умерить постепенно пробуждающуюся настойчивость ее тела. Ее столь горячий отклик заставил его ускорить темп, пронзая ее до конца, и постепенно он отбросил всякую сдержанность. Вырвавшаяся на свободу страсть закружила Джесс в мучительно-сладком водовороте какого-то смутного ожидания. Из ее груди вырывались нежные приглушенные стоны, ей казалось, что она навсегда останется парить в этом изысканно нереальном мире, не в силах сделать еще один, последний, шаг, когда невозможное стало сбываться. Земля накренилась и поплыла под ними.
Может быть, виновата была нарастающая настойчивость его голоса, когда он назвал ее по имени, или, может быть, это был ответ ее тела на разгоревшуюся в нем страсть, но это была сила, полностью поглотившая обоих, вознесшая их на вершину немыслимого блаженства и оставившая лежать — счастливыми, изнуренными и обессиленными в объятиях друг друга.
Душа и тело Джесс находились в волшебном усыпляющем тумане, мире грез, в котором она была бы счастлива остаться навсегда. Но когда с мягким стонущим вздохом Луиджи освободил ее от своего веса и перекатился на спину, по-прежнему прижимая к себе, она вдохнула терпкий, опьяняющий аромат его тела, и ее наполнила мучительная острая боль любви, которую оказалось невозможно выразить словами.
— Джессика?..
Она услышала свое имя и протянула руку, положив ее поперек его мускулистой груди, с наслаждением поглаживая шелковистые волосы на ней. Под ее рукой билось его сердце, билось ровно и ритмично.
— Когда ты сказала, что не боишься… Бог мой, как я мог даже предположить? Неужели это правда, Джесси?
— Что?.. — Она прижалась лицом к его плечу.
— Джесс, я пытаюсь быть дипломатичным, а ты мне в этом не помогаешь! — пожаловался он, прижимая ее к себе и покрывая лоб и виски нежными поцелуями.
— Ты — дипломатичным? — поддела его Джесс.
— Ты должна сделать скидку на то, что английский — не совсем мой родной язык, — возмутился он, — но если ты так немилосердно настаиваешь! — Он разразился мелодичным потоком итальянских слов.
Счастливая и радостная, она засыпала в кольце его рук. Позже, после того, как страсть снова бросила их друг другу, в ее сердце, бьющемся возле сердца Луиджи, жила уже очень робкая надежда.
7
— Боюсь, что я уже немного расплескал…
Джесс открыла глаза, отбросила одеяло и села в кровати. Сонно потянувшись, она удивленно вздохнула, ощутив ноющую, но сладкую боль во всем теле. Ее память была полна тем, что произошло накануне. Она находилась в его комнате, в его постели?
— Беда в том, что я забыл оставить место для молока, — продолжал Луиджи, нахмурившись. Его взгляд был устремлен на до краев наполненную чашку, которую он медленно нес к столику возле кровати.
Боясь полностью выдать свои чувства, Джесс с трудом оторвала взгляд от его привлекательного слегка небритого лица и перевела его на забинтованную руку своего возлюбленного. Повязка была вся в коричневых разводах.
— Луиджи, что случилось с рукой?
— Я же сказал, — усмехнулся он, ставя чашку на столик и присаживаясь на край кровати, — я налил слишком много чая.
— Чая? — эхом повторила Джесс, пытаясь не замечать странные черные хлопья, плавающие на поверхности.
— Я знаю, что по утрам ты предпочитаешь чай. — Он взял ее руку и прижался губами к ладони. — Доброе утро, соня, надеюсь, ты хорошо спала?
Не в силах произнести ни слова от переполнявшего ее счастья, Джесс потянулась вперед и прижалась щекой к его темным шелковистым волосам, ласково теребя их свободной рукой. То, что он встал, чтобы приготовить чай, было почти как объяснение в любви и тронуло ее даже больше, чем нежные поцелуи, которыми он покрывал ее ладонь.
