивым. С известной долей осторожности допустимо полагать, что сам транийский агиограф что-то знал о юродской парадигме. Но вышедший из-под его пера персонаж можно назвать юродивым [CCCXXXI] лишь отчасти.
XI-XII вв. – странный период в истории юродства. С одной стороны, процветал культ святых Симеона Эмесского и Андрея Царьградского.
Статуса святого удостоился даже Иоанн, товарищ Симеона Эмесского. Хотя он, согласно житию юродивого, не последовал за Симеоном и остался в пустыне, хотя Леонтий Неапольский даже вкладывает ему в уста осуждение юродства, тем не менее в ямбическом календаре Христофора Митиленского (XI в.) ему посвящены стихи и он назван юродивым (?????): «Тленный мир считал тебя дураком (?????), о Блаженный, а ты, смеясь над ним, был умён и вознёсся высоко» [CCCXXXII]. Самый факт подобной путаницы, по всей видимости, свидетельствует о том, что популярность культа Симеона Эмесского была в тот период велика; её же результатом можно считать появление отдельного жития (BHG, 2315) и другого персонажа из Симеоновой биографии- Никона Иорданита [CCCXXXIII], признавшего в Симеоне святого (ср. с. 108- 109). Наконец, на популярность культа указывает и большое число дошедших от этого времени рукописей Леонтия Неапольского [CCCXXXIV], Феодор Продром (ок. 1100- 1156/1158 гг.) восхваляет Симеона Эмесского в своём стихотворном календаре: «Св. Симеон Христа ради юродивый скончался в мире [21 июля]. Для мира ты – глупый, для Бога же – мудрый, отче» [CCCXXXV].
В отличие от официально признанного культа Симеона, культ Андрея всегда нёс на себе отпечаток некоторой полулегальности. Быть может, не случайно вельможа и писатель Михаил Атталиат, составляя в конце XI в. каталог своей домашней библиотеки, один инвентарный номер описал так: «Под общим переплетом четыре библейских книги Царств: содержит две книги Царств и житие Андрея, Христа ради юродивого» [CCCXXXVI]. Андрея почитали в основном в монашеских кругах. Житие святого уже в первой половине XI в. оказалось переведено на грузинский язык; безусловно, перевод был выполнен в Иверском монастыре на Афоне [CCCXXXVII], что свидетельствует о большой популярности этого сочинения среди святогорских насельников.
В 1183 г. в скальном скиту св. Неофита на Кипре появляется изображение Андрея Юродивого [CCCXXXVIII]. Сам Неофит Затворник (ум. ок. 1215 г.) был очень привержен памяти Андрея и в своём панегирике патриарху Геннадию посвятил юродивому такие строки: «Андрей, святой Христа ради юродивый (?????), добровольно предстал безумцем (??????), издеваясь и подвергаясь издевательствам (
Новые юродивые в этот период ведут себя с опаской и далеко не столь разнузданно, как раньше. Так, Никон Черногорец (XI в.) написал житие собственного учителя Луки Аназарбского, но, когда прочитал его монахам своего монастыря, те предложили ему выбросить из текста некоторые двусмысленные эпизоды. Однако Никон счёл за благо сжечь всю рукопись [CCCXL]. В одном из посланий Никона, озаглавленном «О сновидениях и пустых откровениях», изложены его сомнения по поводу юродства.
Из этих слов видно, что парадигма юродского поведения стала общеизвестной благодаря культу Симеона и Андрея, отчего данный вид святости потерял своё главное оправдание – бегство от людской славы. Если благодаря юродству можно стать знаменитым при жизни, то в нём не остаётся и последнего намека на смирение. Вопрос, стоявший перед современниками Симеона и Андрея, – сумасшедший или святой? – переместился теперь в новую плоскость: настоящий юродивый или притворяется таковым? [CCCXLII]
Никон признаётся, что и сам он в юности, почувствовав призвание к данному подвигу, принялся юродствовать, даже не дождавшись благословения своего духовного наставника Луки. Тот, вернувшись в монастырь из какой-то поездки, принялся отговаривать Никона.
