перспективу. 6 августа кабинет согласился с Гастингсом в том, что обвинения с Кэмпбелла должны быть сняты; это было сделано вопреки общепринятой конституционной практике, согласно которой исполнительная власть не должна вмешиваться в вопросы правосудия.
Это уже и так являлось достаточно серьезной ошибкой, однако худшее было впереди. Когда дело дошло до палаты общин, Макдональд заявил, что с ним не консультировались насчет снятия обвинения и что он не рекомендовал подобную меру. Когда секретарю кабинета Морису Ханки сообщили об этом заявлении премьера, тот воскликнул: «Это гнусная ложь!» Общественное мнение в целом разделяло его точку зрения. А когда в ходе последующих дебатов премьер-министр попытался оправдать свои действия, даже Сноуден вынужден был согласиться, что его выступление было «непоследовательным, уклончивым и неискренним».
Однако с позиций сегодняшнего дня к Макдональду, возможно, следовало проявить некоторое снисхождение. Сейчас уже очевидно, что решение по делу Кэмпбелла он принимал в состоянии физического и морального истощения: возложив на себя двойной груз повседневных обязанностей премьер-министра и министра иностранных дел, он постоянно вел изнурительные переговоры с великими европейскими державами. Король предупреждал его об этом, однако Макдональд проигнорировал совет более опытного человека.
Макдональда осуждали не только за дело Кэмпбелла. Щепетильный в денежных делах и в вопросах, связанных с награждениями, он, однако, кое в чем стал следовать практике Ллойд Джорджа. Жалованье премьер-министра составляло 5 тыс. фунтов в год, так что его нельзя было назвать бедным человеком. Но его служебное положение было достаточно шатким, а обитателю дома № 10 не полагались, например, персональный автомобиль и средства на представительские расходы — он должен был сам обеспечивать себя даже бельем и посудой. Дочь Макдональда Ишбел, которая вела его хозяйство, продолжала покупать продукты в кооперативном магазине, а чтобы сократить расходы на отопление, семья обедала не в личных апартаментах, а в комнатах для приемов, которые отапливались за счет правительства.
Поэтому когда его старый друг, производитель печенья Александр Грант предложил ему во временное пользование автомашину «даймлер» и взаймы 40 тыс. фунтов в ценных бумагах, Макдональд с благодарностью принял его предложение. Основная сумма оставалась собственностью Гранта, а проценты, составлявшие 2 тыс. в год, доставались Макдональду. В такого рода услугах или в том, что они сохранялись в тайне, не было ничего необычного, по крайней мере по нормам общественной жизни 1920-х гг. Например, в бумагах Уинстона Черчилля находится письмо, которое он в свою бытность военным министром получил от сэра Эйба Бейли. В нем этот южноафриканский финансист сообщал, что покроет недостачу в случае любых потерь, связанных с размещением средств по его совету, прибыль же останется у Черчилля. Макдональда, однако, подвергли насмешкам (если не сказать хуже) из-за того, что он включил своего благодетеля в наградной список. Нельзя сказать, что Грант вовсе не заслуживал этой награды — титула баронета; в свое время он перевел 100 тыс. фунтов на создание Шотландской национальной библиотеки. И все же поступок Макдональда оказался несвоевременным, что и стало причиной незаслуженных нападок.
Тем не менее само по себе дело Кэмпбелла, при всех неприятных моментах и неудачных оправданиях премьер-министра, не должно было привести к падению его правительства. Премьер занял свой пост с четким пониманием того, что уйти в отставку он может, лишь потерпев поражение по жизненно важному политическому вопросу, либо после вотума недоверия. Данный же эпизод, считал поначалу Макдональд, является не более чем мелкой стычкой в обычной межпартийной борьбе. «Это всего лишь одно из злобных газетных выступлений, которые столь участились в последнее время», — говорил он королю. Но к началу октября Макдональд понял, что дело Кэмпбелла приобрело такой резонанс, что ему следует поставить вопрос о доверии. Обе оппозиционные партии искали повод для свержения правительства. Консерваторы надеялись, что победят на выборах, обыгрывая на них тему подчинения лейбористов коммунизму; либералы, как это ни парадоксально, боялись, что та самая умеренность лейбористов, которую они поставили условием их сохранения у власти, ослабит собственные позиции их партии, являющейся естественной альтернативой тори. 8 октября обе партии объединились и проголосовали за отставку правительства 364 голосами против 198.
