Капитаном корабля стал лорд Чарлз Скотт, сын герцога Бакклейча; старшим помощником — Джордж Хилл, родственник виконта Хилла, ставшего преемником Веллингтона на посту командующего армией. Среди помощников капитана был также Эштон Керзон-Хоу, сын графа Хоу, принадлежавший к прославленной в британском военно-морском флоте фамилии. В списке корабельных гардемаринов значились Уильям Пиль, внучатый племянник премьер-министра, и Джон Скотт, племянник лорда Чарлза Скотта и сам будущий герцог Бакклейч. Среди кадетов были сын герцога Лидского, сын виконта Гардинджа, одного из адъютантов королевы, и Росслин Уэмисс, будущий адмирал флота, правнук короля Вильгельма IV по линии его любовницы миссис Джордан. Надо сказать, что они были превосходными офицерами, и это подтверждалось в том числе и поведением нижней палубы. В Австралии с пяти кораблей эскадры из 1700 чел. дезертировали 108 матросов, и только один из них принадлежал к экипажу «Вакханки».
Принц Георг вместе с братом пользовались на борту весьма незначительными привилегиями. Они жили в одной каюте и могли пользоваться услугами Чарлза Фуллера, лакея из Сандрингема, возведенного в ранг их личного стюарда; в штормовую погоду братья освобождались от дежурства по лодкам. Эти незначительные послабления с лихвой перекрывались требовательностью их добросовестного наставника. Вот типичный отрывок из дневника принца Георга: «После полудня мы, как обычно, занимались гимнастикой, а потом вечером продолжали читать о свободной торговле и протекционизме».
Ведение дневника само по себе являлось для него важным делом. После «фальстарта» в 1878 г., когда записи в дневнике велись менее двух недель, Георг начинает его заново с 3 мая 1880 г. и непрерывно ведет более полувека — последняя запись сделана всего за три дня до смерти. Эта скупая хроника по стилю довольно бесцветна и почти лишена эмоций. Исторические перспективы как будто совершенно не трогают Георга; его меньше волнуют сами события, чем их годовщины, о которых он вспоминает вновь и вновь. Вот, например, запись от 6 августа 1935 г.: «Сегодня исполняется 56 лет с того дня, как мы ступили на „Вакханку“». Каждое утро, вне зависимости от того, находился он на суше или на море, Георг отмечал в дневнике направление ветра и прочие метеорологические сведения. По поводу столь малоинтересной информации его биографам остается только вздыхать, однако не следует забывать, что принц Георг принадлежал к тому поколению моряков, чья жизнь во многом зависела от погоды.
К пятнадцати годам он уже реально столкнулся со смертельной опасностью. В Индийском океане, где- то между Южной Африкой и Австралией, «Вакханка» попала в сильный шторм. Ее паруса были разодраны в клочья, серьезно пострадал руль; судно беспомощно дрейфовало далеко в стороне от остальных кораблей эскадры и более чем в четырехстах милях от ближайшего порта. Старшие офицеры корабля трое суток не спали, пока с помощью подручных средств не удалось кое-как отремонтировать судно. Отчет принца Георга об этом происшествии лишен каких-либо эмоций, словно написан рукой профессионала. Это тем более знаменательно, что совсем незадолго до того в Южной Атлантике один за другим погибли два матроса: один свалился с марселя «Вакханки», второй выпал за борт флагманского корабля «Инконстант» («Переменчивый»), Гибель товарища по команде глубоко тронула принца, и он даже обвел дневниковую запись за этот день аккуратной траурной рамкой. Во время путешествия случались и другие знаменательные события. Вот как описывает Дальтон загадочный эпизод, случившийся в океане, когда «Вакханка» находилась между Мельбурном и Сиднеем: «В четыре часа утра нам встретился „Летучий Голландец“. На расстоянии в 200 ярдов[6] по левому борту вдруг показались окутанные странным красноватым светом очертания двухмачтового брига с четко выделяющимися мачтами, рангоутом и парусами. Судно первым заметил впередсмотрящий на мачте, его также увидел с мостика вахтенный офицер, который немедленно направил на бак корабельного гардемарина. Но когда гардемарин, который тоже сверху видел странное судно, прибежал на бак, никакого корабля поблизости не оказалось — до самого горизонта простиралось спокойное море. Всего загадочное судно видели тринадцать человек… В 10.45 утра младший матрос, который первым сообщил о появлении „Летучего Голландца“, свалился с салинга носовой мачты на полубак — от него осталось только мокрое место».
