стоило мне увидеть, что брат Константин придерживается прямо противоположного мнения.
Хотя Смерть была куда проще, чем калейдоскоп костей, который преследовал меня в буране, я вдруг почувствовал, что они похожи. В театральности, манерности, застенчивости, которых не было у задержавшихся в этом мире мертвых. Даже полтергейст призрак вызывает не для того, чтобы произвести максимальный эффект на живых. У него нет желания кого-либо пугать, он просто хочет стравить распирающее его раздражение, презрение к себе, ярость, вызванную тем, что он застрял в некоем чистилище между двух миров.
Завораживающие трансформации костяного чудовища в окне говорили о тщеславии: смотри, какое я чудо, замри в восторге и трепещи. Вот и Смерть двигалась, как самодовольная балерина на сцене, нарочито, в ожидании аплодисментов.
Тщеславие — чисто человеческая слабость. Ни одно животное на тщеславие не способно. Люди иногда говорят, что тщеславие есть у кошек, но кошки заносчивы. Они уверены в своем превосходстве и не жаждут восхищения, как тщеславные женщины и мужчины.
Призраки, задержавшиеся в этом мире, могли быть тщеславными при жизни, но лишились тщеславия, осознав, что они — смертные.
А вот теперь эта Смерть насмешливо махнула мне рукой, мол, иди сюда, словно я мог настолько испугаться ее устрашающего вида, настолько проникнуться восторгом (ну как же, она великолепна), что сам надел бы петлю на шею и не стал бы защищать свою жизнь.
Тот факт, что эти два столь несхожих внешне существа разделяли одну, очень уж человеческую, присущую только человечеству черту — тщеславие, определенно имел очень существенное значение. Но почему, я пока сказать не мог.
В ответ на приглашающий жест Смерти я отступил на шаг, и она вдруг яростно бросилась на меня.
Прежде чем я успел блокировать ее атаку, правая рука Смерти сомкнулась на моей шее и с нечеловеческой силой оторвала меня от пола.
Рука эта была неестественно длинной, поэтому я не мог ударить нападающую, не мог дотянуться до черноты под капюшоном. И мне не осталось ничего другого, как пытаться оторвать ее пальцы.
Хотя рука выглядела обычной человеческой рукой, из плоти и крови, изгибалась, как обычная человеческая рука, крови в ней как раз и не было. Мои пальцы скользили по бледной коже с таким же звуком, как мел по грифельной доске.
Смерть ударила меня о колонну, и я приложился затылком к камню. На мгновение буран закружился в голове, порыв снега за глазами едва не отправил меня в вечную зиму.
Я принялся пинаться, но мои ноги лишь путались в шелковистой черной рясе, потому что тело, если оно там и было, более всего напоминало ртуть или деготь, в который засасывало чудовищ Юрского периода.
Я попытался набрать полную грудь воздуха, и мне это удалось, потому что Смерть только держала меня над полом, а не душила, возможно, для того, чтобы на моей шее, когда меня достанут из петли, нашли бы только следы веревки.
Она оторвала меня от колонны и в тот же момент бросила петлю, которая поплыла ко мне, словно кольцо темного дыма. Я откинул голову. Петля скользнула мне по лицу и вернулась в левую руку Смерти.
Я понимал, что, накинув мне на шею петлю, она тут же выбросит меня за парапет, и я звоном колоколов возвещу о своей смерти.
Я перестал отрывать руку, которая по-прежнему крепко держала меня за шею, и схватился за петлю, оборвав вторую попытку Смерти затянуть на моей шее пеньковый галстук.
Вглядываясь в черноту под капюшоном, я услышал собственный хрип:
— Я знаю тебя, не так ли?
Вопрос, рожденный интуицией, сработал магически, словно заклинание. Что-то начало формироваться там, где полагалось быть лицу.
И Смерть уже не так яростно пыталась надеть на меня петлю.
В моем голосе добавилось определенности:
— Я знаю тебя.
Под капюшоном контуры лица начали приобретать черты, превращаясь в черную маску.
Четкости, конечно, не хватало, лица я узнать не мог, оно напоминало отражение на поверхности пруда, когда лунный свет не падает на темную воду.
— Матерь Божья, я тебя знаю, — в третий раз повторил я, хотя интуиция все еще не подсказывала мне имени.
Моя настойчивость приводила к тому, что лицо проступало все четче, словно мои слова вызывали в пришельце чувство вины и неодолимое желание признаться, кто же он такой.
Смерть отвернулась от меня. Отбросила меня в сторону, швырнула веревку. Петля упала на меня, распростертого на полу звонницы.
А в следующее мгновение Смерть поднялась на парапет между двумя колоннами и после короткой заминки сиганула вниз, в буран.
Я вскочил с пола в тот самый момент, когда Смерть прыгнула вниз, и наклонился над парапетом.
Ее ряса развевалась, словно крылья, она грациозно приземлилась на крышу церкви и тут же перепрыгнула на другую, более низкую крышу.
И хотя я понимал, что Смерть совсем не призрак, что сверхъестественного в ней меньше, чем неестественного, она полностью дематериализовалась, как и полагалось призраку, пусть такого способа дематериализации мне видеть еще не доводилось.
В полете Смерть рассыпалась на множество осколков, как тарелочка на ружейном стенде. Миллион снежных хлопьев перемешался с миллионом частичек Смерти в некую черно-белую картинку, калейдоскопический образ, возникший в воздухе, и его в следующее мгновение безо всякого почтения разметал ветер.
Глава 26
В приемной на первом этаже я присел на край дивана, чтобы надеть лыжные ботинки, которые уже высохли.
Мои ноги еще не отогрелись. Я бы очень хотел усесться в кресло, положить ноги на табуретку, завернувшись в теплый халат, почитать хорошую книгу, поесть пирожных, запивая их кружками горячего какао, которые приносила бы мне фея-крестная.
Будь у меня фея-крестная, она напоминала бы актрису Анджелу Лэндсбери, играющую в сериале «Она написала убийство». Фея любила бы меня всем сердцем, предугадывала все мои желания, каждый вечер перед сном подтыкала бы одеяло и целовала в лоб, потому что проходила тренировочную программу в Диснейленде и дала клятву крестной в присутствии сохраняющегося в криогенной заморозке трупа Уолтера Диснея.
Я поднялся и пошевелил еще холодными пальцами.
Караулило меня костяное чудовище или нет, мне предстояло вновь выйти в буран, если не в этот самый момент, то скоро.
Какие бы силы ни действовали сейчас в аббатстве и школе Святого Варфоломея, мне ни с чем подобным сталкиваться не приходилось, я никогда не видел таких призраков, и у меня не было уверенности, что я сумею вовремя разгадать их намерения и предотвратить беду. Если бы не удалось идентифицировать угрозу, мне потребовались бы сильные руки и храбрые сердца, чтобы помочь защитить детей, и я знал, где их искать.
Бесшумно — белая ряса глушила шаги — прибыла величественная сестра Анжела, воплощение снежной богини, покинувшей дворец, чтобы проверить действенность бурана, который она наслала на Сьерру.
