мгновенно опустел. Лица, выставлявшие свои кандидатуры на выборах, стали устраивать гладиаторские бои, чтобы обеспечить себе голоса.
В 122 году до н. э. народный трибун и знаменитый борец за права бедняков Гай Гракх, узнав, что римские власти собираются продавать места на грядущие гладиаторские игры и сколачивают для этого помосты на Форуме, стал требовать, чтобы народ получил возможность смотреть на резню бесплатно. Не сумев добиться своего дипломатическими методами, борец за права плебса в ночь перед играми приказал снести помосты с платными сиденьями, чем и завоевал одобрение народа.
В 63 году до н. э. Цицерон провел закон, запрещавший кандидату на высшие государственные должности давать бои в течение двух лет перед выборами. Но это мало что поменяло, потому что игры все еще считались жертвоприношением и никто не мог запретить частному лицу дать игры, если это было его долгом по завещанию. А если завещатель умирал слишком рано, то можно было и подождать до более подходящего момента — так, Гай Юлий Цезарь устроил гладиаторские бои в память своего отца через двадцать лет после его смерти.
Устройство гладиаторских игр приносило огромные политические дивиденды их организаторам, поэтому императоры в какой-то мере стали ограничивать права частных лиц на проведение игр, устанавливая квоты и на количество гладиаторов, и на продолжительность, и на частоту проведения игр. Однако сами императоры не стояли за расходами. Август, перечисляя свои деяния, упоминает, что он восемь раз давал игры, в которых приняло участие около десяти тысяч гладиаторов, и двадцать шесть раз устраивал звериные травли, в которых погибло 3500 зверей. Император Траян после победы над даками в 107 году н. э. устроил игры, в которых участвовало десять тысяч гладиаторов и одиннадцать тысяч зверей.
Мы уже упоминали, что еще в 97 году до н. э., в консульство Гнея Корнелия Лентула и Публия Лициния Красса, человеческие жертвоприношения были запрещены специальным постановлением Сената. Но гладиаторских игр это постановление не коснулось. Видимо, к этому времени они полностью утрачивают свое первоначальное сакральное содержание. И даже погребальные игры становятся не столько жертвой манам умершего, сколько развлечением, которое давалось для народа в память о покойном. Игры все чаще даются по светским поводам и превращаются во все более сложное театрализованное представление. Октавиан Август в своих «Деяниях Августа», которые он позаботился вырезать на двух бронзовых столбах и установить в Риме, в числе прочего сообщает:
«Зрелище морского сражения народу я дал за Тибром, на каковом месте теперь роща находится Цезарей, выкопав землю в длину на тысячу восемьсот футов, а в ширину на тысячу двести. Там тридцать кораблей с таранами, триремы или биремы, множество также мелких судов между собой сражались. На этих судах бились, кроме гребцов, около трех тысяч человек».
Император Клавдий в 52 году н. э. устроил на Фуцинском озере битву двух флотилий. Сицилийский и родосский флоты состояли из двенадцати трирем каждый, всего с обеих сторон сражалось девятнадцать тысяч человек. Знак к началу боя подавала серебряная статуя тритона, поднимавшаяся из воды с помощью специальной машины. Кроме того, Клавдий устроил на Марсовом поле сражение, воспроизводящее взятие и разграбление города, и показал сцены, изображающие покорение Британии.
Знаменитый Страбон в своей «Географии» пишет: «Еще недавно, в наше время, был отослан в Рим некто Селур, по прозванию Сын Этны, который долгое время во главе вооруженной шайки опустошал частыми набегами окрестности Этны. Я видел, как его растерзали дикие звери во время устроенного на форуме гладиаторского боя. Разбойника поместили на высокий помост, как бы на Этну; помост внезапно распался и обрушился, а он упал в клетку с дикими зверями под помостом, которая легко сломалась, так как была нарочно для этого приспособлена».