На следующий день премьер-министр предложил распустить парламент. Король неохотно согласился, сетуя на то, что страна вынуждена нести лишние расходы и терпеть всяческие беспорядки, проводя за два года третьи всеобщие выборы, к тому же они вряд ли изменят соотношение сил в палате общин. Однако альтернативы не существовало — ни Болдуин, ни Асквит не были готовы сформировать правительство меньшинства. Тем не менее состоявшаяся 9 октября аудиенция проходила в теплой, а временами и весьма сердечной атмосфере — суверен и премьер-министр выражали друг другу взаимное уважение. «Вы поняли, что я нормальный человек, не так ли?» — сказал на прощание король.
Тема якобы проявленной правительством слабости в отношениях с Советской Россией настолько доминировала в ходе избирательной кампании, что его реальные достижения в других областях остались незамеченными. За четыре дня до выборов замешательство Макдональда еще больше усилило появление так называемого письма Зиновьева. Написанное якобы председателем Коминтерна Григорием Зиновьевым, это письмо требовало от британских коммунистов вовлекать сторонников лейбористов в подготовку вооруженного восстания. Экземпляр письма находился в распоряжении Форин оффис уже две недели, пока эксперты по России пытались определить его подлинность (эта дискуссия продолжается и поныне[139]). Потом сэр Эйр Кроуи, постоянный заместитель министра иностранных дел, узнав, что «Дейли мейл» получила текст письма и собирается его опубликовать, направил обращение во все английские газеты вместе с адресованным Раковскому протестом относительно советского вмешательства в британскую политику.
Макдональд, находившийся в предвыборной поездке в двухстах милях от Лондона, получил письмо на несколько дней раньше, однако его публикация все же застала премьера врасплох. Всегда не доверявший чиновникам Уайтхолла, он так и не назначил главу Форин оффис, на которого мог бы положиться. Более изворотливый политик, вероятно, мог бы обернуть письмо Зиновьева себе на пользу, осудив подрывную тактику Москвы. Однако Макдональд два дня хранил молчание, после чего выступил с бессвязным заявлением, только подтвердившим опасения консерваторов. Коминтерн и Форин оффис, считал он, сорвали ему выборы. Получив объяснения Кроуи, король сделал пометку:
«В данных обстоятельствах Кроуи был совершенно прав, опубликовав письмо, хотя он определенно поставил премьер-министра и его партию в затруднительное положение, а их оппоненты наживут себе на этом большой капитал. Однако было бы гораздо хуже, если бы „Дейли мейл“ опубликовала его, а Форин оффис сохранял бы молчание.
Так что в подлинности письма 3.
И все же публикация письма Зиновьева и неуверенное поведение Макдональда вряд ли оказали решающее влияние на результаты выборов. Настроения избирателей отразились в оглушительной победе консерваторов, получивших 413 мест в парламенте, намного больше, чем их соперники. 4 ноября 1924 г. Макдональд ушел в отставку. Вот что он записал:
«Король был очень дружелюбен. Благодарил меня за то, что я сделал… Подшучивал над договором с Россией. Я сказал ему, что моим преемникам придется проводить ту же самую политику. Он надеется, что мне не понадобится отдавать машину. Думает, что нападки были совершенно несправедливы. Это дало мне возможность упомянуть про нападки насчет придворной одежды. Он был раздражен и сказал, что это была атака на него лично. Выражал надежду, что я останусь его другом, как и он моим».
Собственная эпитафия короля первому лейбористскому премьер-министру весьма лаконична: «Мне он нравится. Я всегда считал его вполне надежным».
Если возвращение к власти консерваторов и вызвало у короля чувство облегчения, то он ничем этого не проявил — напротив, он предупредил новое правительство, чтобы оно не унижало и не провоцировало озлобленную лейбористскую оппозицию. Некоторыми кабинетными назначениями Болдуин его разочаровал,
