— Это история с бородой, — сказал Ридз. — Но никто ничего действительно не знает.
— А я даже не слышала, — сказала Калина Зданевич.
— О, это настоящая загадка, — сказал Джон Ло. — Они увидели на дне, в иле, следы гигантов. Так им показалось.
— Что же это было?
— Углубления, похожие на отпечатки гигантских ступней. Два-три метра в длину. Расположены они по какому-то периодическому закону. В 1960 году такие же следы засняты на дне Индийского океана советской глубоководной камерой.
Меня забыли, и я думал о своем. Я нашел ключ к своим переживаниям. Вот четыре стихии древних: земля, огонь, вода, воздух. Пятую придумал Ольховский: жизнь. И еще две стихии — любовь, разум.
Да, я знал теперь семь стихий. Как же иначе! Недаром я плавал на «Гондване»: можно было ведь ограничиться полной связью или даже телеканалом. Говорят, что любовь — тайна. Но любая из стихий тоже тайна. Нам не доведется увидеть ни близкое сияние новых миров — звездных огней будущего, ни многие и многие отдаленные небесные земли-планеты с их диковинами. И никто не предскажет тайфун или смерч, несмотря на кажущуюся простоту задачи.
В проеме окон, над головами людей, открывались дали, охваченные слабым вечерним сиянием. Внизу был город. Здесь, в излюбленном нами зале, чувствовалась высота: двести метров от подножия сопки и тридцать этажей. Я встал и подошел к окну. Море казалось белым в лунном свете. Его бороздили голубые, красные и желтые огни. Над ним оставляли фосфоресцирующий свет террапланы и эли. Розовые и голубые огни в окнах разбегались правильными рядами по вертикалям и горизонталям — улицы казались висящими в воздухе елочными гирляндами. Отсюда, с высоты, были плохо видны детали, а знакомые ориентиры сместились так, что я долго искал северные радиомаяки и станции полной связи. В той стороне на высокие вершины спускались туманы и облака окутывали каменные глыбы и заполняли ложбины.
Я осторожно открыл окно. Ворвался свежий холодный воздух, запахи гор и леса. Ветер донес до меня звуки «Эстрелиты» Понсе. И потом — чарующие танцы Глазунова…
Где-то сейчас «Гондвана»? Хотелось махнуть рукой на все и улететь. За час я смог бы вызвать «Гондвану», узнать координаты и еще часа через четыре быть там. На борту. И почему это я, в самом деле, так редко навещал «Гондвану»? Вечные дела и хлопоты, а выкроить несколько часов на дорогу не удавалось. Сегодня наступил перелом, я знал. Теперь все будет иначе, повторял я. Будет по-другому. Это сентябрь был таким хлопотным.
Как это случилось
Как это случилось? На борту «Гондваны» приняли сигналы тревоги. Чувствительные гидрофоны непонятным для непосвященных языком рассказали о беде; весть звучала, как музыкальная гамма — высота звуков нарастала, потом убывала. Но они были короткими, как вскрик. Будь они немного послабее, приборы не смогли бы их уловить.
«Дельфины!» — подумала Валентина. Ей не нужно было ничего разъяснять. Сигналы пропали, значит, дельфины были далеко, но зря они не стали бы тревожить своих сородичей, да и двуногих друзей тоже.
Стояла ясная тихая ночь накануне полнолуния. Валентина быстро собралась, доложила о курсе, которого, как ей показалось, нужно было придерживаться, и вышла в океан на спасательном аппарате. Через час стало ясно, что ультразвуковые импульсы дельфинов могли дойти по волноводу: игра случая порой так перемещает воды различных слоев, что образуется как бы тоннель под водой — по нему звук бежит, отражаясь от более плотных горизонтов. Такой волновод может ввести в заблуждение, если он хотя бы немного изгибается. Пеленг окажется мнимым.
Валентина запросила «Гондвану». Автомат гидрофонов ответил ей, что новых сигналов не поступало. Чуть позже за пультом управления оказался Энно, он потребовал возвращения Валентины, но Ольховский разрешил ей продолжить поиск. Это ведь была ее прямая обязанность: помогать обитателям океана, значит, всему океану.
