Кукушеньки

Ирина Игоревна Ильина Кукушеньки

В шесть утра из мобильника раздалось противным гнусавым голосом:

— И жили они потом долго и счастливо и умерли в один день.

Я проснулась: 'Что это за 'доброе утро' в воскресенье?' — подумала возмущенно. Странно! Вставать в такую рань совсем не хотелось, но звук работающей кофемашины и запах кофе вытащили меня из постели. 'Еще странней, кто бы это мог быть? Мама уехала, мужа я в очередной раз выгнала… Кто это?' Осторожно ступая, пробралась на кухню. Никого! На столе на перламутровых подставочках две чашечки кофе, вернее, одна с ароматным дымящимся кофе, вторая уже пустая! И никого! Кофемашина продолжала тихонько бурлить. Обычно я утром выпиваю сразу две чашки. 'Муж вернулся? Нет, я же в этот раз и ключ у него забрала! Кто это?' — мысли носились в броуновском движении. Я еще не решила, что мне делать — пугаться, просто удивляться или не обращать внимания. 'Для начала — кофе', — подумала, пододвинула табуретку, села и с грохотом оказалась на полу. Услышала гнусный смешок и гнусавый, слегка надтреснутый голос:

— Кукушеньки! А дальше, дальше-то что будет!

Подскочив на ноги, огляделась: никого, перевернутая табуретка валялась на полу рядом. Стало немного не по себе. 'Что же это такое?' — подумала я, взяла со стола чашечку и попыталась отхлебнуть. Кофе, почти кипящий, выплеснулся мне на грудь! Какое счастье, что я напялила этот толстый махровый халат, иначе точно был бы ожог! 'Да что же это такое, — тоскливо подумала я, — что же делать? Куда бежать?' В ответ этим мыслям раздалось все так же гнусаво:

— Беги, не беги, не убежишь.

И на меня вылилась вода. Целое озеро воды! Я, схватив ключи, бросилась в подъезд и затарабанила в двери соседям сверху:

— Откройте! Вы заливаете меня! Вода льется обвалом, — орала я.

Заспанная соседка удивилась:

— Где заливаем? — пролепетала испуганно.

— В кухне вода льется рекой, видите, — я развела руки, показывая свои мокрые волосы и халат.

— Да, да, мы сейчас посмотрим, проходите, — она широко распахнула дверь.

Но в кухне было совершенно сухо. Я спустилась к себе. Никаких следов воды, зато — дымились розетка и кофемашина. Следом прибежал соседкин муж.

— Да у вас сухо, у вас — пожар, — заорал он, и вылил остатки кофе из моей чашки на кофемашину.

Та громко фыркнула и загорелась синим огнем.

— Пожарных, вызывайте пожарных, — прокричал он и понесся к себе.

Через две минуты я услышала, что они с женой бежали вниз, волоча за собой что-то, видимо, большое и тяжелое.

Судорожно набрала ноль один. Из трубки донеслось гнусаво:

— И жили они долго и счастливо и умерли в один день.

Набрала ноль два — то же самое. Я набрала ноль три. Приятный женский голос произнес:

— Не волнуйтесь, высылаем психбригаду по вашему адресу.

— Как психбригаду? Я же еще ничего и не сказала!

— И жили они долго и счастливо и умерли…

Не дослушав наглый гнусавый голос, быстро оделась и выскочила из квартиры. Возле подъезда столпились соседи. Они тревожно поглядывали на мое кухонное окно и переговаривались:

— Что же она не выходит? — спрашивала одна.

— Где же пожарная бригада?! — возмущалась другая.

— Почему же дыма не видно? — удивлялась третья.

Я прошла сквозь плотные ряды, расталкивая и наступая им на ноги, но меня не заметили. Навстречу неслась пожарная машина с диким трезвоном сирены. Я попыталась сделать шаг в сторону — невидимая стена, в другую, тоже!

— Кукушеньки, — пропел гнусавый голос.

