Вошёл лейтенант, задержавшийся на площади перекинуться парой слов со знакомым.
– Вот, Ваня, – начал он, с покряхтыванием располагая своё грузное тело за другим столом, – ты колысь бачив таке?
Аполлон заметил, что тон лейтенанта уже не такой суровый, даже с каким-то оттенком благодушия. Вообще, внешний вид этого грузного немолодого человека был нисколько не воинственный. Было очевидно, что из себя он выходил крайне редко и когда уж совсем, наверное, бывало невмоготу.
Лейтенант словно угадал мысли Аполлона:
– Скильки рокив служу на станции, а такого зи мною ще нэ було.
– Что? – молодой милиционер закурил. – Оформлять протокол?
– Почекай, – лейтенант повернулся к Аполлону. – Вот ты мени скажи, хлопче, звидки ты взявся тут такий? Скильки працюю… та чого працюю – скильки живу, а такого попугая, та ще в трусах, у самому людному мисци ще николы нэ бачив. Та щоб ще й ногами махав. Ни, ты подывысь, подывысь на нього, Ваня, ты колысь бачив таке чудо? Хоч бы окуляры зняв, петух.
Аполлон догадался, что этот не совсем понятный для него язык, на котором говорил лейтенант, – украинский. И в самом деле, здесь, в приграничной зоне Украины и России, был в ходу свой, особый язык – невообразимая смесь украинского с русским, причём диапазон пропорций их был очень широким – от почти чистого украинского или русского до 'пятьдесят на пятьдесят', да иногда ещё и с белорусским акцентом – Белоруссия тоже рядом. Тем не менее, все друг друга прекрасно понимали. Хотя у лейтенанта явно доминировал украинский, смысл сказанного им Аполлону был ясен, как божий день.
– Ладно, давай паспорт.
Аполлон достал из кармашка сумки паспорт, с некоторой робостью протянул лейтенанту. Тот взял документ, раскрыл, прочитал:
– ИванСв Аполлон Флего… гон… Флегонтович.
Перевернул несколько страничек, посмотрел на фотографию, перевёл взгляд на задержанного. Аполлон побледнел и даже как-то сжался.
– Окуляры зними, Аполлон Флегонтович, – сказал лейтенант.
Было заметно, с каким удовольствием лейтенант произнёс непривычное имя-отчество. Аполлон понял, что от него требуют, нехотя снял очки.
Оба милиционера уставились на него, как в экран телевизора с Пугачёвой на сцене. Аполлон с обречённым видом посмотрел на лейтенанта.
– Це хто ж тэбэ так розмалював? Як яйце на Паску, – похоже было, что лейтенант даже обрадовался неожиданному открытию. – Та вин, сдаеться мени, и вправду цаца. А я вже було подумав, що вин брыкнув мэнэ спросонку.
Аполлон поспешил подтвердить это первоначальное предположение, обрадовано кивнул головой:
– Конечно спросонку! Да вы сами подумайте, какому идиоту придёт в голову бить милиционера?.. Задремал я на солнышке.
– И що ж тоби приснилось? Судя по тому, як ты мэнэ обизвав…
В этот момент открылась дверь, и в комнату вплыла полная женщина лет пятидесяти с хозяйственной сумкой.
– А-а-а, Матвеевна, – лейтенант обрадовано привстал навстречу вошедшей, – сто рокив тэбэ нэ бачив.
Женщина тоже расплылась в улыбке:
– Здравствуй, Петрович! – она повернулась к Ване. – Здравствуй, Ванечка!
Она снова повернулась к лейтенанту:
– Я по делу к тебе, Петрович.
Заметив сидящего у стены Аполлона, женщина как бы вскользь, но с любопытством, пробежалась по нему взглядом.
Лейтенант не преминул использовать момент для того, чтобы доставить себе, а заодно и своей знакомой, удовольствие насладиться лишний раз таким редким сочетанием:
– Це, Матвеевна, Аполлон… – он заглянул в паспорт, – Флегонтович ИванСв!
– ИвАнов, – поправил его Аполлон и приветливо улыбнулся женщине.
Та добродушно улыбнулась ему в ответ.
– Бачишь, Матвеевна, даже не ИванСв, а ИвАнов, – эта незначительная поправка ещё больше развеселила лейтенанта, и он, налегая на каждый слог, произнёс:
– Аполлон Флегонтович ИвАнов! Во!
И он со значением поднял вверх указательный палец – как, мол, звучит!
– Тэпэр правильно, Аполлон Флегонтович? – обратился он к Аполлону.
Аполлон кивнул:
– Правильно.
Лейтенант повернулся к Матвеевне, вышел из-за стола.
– Так що у тэбэ за дило, Матвеевна?
– Да свояченица у меня вот гостила. На Харьков ей надо, на завтра. А в кассе очередища…
– Добре, зробимо, – и лейтенант повернулся к Ване, – Ваня, сбигай у кассу до Марии, закажи на завтра на донэцький до Харкива…
Петрович снова повернулся к Матвеевне:
– Плацкартный?
– Да, плацкартный, плацкартный, – Матвеевна закивала головой, – да хорошо б – нижнее.
Аполлон при последнем слове непроизвольно улыбнулся.
– Скажешь Марии, що для мэнэ, – проинструктировал Ваню Петрович.
Матвеевна достала было из сумки кошелёк, но лейтенант остановил её:
– Завтра виддашь.
Ваня надел фуражку и вышел.
– Ой, спасибо тебе, Петрович, – Матвеевна засунула кошелёк в сумку. – Всегда ты меня выручишь.
– Нэ хвылюйся. Ты правильно зробыла, що зайшла, бо зараз з квитками тяжко. У студэнтив та школярив каникулы починаються. ВидпускА. Лито е лито… Та ты сидай, Матвеевна.
Лейтенант указал на только что освободившееся место за соседним столом.
– Да некогда мне, Петрович, рассиживаться. Гости, сам понимаешь… Так я завтра забегу?
– Нэ хвылюйся. Пидходьтэ за пивгодыны прямо до мэнэ.
Лейтенант проводил Матвеевну до двери и, когда та вышла, задумчиво посмотрел на Аполлона.
– Так що будэмо з тобою робыты? Ты що ж так, Аполлон Флегонтович… ИвАнов, вырядывся? Це ж тоби нэ пляж, в одних трусах прогулюватыся… И хто ж тэбэ так разукрасыв?
Аполлон, воспользовавшись паузой с Матвеевной, успел раскинуть мозгами, и вопрос на этот раз не застал его врасплох.
– С полки упал. С верхней. С женщиной поменялся… Так рвануло, что проснулся уже на полу. А когда падал, о столик – головой.
– Оно и видно… – Петрович хмыкнул. – Так с полыци, кажешь? Точно?
– А зачем мне обманывать?
– Ладно. Бачу, парень ты неплохой… А вот ци портки, – лейтенант кивнул на шорты, – придэться тоби переодиты.
Аполлон уже успел настолько освоиться с обстановкой, что осмелился даже качать права:
– Товарищ лейтенант, но я же в шортах, а не в купальнике!
– Не положено мужику с голыми ляжками в общественном месте находиться.
– Как – не положено? И кем не положено?
– Ты що, мэнэ вчить будэшь? – лейтенант посуровел. – Сказано – не положено, значит – не положено! Ишь ты, какой умный выискался!
Видно, когда распалялся, лейтенант переходил на русский язык.
Аполлон понял, что спорить – чревато последствиями, только себе в убыток, и с неохотой полез в сумку. В это время на столе у лейтенанта зазвонил телефон.
Петрович снял трубку.