Старик всполошился. Ему еще иногда чудился «Летучий голландец» по ночам, а в своей каюте он держал забытые всеми книги, в которых, разумеется, было больше вымысла, чем правды, о разных бедствиях, кораблекрушениях и таинственных исчезновениях целых экипажей. Но потом он вспомнил «Бегущую по волнам», и это немного успокоило его: да, женщины выходили в океан. В одиночку. Воспоминание было смутным: он даже не знал, было ли то легендой, поверьем или писательской фантазией.
Он так и не смог помочь Валентине. Ни одного сигнала от дельфинов не поступило на «Гондвану», и Энно решил, что акустический канал разрушился или судно оставило его за кормой. Других объяснений не было.
А Валентина продолжала слушать океан. Она решила отклониться от курса и вдруг напала на след. Новая серия импульсов. Еще несколько минут хода и связь с дельфинами стала устойчивой. Она ответила им: аппарат послал сигналы помощи, тоже, конечно, ультразвуковые. В этот момент ее отделяло от «Гондваны» около двухсот километров.
У горизонта показалась темная громада острова. Ни одного огня только радиомаяк посылал предупреждения: осторожно — мель! осторожно заповедник!
Валентина включила инфракрасный прожектор и увидела на трехмерном индикаторе тот же остров, но уже хорошо освещенный, как в ясную солнечную погоду. Теперь была видна береговая линия с белыми бурунчиками волн. В бухте она сумела разглядеть один-два так хорошо знакомых ей округлых плавника. Это были крупные афалины — дельфины, любящие теплую воду тропиков. Она подумала, что на зов бедствующих сородичей откликнулись другие дельфины и приплыли сюда и это именно их она увидела сейчас. Что произошло?
Она подвела аппарат поближе, послав ультразвуковые предупреждения. В ответ посыпались импульсы, и компьютер быстро перевел их на язык слов настолько точно, насколько это было возможно при общении с существами, не умевшими говорить, не знавшими языка, но понимавшими, казалось, попытки человека установить контакт. Она узнала: несколько десятков дельфинов здесь, в этой бухте, могли бы погибнуть. Она погрузила аппарат в воду и наблюдала, как афалины выталкивали наверх дельфинов, готовых погрузиться на дно. Потому что под водой дыхательный аппарат дельфина словно на замке — сигналы, обычно поступающие в легкие, заторможены. Человек продолжает дышать, даже потеряв сознание. У дельфинов все иначе: чтобы снять тормозящие дыхание сигналы, он должен обязательно всплыть на поверхность. Если он сам не может этого сделать, его выносят на поверхность другие.
Афалины помогали своим. Наверное, они подоспели ненамного раньше Валентины: судя по тревожным импульсам живых сонаров (щелканье и звуки, напоминающие скрип двери), они искали врагов. Тщетны были эти попытки. Враги были невидимы: едва заметный беловатый налет покрывал спинные плавники и тело дельфинов — новая разновидность вирусной болезни, как удалось установить Валентине. Больные дельфины скоро не смогут двигаться. Тогда смерть. Пока самых слабых из них выносили наверх несколько здоровых афалин. Нетрудно было догадаться, что произойдет через два-три часа.
Валентина приблизилась к одному из дельфинов, подняла его механической рукой на поверхность. Он глотнул воздух. У Валентины было теперь в распоряжении несколько минут. Она взяла образцы пораженных тканей лимфы и крови. Через минуту-другую молекулярный анализатор дал ответ: из множества лейкоцитов выделена устойчивая форма. Организм вырабатывает своеобразные антитела — они атакуют вирус… Всего несколько клеток оказались пригодными для работы. Валентина включила синтезатор, и зеленый огонек на панели тревожно замигал: собранный материал был различным по структуре. Это равносильно недоуменному вопросу: что же синтезировать?
Валентина разделила клетки, и прибор дал первую серию вакцины. Вскоре было выделено действующее начало — антиген.
Волосы закрывали ей глаза, руки и лоб были горячими. «Наверное, простуда», — решила Валентина.
