Но мало помалу… Вода же камень точит. И скоро Пир спросил меня, легко ли так долго просиживать на королевских приемах без движения так долго.
— Да не очень. Я вообще там больше сплю. Есть особо нельзя. А графиня Нака шипит, как чайник дырявый, что 'выгляди хорошо', 'выгляди хорошо'. Ну, я её однажды графином задел спросонья, так теперь спать не мешает.
— Это хорошо. — Проворчал Урий. — По её приказу однажды всех нас розгами отходили…
— Чем помешали-то?
— Да не нравится ей, когда дети по замку просто так бегают. Ну, и отловили кого смогли, страже по серебрушке за каждого давали, так они ростиков чуть ли не из кроватей вытаскивали, и волокли, кроме совсем маленьких. И пороли. По полсотни каждому, и на неделю в башню на хлеб и воду. Я потом две недели на животе спал.
— Сколько? — Нда, точно надо было приласкать графиню графином. Уж мир-то не обеднел бы. Теперь понятно, почему графинчики, то есть виконты, такие придурки. С такими-то методами воспитания это не мудрено.
— Столько. — Урий сплюнул в сторону. — Говорят, даже кому-то из дворянчиков по попке досталось, но ни перед кем не извинились. Ну, а что пятеро умерли, так это так…
— Дура она, короче. — Подвела итог Ирина.
— Не спорю. — Я мысленно выругался. Во зараза-то. Развернулась тут, однако. Как волю дали.
— А так остальные что?
— А что остальные? Казначей наш пьет вина больше, чем иная лошадь воды. А графу Дюка лучше под руку не попадаться. Он быстрый, как Порождение. Вроде кланяешься ему, а он на тебя и не смотрит, и через пару вздохов получаешь пинок и на стене размазываешься.
Ага, это да. По губе он мне быстро сработал. Рефлексы воина, все ж. Жалко только, что они не по назначению применяются, а на детях да крестьянах. Вот, ещё какой-то бунт был недавно, сегодня слуги шептались…
Проснувшись, я пошел в душевую, умылся. Привел быстро форму в порядок. Повел влажными ладонями по воротнику, чтоб форму держал. Ну, теперь сдаем пост. А потом можно и домой, отоспаться.
— Доброе утро! — Раздался с лестницы голос Валерий Алексеевича. — Так, что в порядке, что не в порядке?
— Да все хорошо! — Вербицкий. — Даж никто не шарился. Один раз свет мигнул, ну так мы обход сделали дополнительный. Замки целы, печати нетронуты.
— Отлично.
Со сменой разобрались быстро. Зевающий Мишка пошел переодеваться, Лимон остался на контроле камер. Вербицкий сбежал быстрее всех, он и вечером-то на фургоне приехал.
— Валерий Алексеевич, вопрос можно?
— О? — Удивился заместитель генерального.
— Знаете, тут у меня друг один стрелять очень хочет научится… Что бы вы ему посоветовали?
— Ствол при тебе? — Деловито спросил Валерий Алексеевич.
— Нет, я его припрятал пока что.
— Вот это уже умно. Значит, для начала, возьмем наши ИЖ. И сходим с тобой в тир.
— Коньяк с меня! — Обрадовался я.
— И не вздумай ствол с собой таскать. — Предупредил меня Валерий Алексеевич. — Вообще, не знаю зачем оно тебе надо, но… Может, сбросишь его?
— Как клад закопать, что ли?
— Нет. Слишком уж понтовый ствол, на деле-то. 'Чезетта'. — Задумчиво сказал Валерий Алексеевич. — Слишком понтовый. Киллеры и прочее используют что попроще, например, ТТ китайский, их в стране как грязи. Завалил клиента и сбросил. А ствол ценой в две штуки долларов как-то бросать-то жалко… Так что хорошо подумай, что же ты со стволом будешь дальше делать.
Я и подумал. Вот уже неделю с ним сплю, разве что не как с женой, а толку-то чуть. Просыпаюсь, и сразу прятать подальше, чтоб мамка не заметила в кровати. Ещё и тайник сделал, чтобы домашние не дознались.
— И если узнаю, что ты его тут прячешь, на фирме…
— Не, у меня свое место есть.
Через пару дней мы уже стояли в около большого стадиона.
— Ствол свой не принес? — Подозрительно спросил меня замдир, пикая ключами сигнализации своей 'Тойоты'.
— Никак нет, Валерий Алексеевич! — Отозвался я. — Что мне вас подставлять-то?
— Отрадно. Ладно, пошли!
Стадион не самый большой в городе, но и не маленький. Раньше я тут мимо на троллейбусе ездил, но и подумать не мог, что за серым обшарпанным зданием столько всего есть. Сверху бегают спортсмены, справа стучат мячами не то волейболисты, не то баскетболисты, из коридора напротив слышится азартное хеканье и стук блинов на тренажере.
Царство спорта, короче.
И тир под стать.
Оплатив пять часов на двоих и патроны, прошли внутрь. Валерий Алексеевич отказался от инструктора, показали свои удостоверения охранников, получили под роспись сотню патронов. Надели белые защитные очки и наушники.
По раннему времени никого нету ещё, а тир здоровенный, в длину метров тридцать, а то и больше. И широченное здание, светильники забраны поцарапанными бронестеклами, над мишенями горит красное табло.
— Начнем со стойки. — Валерий Алексеевич выдал мне один ИЖ, наше табельное. Я взял ствол, направил его в сторону мишени, проверил предохранитель, выщелкнул магазин, передернул затвор, прицелился в мишень и дернул за курок. Пистолет сухо щёлкнул.
Валерий Алексеевич одобрительно посмотрел на меня.
— В армии мира есть несколько стоек с оружием. У нас и в Германии пистолет держат одной рукой. В США и прочей Европе двумя руками. Почему так? Так сложилось. Наши стойки все пошли от дуэльного кодекса царской армии. Становишься боком к противнику, вытягиваешь ствол на одной руке и палишь в него. У кого нервы крепче, рука не дрогнула и прятаться не начал, тот и победил. Сам понимаешь, что если я встану боком к противнику, то… — Валерий Алексеевич обвел рукой свою грудь, провел по бокам, не поднимая воображаемую линию к подмышкам. — Вот тут бронежилет. Гляди, если я становлюсь к противнику боком, то я уменьшаю площадь прицеливания, но открываю самые уязвимые части тела. Понимаешь?
— Примерно да. — Кивнул я.
— Потому будем учиться европейским правилам, не совсем азиаты. Становишься к противнику лицом, полностью. Голову чуть ниже. Пистолет держишь левой рукой, стреляешь правой. Правой только спуск жмешь.
Я взял. Левой рукой обнял правую. Валерий Алексеевич сжал мои руки своей лапой, чтобы между корпусом пистолета и моими руками не было свободного пространства.
— Ишак, конечно, не нормальный ствол. Но на первый раз будет нормально. Палец со спуска убрал, пока не стреляешь, то там пальцы не держишь. Значит, целишься ты как?
Я прищурился.
— О, вот так целиться нельзя. — Обрадовал меня Валерий Алексеевич. — Вот… — Он свернул в несколько раз листок обычной бумаги, прикрыл мне левый глаз. — Видишь что? Глаза оба открой.
— Вижу.
— Теперь вот так… — Картонка переместилась к правому глазу. Мушка чуть изменила свое положение, как бы смазалась.
— Съехала.
— О, понятно. Значит, — Валерий Алексеевич убрал картонку, — радую тебя, целишься ты правым