— Давай я сменю тебе повязку, — прошептала она ему в ухо, — а потом мы должны найти врача, чтобы он осмотрел рану.
— Позже, — пробормотал Луиджи, еще раз прижимаясь губами к ее руке и глядя на часы. — Боюсь, я должен наведаться в гостиницу миссис О'Брайен — примерно минут через десять мне туда позвонят… — Он с улыбкой отстранил ее от себя, но в его глазах остался голодный огонек.
— О, — только и ответила Джесс, чувствуя, что млеет от этой улыбки, обещающей счастье.
— Да, — печально усмехнулся Луиджи. — Наверное, это мой кузен Джакомо, — он способен разыскать даже отшельника в пустыне Калахари. Миссис О'Брайен прислала Робина с сообщением, что мне кто-то звонил и позвонит еще раз попозже. — Он протянул здоровую руку и нежно убрал с ее лица прядь волос. — Пожалуй, я пойду. Не думаю, что миссис О'Брайен будет рада исполнять обязанности телефонистки.
— Конечно, не будет, но для тебя она наверняка сделает исключение, — прошептала Джесс, обнимая его за шею.
— О нет, — мягко запротестовал Луиджи, — у меня как раз кончается выдержка. — Он запечатлел у нее на лбу целомудренный поцелуй и двинулся к двери.
— Луиджи, не забудь спросить у миссис О'Брайен про врача. Мне будет спокойнее, если он осмотрит рану! — крикнула ему вслед Джесс.
— Твоя воля для меня — закон. — Смеясь, он послал ей воздушный поцелуй и закрыл за собой дверь.
Проходили часы, и воображение Джесс рисовало ей картины одну ужаснее другой: то ей мерещилось, что он попал под машину, хотя она видела на острове только один автомобиль, да и тому было место скорее в музее; то, что из-за раны внезапно произошло смертельно опасное заражение крови… На протяжении этих нескольких часов она постепенно спускалась на землю с облаков иллюзий, в которых с таким блаженством витала. Если бы Луиджи ее любил, он не должен был заставлять ее так страдать час за часом — ужасные часы… он бы нашел способ как-то ей сообщить о том, что происходит.
Джесс вывел из состояния оцепенения, в котором она пребывала, звук открывающейся входной двери. Она затаилась, едва дыша, ожидая, что сейчас перед ней появится наконец Луиджи. Но после бесконечного ожидания она услышала только журчание воды, наливаемой в чайник, донесшееся из кухни, а потом загремела посуда, которую доставали из шкафа.
Она подалась вперед, ее тонкие пальцы выделялись голубоватой бледностью на фоне темного дерева камина, в который она вцепилась, почувствовав приступ слабости. Конечно, он знал наверняка, что она дома и все же даже не зашел, даже не окликнул ее. Ну и что? — горько усмехнулась она про себя. Она должна была знать, с какого рода мужчиной имеет дело, к тому же он никогда не делал секрета из того, что именно ему от нее нужно… Но эта блаженная ночь и нежное утро!.. Она буквально разрывалась между злостью и волнением… А что, если он получил плохие новости из дома? В любом случае нельзя заставлять другого человека переживать столь ужасные часы!
Когда Джесс вошла в кухню, Луиджи сидел за столом, мрачно уставившись на стоявшую перед ним чашку с кофе. Небритое лицо придавало ему еще более мрачный облик.
— Ничего себе телефонный разговорчик! — Голос Джесс странно звенел оттого, что она боролась с почти непреодолимым желание накинуться на него с обвинениями. — Кажется, он продлился добрых шесть часов?
— Ты права, это был тот еще звонок! — неприязненно бросил Луиджи, потом поднял с кресла пачку газет и швырнул их на стол. — Почтовый катер привез английские газеты, думаю, они тебя заинтересуют.
Джесс посмотрела на него как на сумасшедшего — может быть, он и вправду сошел с ума, подумала она с тревогой. Однако, когда она отвернулась от Луиджи и занялась приготовлением чая, в ней