Пожарка была уже так близко, что сквозь лобовое стекло светилось испуганное лицо водителя. Я поняла: он старательно давит на тормоз, но машина не останавливается! Вокруг было нечто, тогда я изловчилась, подпрыгнула и схватила ветку дерева над головой, оттолкнулась от земли и взмыла вверх. Когда приземлилась обратно, пожарка скрипела тормозами около подъезда, а из окна кухни появился легкий дымок. Немного посомневавшись — а не вернуться ли, решила, что надо уходить. Невесть что наступало мне на пятки.

Пошла в церковь. Подходя к ближайшей, обнаружила широченнейший ров через всю дорогу, около следующей прорвало горячую воду, в третьей — был ремонт и во внутрь не пускали.

'А не поесть ли мне?' — пришла неожиданная мысль. Вошла в первое попавшееся в кафе. Там все было тихо и пристойно. Я поела, выпила кофе, закурила долгожданную сигарету и подумала: 'Как хорошо!'. 'Да, вкусно', — ответил мне спокойно все тот же гнусавый голос. И опять рядом никого! Теперь я почувствовала страх. 'Что это со мной? Кто это? И за что это?' 'Слишком много вопросов. А отвечать я вообще не собираюсь', — прогнусавил мой преследователь. Я сидела в кафе так долго, как не позволяли приличия. Ушла, когда официантка спросила:

— Вы поели три часа назад, может уже пора пообедать?

— Нет, нет, — отказалась я, — спасибо, я тут у вас совсем засиделась.

За порогом знойное солнце плавило асфальт. Даже птицы молчали. Я в раздумье смотрела перед собой, а в голове крутилась мысль: 'Куда? Домой?'

— Попробуй, — ответил гнусавый.

'Нет, домой нельзя', — поняла я. Поплелась под палящими лучами вглубь старого парка. Там есть такие деревья, что обязательно будет тень. Услышала шаги за спиной. Оглянулась — никого. Вот и тенистые аллеи с лавочками и небольшими альпийскими горками. Выбрав уютное местечко, где тень погуще, присела. Тяжелая дубовая доска проломилась подо мной, ушибив мне ногу. Снова — гнусавый смешок. Тогда я, как хороший спринтер, бросилась сквозь парк к реке. Неслась во весь опор. Казалось, другие думают медленней, чем я бегу. Ощущая крылья за спиной, не заметила препятствие и сбила с ног старую цыганку. Та тут же заверещала:

— Сумасшедшая, смотреть надо! — вдруг успокоившись, потребовала, — дай погадаю!

Лежа рядом с ней на траве, протянула цыганке руку, та, едва взглянув, заголосила:

— Бедная дитя, бедная! Не войдешь в свой дом, не найдешь друзей, за тобой Оно!

Цыганка закрутилась на месте юлой и исчезла с протяжным воем. Я поднялась и медленно пошла дальше. Речки не было, и парк стал похож на густую лесную чащу, под ногами — бурелом, сухие ветки с треском ломались, и я все время рисковала провалиться вниз, но что-то все-таки меня удерживало. Наконец, впереди забрезжил свет, потянуло дымком костра. Я вышла на поляну, там расположился цыганский табор. Костер горел посредине, вокруг с бубнами в руках носились в диком танце молодые цыганки, развевались яркие разноцветные юбки, чуть поодаль курили самокрутки старухи, дети выглядывали из стоящих с краю кибиток, а кони паслись среди молодых деревьев. Идиллическая картина вызвала в душе робкую надежду на спасение, но, заметив меня, цыгане похватали детей, старухи впряглись в повозки, а парни рубили канаты, которыми были стреножены кони. Через несколько секунд о бывшем здесь недавно таборе напоминал только потухающий костер. Я бежала следом с криками:

— Я, как же я! Возьмите меня!

В ушах свистел ветер, да хихикал гнусавый. Выбежав из леса, оказалась на берегу реки прямо перед мостом, далеко на середине которого, колыхались в беге лошади, цыгане и их кибитки. Медленно, из последних сил, вползла на мост.

— Кукушеньки! — произнес противный, пугающий, гнусавый голос.