Уже в самом конце круиза, когда «Вакханка» через Средиземное море возвращалась домой, друг принца Георга Джон Скотт «упал с верхушки грот-мачты, с высоты почти в сорок футов,[7] но в нескольких футах от палубы по счастливой случайности зацепился за поперечный канат, и потому остался жив».
Принц не позволял себе предаваться печальным воспоминаниям. Один из его сослуживцев- гардемаринов впоследствии вспоминал: «В течение пяти лет я был товарищем по команде нашего покойного короля, тогда мы оба были еще юнцами. В те времена между младшими офицерами, по необходимости, складывались весьма близкие и тесные отношения. В открытом море приходилось бывать неделями, дни зачастую тянулись довольно однообразно, а уж пища была более чем однообразна и всегда отвратительна — в основном соленая свинина и сухари.
Не забывайте, в те времена мы были лишены всякого комфорта. Тогда не существовало таких вещей, как электрический холодильник, поэтому свежие овощи и фрукты, вообще свежие продукты заканчивались очень-очень скоро по выходе из гавани. К тому же, когда за одним и тем же столом постоянно видишь одни и те же лица, в кают-компании может временами возникать довольно нервная обстановка. Тем не менее я не могу припомнить случая, чтобы принц Георг вышел бы из себя. Я ни разу не слышал от него ни одного худого слова. Бескорыстный, дружелюбный, спокойный и уравновешенный, он был идеальным товарищем по команде».
Спустя многие годы после того, как принц Георг ушел с морской службы, он любил, как и все моряки, вспоминать трудности ее первых лет: о долгих часах вахты, когда тебя хлещут дождь и ветер, о привязанных к ножкам стола стульях, о разбитой во время шторма посуде, среди которой вряд ли можно отыскать хоть одну целую чашку. Где-нибудь в Сандрингеме или Виндзоре он мог за рюмкой портвейна, небрежно постукивая печеньем по полированному столу, с наигранной рассеянностью выковыривать из него воображаемого долгоносика. Дневники, однако, повествуют и о том сибаритстве, которому предавалась команда, когда «Вакханка» заходила в порт: в меню сразу появлялись омары и черепахи, ананасы и авокадо, которые недаром назывались «маслом гардемарина». Принцы, как утверждают, гурманами не были. На государственном приеме в Токио принцу Георгу больше всего понравился «простой вареный рис, который оказался очень вкусным».
Лорду Чарлзу Скотту и Дальтону временами было нелегко решить, когда с принцами нужно обращаться как с внуками королевы, а когда — как с простыми гардемаринами. Иногда подобная смена статуса происходила довольно резко. В Александрии после официального визита мальчики возвращались на «Вакханку» на «двух огромных баркасах, на одном из которых стояла огромная кушетка, обитая синим с золотом бархатом под тяжелым шелковым балдахином — все в истинно восточном духе». На следующий день дневниковая запись у Георга начинается так: «Встал в 5 часов утра, отстоял утреннюю вахту». Не дозволялось им и подражать расточительным привычкам своего отца. Когда много лет спустя принцу Георгу показали собранный одним гардемарином альбом тринидадских марок, он заметил, что у этого молодого человека, вероятно, было гораздо больше карманных денег, чем в свое время у него.
Когда корабль заходил в порт, у Дальтона уже была готова экскурсионная программа. Однако принцам разрешались порой и другие, традиционные для морских офицеров развлечения: купание и крикет, верховая езда и танцы, пикники и вылазки в глубь страны. После шумных игр на Ниле композитор Артур Салливан записал, что принц Георг «изрядно меня потрепал». Развлечения на борту «Вакханки» были довольно своеобразными. Когда корабль плыл с островов Фиджи в Японию, команда ловила акул на плавающие жестянки, начиненные порохом (в качестве приманки использовалась свинина). Когда рыба подплывала вплотную, заряд подрывали, отрывая акуле голову. Где-то между Южной Африкой и Австралией увлекались не менее странным спортом: «После завтрака мы отправились к „шефу“ ловить на крючок и леску альбатросов, великое множество которых летало вокруг корабля. Довольно скоро мы одного из них подцепили и вытащили наверх, после чего освежевали: это был настоящий красавец с размахом крыльев не менее десяти футов».
Очевидно, «старому моряку»[8] Колриджа не нашлось места в том пространном списке литературы, которую Дальтон приготовил для своих учеников.
Никогда — ни на борту «Вакханки», ни в более поздние годы — принц Георг не видел противоречия между любовью к животным и птицам и желанием убивать их ради спортивного интереса. Тот же самый мальчик, который находил удовольствие в бессмысленном уничтожении акул и альбатросов, проявлял нежную заботу о случайно севших на палубу птицах; он даже был готов нарезать для них баранину
