имели круглый центр, от которого расходились восемь крыльев, так что выглядели они как роза ветров. «Пустоты» были простыми и квадратными, с витражами в окнах, изображающими Теккама в классической ситуации: босой, он стоял у входа в свою пещеру и что-то вещал группе учеников. Главное здание нельзя было перепутать ни с каким другим — оно занимало около шести тысяч квадратных метров и выглядело так, словно его сложили и склеили из нескольких меньших, плохо сочетающихся построек.
Когда я подошел к архивам, их серая ровная поверхность без окон снова напомнила мне огромный серовик. Было трудно поверить, что после долгих лет ожидания я наконец-то здесь. Обогнув здание, я нашел вход — пару массивных, широко распахнутых каменных дверей. На них виднелись слова, выбитые на камне: «Ворфелан Рхината Морие». Я не узнал язык: это был не сиару… может быть, иллийский или темийский. Еще один вопрос, на который нужен ответ.
За каменными дверями обнаружился маленький тамбур с деревянными дверями обычного размера, ведущими внутрь. Потянув их на себя, я почувствовал дуновение прохладного сухого воздуха. Стены, сложенные из простого серого камня, озарял ровный красноватый свет симпатических ламп. В вестибюле стоял большой деревянный стол, а на нем громоздились несколько больших, бухгалтерского вида, книг.
За столом сидел юноша, на вид чистокровный сильдиец — с характерным смугло-красноватым цветом лица, темными глазами и волосами.
— Разрешите вам помочь, — сказал он, его голос звучал хрипло от режущей ухо картавости, которую дает сиарский акцент.
— Я пришел в архивы, — тупо сказал я. В животе у меня словно бабочки плясали, а ладони взмокли.
Он оглядел меня, явно удивляясь моему возрасту:
— Вы студент?
— Скоро буду, — сказал я. — Я еще не прошел экзамены.
— Сначала вам нужно это сделать, — серьезно сказал он, — Я не могу пустить никого, если его нет в книге.
Он указал на тома на столе перед ним.
Бабочки умерли. Я не скрывал разочарования.
— Нельзя ли мне только зайти на пару минут? Я прошел чудовищно длинный путь…
Я посмотрел на две пары дверей, ведущих из зала; надпись на одной гласила: «Книги», на другой: «Хранилище». Маленькая дверь позади стола была подписана: «Только хранисты».
Лицо юноши немного смягчилось.
— Я не могу. Будут неприятности, — Он снова оглядел меня. — Ты действительно собираешься проходить экзамены?
Скепсис в его голосе слышался даже сквозь сильный акцент.
Я кивнул.
— Просто сюда я пришел первым делом, — объяснил я, оглядывая комнату, буравя взглядом закрытые двери и пытаясь придумать, как убедить его впустить меня.
Он заговорил прежде, чем мне в голову что-нибудь пришло:
— Если ты хочешь успеть на экзамены, тебе надо поспешить. Сегодня последний день. Иногда они не сидят даже до полудня.
Мое сердце гулко забилось — я-то думал, они работают целый день.
— Где они?
— В пустотах. — Он указал на наружную дверь. — Вниз, потом налево. Короткое здание с… цветными окнами. Два больших… дерева перед ним. — Он помолчал. — Клен? Это название дерева?
Кивнув, я выскочил наружу и побежал по дороге.
Двумя часами позже, борясь с тошнотой в желудке, я взобрался на сцену пустого театра в пустотах. Помещение было совершенно темным, за исключением широкого круга света, охватывавшего стол магистров. Пройдя вперед, я встал на краю светового круга и стал ждать. Девять магистров неспешно закончили беседу и повернулись ко мне.
Огромный стол в форме полумесяца был поднят на возвышение, так что, даже сидя, магистры смотрели на меня сверху вниз. Выглядели они весьма серьезными людьми — в возрасте от зрелости до седой старины.
Повисла долгая тишина. Наконец человек, сидевший в центре полумесяца, сделал мне знак. Я предположил, что это ректор.
— Подойди ближе, чтобы мы могли видеть тебя. Вот так хорошо. Здравствуй. Как тебя зовут, мальчик?
— Квоут, сэр.
— И зачем ты здесь?
— Я хочу учиться в Университете, — сказал я, посмотрев ему в глаза, — хочу быть арканистом.
Потом оглядел всех по очереди: некоторые развеселились, но никто особенно не удивился.
— Понимаешь ли ты, — произнес ректор, — что Университет нужен для продолжения образования? А не для его начала?
— Да, ректор. Я знаю.
— Очень хорошо, — ответил он. — Могу я посмотреть на твое рекомендательное письмо?
Я не колебался:
— Боюсь, у меня его нет, сэр. Оно совершенно необходимо?
— Обычно у поступающих есть поручитель, — пояснил он. — Желательно, арканист. Эти письма рассказывают нам, что вы уже знаете, в чем вы сильны, а в чем слабы.
— Арканиста, у которого я учился, звали Абенти, сэр. Но он не давал мне рекомендательного письма. Могу я вам сам все рассказать?
Ректор сурово покачал головой:
— К несчастью, у нас нет способа установить, учился ли ты у арканиста, без каких-либо доказательств. Есть у тебя что-нибудь, что могло бы подтвердить твой рассказ? Например, переписка или какая-нибудь запись?
— Он подарил мне книгу перед тем, как наши пути разошлись, сэр. И написал в ней посвящение для меня, а также свое имя.
Ректор улыбнулся:
— Это подойдет. Книга у тебя с собой?
— Нет. — Я подпустил в голос искренней горечи. — Мне пришлось заложить ее в Тарбеане.
Сидящий слева от ректора магистр риторики Хемме издал на это негодующее фырканье, принесшее ему раздраженный взгляд ректора.
— Пойдем, Эрма, — сказал Хемме, хлопнув по столу ладонью. — Мальчик явно лжет. У меня есть важные дела на сегодняшний день.
Ректор бросил на него чрезвычайно раздраженный взгляд:
— Я не давал тебе разрешения говорить, магистр Хемме. — Они уставились друг на друга и смотрели, пока Хемме наконец не нахмурился и не отвернулся.
Ректор снова повернулся было ко мне, но уловил какое-то движение от одного из других магистров.
— Да, магистр Лоррен?
Высокий тощий магистр без всякого выражения посмотрел на меня:
— Как называлась книга?
— «Риторика и логика», сэр.
— И где ты ее заложил?
— В «Разорванном переплете» на Приморской площади.
Лоррен повернулся к ректору:
— Я еду завтра в Тарбеан за материалами для наступающей четверти. Если книга там, я привезу ее. Тогда можно будет уладить дело о заявке мальчика.
Ректор чуть кивнул:
