переходу.
— Ух ты, исцелился. — Хмыкнул я.
— Я этого пидорка давно знаю. — Сказал Серега резко. — Он тут раньше ещё с девочкой стоял, мелкой. Теперь вот один. Бля, зла не хватает. Вот бы кому головенку-то в самом деле поотбивал…
— Что ты их так? — Поразился я. Никогда Серегу таким злым не видел, даже когда он расшвыривал в одиночку торчок-пати на 'Васильке', ловя нариков и как котят укладывая рядком, пока недоловленные охаживали его со спины всякими подручными предметами. Всех выловил и выложил.
— Ну а за что? Знаешь, я ещё до армии работать пошел. И батя мой тоже ни дня ни сидел. И мамка на НПЗ наломалась с восемнадцати до упора. А теперь им пенсия от государства в треть от того, что эта тварь заработает, кривляясь. Что, не знаешь, сколько тут место стоит, у палаток? Малый, что ли?
— Серег, да спокойно. Прогнали ж противного. — Подал голос Мишка.
— Одному такому подашь, десяток сюда придут. Бабку у метро видишь? С букетиком? Вот у нее я цветы куплю. Вот пойдем, и куплю. А у этих пидоргов… Мусор это, не люди.
— Документики! — Раздалось за нами.
— Ну вот.
Патруль ППС, три человека. При бронежилетах и с автоматами. Главный сержант, росту среднего, лицо скучное и плохо выбритое, водянистые глаза смотрят как сквозь нас.
Поставили пиво, достали паспорта. Менты их придирчиво изучили, едва не на просвет.
— А в чем дело, сержант? — Спросил Серега.
— Да жалоба на вас поступила… — Протянул сержант. — От гражданина. Что вы тут хулиганите, ему угрожаете. А гражданин инвалид. Нехорошо так, ребята. Вон вы какие большие, а гражданин маленький!
— Да он… — Начал было Серега, но я его перебил.
— Как угрожали? — Изумился во всю ширь лица. — Не было такого! Мы как раз сказали, что тяжело инвалидом быть. А что Серега руку поднял — так это у него кулак зачесался… Просто вот руку поднял.
— Вы, спортсмены, парни резкие уж. — Сказал сержант, возвращая документы. — Придется проехать с нами.
Вот твою мать…
— Миш, у тебя дама юрист? — Спросил Серега, умещаясь в машине.
— Да не окончила она ещё… — Потрясенно ответил Михаил.
— Это плохо…
В отделении нас сразу потащили к столу, выложить все вещи. У Михаила нашли ножик, раскладной, у Сереги изъяли початую пачку сигарет, у меня распотрошили сумку. Менты долго крутили мою тонфу.
— Так, что такое? Оружие? — Спросил тот же самый сержант. — За это статья. Два-два-восемь. Попал ты, парень!
— Какое ещё оружие? — Переспросил я. — Это палка. Тренировочный инвентарь. Вот этой машу в спортзале, а эту жму в руке. Не, не надо одну в другую вставлять, они для того не предназначены… Сломаешь, кто заплатит?
— Спортсмен, что ли? — Спросил сержант, собирая тонфу. Не прошла моя отмазка. — Так, Гришук, давай-ка понятых, будем оформлять изъятие. Остальных пока что тоже на хулиганку…
— О, знакомые все лица. — В допросную заглянуло солнце в лице Гюго фон Воленштайна. В полной форме, с погонами даже. И с кобурой на поясе. Я его поначалу даже и не узнал, стою, думаю, что этот мент на меня так таращится?
— Сереженька, ты что это к пацанам прикопался?
— Да ты чё, знаешь их, что ли? — Повернулся к нему Сереженька, тот самый, что у нас документики спрашивал. — Ты вообще что тут делаешь, а?
— А я вот мимо шел, да зашел. Голос знакомый услышал, ну как не зайти. За что ты их?
— Не твое дело! Иди куда шел! Сам разберусь!
— Сереженька, а ты что такой борзый? — Подчеркнуто спокойно сказал Гюго. И вдруг набычился. — А ну, выйдем!
— Никуда я с тобой не пойду! Я на тебя рапорт писать буду!
— А я даже ничего на тебя писать не буду. — Уведомил Сереженьку Гюго, заходя внутрь. В глазах его зажегся весьма нехороший огонек. — А я подожду, чтобы ты обоссался, обосрался, и скушаю без говна, без соли и без бумажек… Понял, ты, овца недоделанная? А ну чтоб в три минуты духу твоего тут не было! Пшел вон! — Слова свои он сопроводил легким пинком колена чуть повыше бедра Сереженьки.
Сереженька взвизгнул и вприпрыжку скрылся за дверью. По коридору простучали шаги, и все стихло.
— Ну, вот и ладненько. — Гюго глубоко вздохнул. — Так, за что тебя взяли?
— Да пугнули около метро одного попрошайку, чтобы не лез… — Ответил я.
— Без повреждений? — Деловито осведомился Гюго.
— Нет, и пальцем не тронули.
— Так. — Гюго поскучнел. — Теперь понятно. Собирайте вещи… Они с тобой? — Дождавшись моего кивка, продолжил. — И на выход. Ничего не было. С этим хмырем я сам разберусь. Задрал он нас уже.
— А как же…
— Да не было ничего. Давай, завтра на тренировке пообщаемся.
На выходе из отделения Михаил попросил мой сотовый и позвонил Анастасии, минут пять извинялся, что пришлось задержаться.
— У тебя где только нет знакомых. — Покрутил головой Серега. — Слушай, а в Комитете тоже есть?
— Ага, и даже с президентом за ручку здоровался. Был дело, когда он по пьяной лавочке в народ шел на Красной площади… [17]
— Ладно, давай по домам. Что-то мне уже тут начинает не нравиться. Петру Сергеевичу говорить будем?
— Да, а как же? Сам все узнает. Мих, ты чего?
— Ребят, а ну, поглядите-ка! — Мишка указал рукой на край здания УВД. Там как раз давешний фальшивый инвалид без костылей, едва не ставший инвалидом настоящим, о чем-то трепался с милицейским нарядом. Выделялась фигура Сереженьки.
— Нда… — Протянул Серега Большой. Никогда ментов не любил.
Цветы он у бабушки купил, не забыл. Небольшой такой букетик. И вручил Михаилу.
— На, те сегодня нужнее…
Глава 20
Тут как тут, тут как тут
Это храбрый парень
Это Робин Гуд!
Первым королем Ильрони был Урий Первый. — Сказал барон Гонку. — Он приплыл сюда на драккарах с островов, взял под свою руку тутошних варваров и построил Верхний город, а потом и защитил его от Порождений Земель и пиратов с островов. Его дружина росла, была славна подвигами, и Император жаловал герцогский титул. Герцог Ильрони. Запишите, Ваше Высочество. Герцог Ильрони.
Я быстро сделал на бумаге пометки. Проклятущая каллиграфия… Сегодня ещё сержант решил поучить меня биться без оружия, мало ли, вдруг пригодится, и поучил таки, теперь все тело ломает. В том числе и