Великий географ и интеллектуал, судя по всему, позволял себе отдохнуть от трудов на благо науки и расслабиться, посещая цирковые представления. Знаменитый философ Сенека тоже не чурался такого рода развлечений. В одном из своих «Нравственных писем к Луцилию» он пишет: «…попал я на полуденное представление, надеясь отдохнуть…» Правда, надежды философа не оправдались: как выясняется из письма, он зашел в цирк, «ожидая игр и острот», а нарвался на кровавую резню, которую, впрочем, остался смотреть. Дело в том, что по утрам в цирке обычно давались звериные травли, а во второй половине дня проходили единоборства гладиаторов; между ними иногда выступали мимы. Видимо, этих мимов и имел в виду Сенека, говоря об «остротах». Под «играми» он имел в виду упомянутые далее выступление «обычных пар и самых любимых бойцов» — единоборство умелых гладиаторов, которые, прежде чем умереть, показывали публике высокое искусство боя. Но вместо того, чтобы увидеть красиво умирающих профессионалов, философ-гуманист нарвался на массовую бойню, в которой участвовали бойцы без доспехов, что и привело его к самым печальным выводам о нравах римского общества.
Как бы мы ни относились к Сенеке, который, бичуя римские нравы, сам заглядывал в цирк, дабы отдохнуть от написания трактатов о нравственности, надо признать, что его мнение о разложении оных нравов было вполне объективным. В имперские времена жизнь стоила немного, и запрет, наложенный сенатом на человеческие жертвоприношения, был забыт. Правда, теперь жертвы приносились не столько ради ублаготворения богов, сколько ради устрашения политических противников или же по самодурству императоров. Так, Светоний пишет об императоре Октавиане Августе:
«После взятия Перузии он казнил множество пленных. Всех, кто пытался молить о пощаде или оправдываться, он обрывал тремя словами: „Ты должен умереть!“ Некоторые пишут, будто он отобрал из сдавшихся триста человек всех сословий и в иды марта у алтаря в честь божественного Юлия перебил их, как жертвенный скот».
Когда император Калигула заболел, среди его приближенных нашлись, по словам Светония, «такие, которые давали письменные клятвы биться насмерть ради выздоровления больного или отдать за него свою жизнь». Оба эти обещания были известным в Риме ритуальным актом. С первым из них все ясно, второй подразумевал, что в храм посвящалась письменная табличка с обещанием лишить себя жизни, если боги снизойдут и исполнят просьбу молящего. Случаи эти относились к начальному периоду правления Калигулы, когда он еще не успел проявить свои наклонности в полной мере, и его приближенные, видимо, считали, что дело ограничится красивым обетом. Однако Калигула потребовал буквального исполнения обещанного. «От человека, который обещал биться гладиатором за его выздоровление, он истребовал исполнения обета, сам смотрел, как он сражался, и отпустил его лишь победителем, да и то после долгих просьб. Того, кто поклялся отдать жизнь за него, но медлил, он отдал своим рабам — прогнать его по улицам в венках и жертвенных повязках, а потом во исполнение обета сбросить с раската».
Тот же Калигула, по сообщению Светония, спровоцировал и еще одно ритуальное убийство. В священной роще Дианы на озере Неми стоял храм, жрецом которого по традиции мог быть только беглый раб, убивший своего предшественника. Этим жертвоприношением он как бы освящал свое вступление в жреческий сан. Подобные традиции, кстати, существовали и у других народов. Неизвестно, чем не угодил Калигуле жрец, который исполнял свои обязанности в годы его правления, но император подослал к нему более сильного соперника, который убил «царя озера Неми» и заступил на его место.
В период империи в Рим проникают восточные культы, поклонниками которых становятся многие императоры. В императорских дворцах, в условиях полного разложения нравов и столь же полной безнаказанности, эти культы, и в чистом своем виде не чуждые самоистязаний, приобретают порой извращенно-садистскую окраску. Книга «Жизнеописания августов» неизвестного римского автора так описывает «благочестие» императора Коммода (вторая половина второго века н. э.):
«Священнодействия в честь Изиды он почитал настолько, что обрил себе голову и носил изображение Анубиса. Будучи кровожадным, он приказал служителям Беллоны наносить себе в руку настоящие раны. Жрецов Изиды он заставлял бить себя до смерти в грудь сосновыми шишками. Когда он носил изображение Анубиса, то больно ударял по бритым головам жрецов Изиды мордой идола. Одетый в женскую одежду или в шкуру льва, он своей палицей поражал не только львов, но и многих людей. Тех, кто имел слабые ноги и не мог ходить, он наряжал гигантами, а ниже колен превращал при помощи тряпок и
