пост, он планировал взять в свои руки управление Гринготтсом, банком волшебников. Он всегда утверждал, что хочет лишь 'мирного сотрудничества' с хранителями нашего золота.
Из близкого к Министерству источника, нам удалось узнать, что больше всего Фудж мечтает управлять золотом гоблинов и без зазрения совести готов использовать силу в достижении своей цели.
'И об этом он говорил не раз, — сообщает особа, посвящённая в дела Министерства. — Корнелиус Фудж — «Гоблинодробилка», так называют его друзья. Если бы вы только знали, о чём он говорит, когда уверен, что его не слышат: О, он всегда говорит о гоблинах, и о том, что бы он с ними сделал: он топил бы их, он бы сбрасывал их со зданий, травил и готовил бы из них пироги…'
Дальше Гарри не стал читать: у Фуджа было немало недостатков, но было уж очень сложно представить себе, как он приказывает испечь пирог из гоблина. Он пролистал журнал, через каждые пару страниц останавливаясь и читая отрывки вроде: ' Тутшил Торнадо победил в Квиддичной Лиге лишь благодаря шантажу, диверсиям с мётлами и пыткам', 'Интервью с волшебником, который утверждает, что он летал на Луну на Чистомёте Шесть и вернулся оттуда с мешком лунных лягушек'. Ещё была статья о древних рунах, взглянув на которую Гарри понял, почему же Луна держала «Придиру» вверх тормашками. Согласно журналу, если перевернуть руны, они явят заклинание, которое превратит уши ваших врагов в кумкваты. Так что, по сравнению с остальными статьями «Придиры», утверждение, что Сириус — лидер группы «Страшилки», казалось весьма правдоподобным.
— Что-нибудь хорошее? — спросил Рон, когда Гарри закрыл журнал.
— Конечно же, нет, — едко сказала Гермиона, прежде чем Гарри успел открыть рот. — В «Придире» пишут только чушь, и все об этом знают.
— Простите, — заговорила Луна уже совсем не мечтательным голосом. — Мой отец — редактор этого журнала.
— Я… ой… — смутилась Гермиона, — Ну… иногда там бывают довольно интересные… Я хотела сказать, что он вполне…
— Ты вернешь мне журнал? — холодно сказала Луна и, наклонившись вперёд, вырвала журнал из рук Гарри.
Она развернула журнал на пятьдесят седьмой странице, решительно перевернула его вверх тормашками и вновь скрылась за ним. Как раз в это время дверь в купе отворилась в третий раз. Гарри обернулся. Он был готов увидеть ухмыляющегося Драко Малфоя в сопровождении Крабба и Гойла, но от этого встреча с ними приятнее не стала.
— Что на этот раз? — кинул он раньше, чем Малфой открыл рот.
— Повежливей, Поттер, а то мне придётся наказать тебя, — протянул Малфой, который унаследовал от своего отца белокурые волосы и острый подбородок. — Видишь ли, в отличие от тебя, я — староста, а это значит, что, в отличие от тебя, я могу накладывать взыскания.
— Ага, — ответил Гарри, — но, в отличие от меня, ты ещё и мерзавец. А потому иди-ка ты отсюда и оставь нас в покое.
Рон, Гермиона, Джинни и Невилл рассмеялись. Губы Малфоя скривились.
— А ну-ка, Поттер, расскажи-ка, каково это быть вторым после Уизли, — спросил он.
— Заткнись, Малфой, — бросила Гермиона.
— Что, затронул больную тему? — ухмыльнулся Малфой. — Будь осторожен, Поттер, потому что я буду идти по твоим следам, словно собака, на случай, если ты вдруг оступишься.
— Вон! — встала Гермиона.
Малфой хмыкнул, кинул на Гарри последний злобный взгляд и вышел в сопровождении неуклюже ступающих Крабба и Гойла. Гермиона захлопнула дверь и обернулась к Гарри, который так же, как и она, запомнил слова Малфоя, и точно так же встревожился из-за этого.
— Может, ещё по лягушке? — спросил Рон, который, наверняка, ничего не понял.
Гарри не мог открыто говорить в присутствии Невилла и Луны, а потому лишь обменялся с Гермионой взволнованным взглядом и отвернулся к окну.
Сначала поход на вокзал в компании Сириуса казался ему забавным, но теперь он вдруг понял, насколько опрометчивым и даже заведомо опасным был этот поступок… Гермиона была права… Сириус не должен был идти с ними. Что, если Малфой-старший заметил чёрного пса и сказал об этом Драко? Что, если он догадался, что Уизли, Люпин, Тонкс и Моуди знают, где он прячется? Или то, что Малфой сказал 'словно собака' — просто совпадение?
Погода оставалась всё такой же непонятной по мере того, как они уезжали все дальше и дальше на север. То в окно неохотно колотил дождик, то вдруг помещение наполнялось слабым солнечным светом, который вновь заслоняли облака. Когда за окном стало темно и в вагоне зажгли лампы, Луна свернула «Придиру», заботливо убрала в сумку и принялась разглядывать окружающих.
Гарри прислонился лбом к окну, тщетно пытаясь увидеть очертания Хогвартса: ночь была безлунной, а окно исполосовали струи дождя.
— Нам бы лучше переодеться, — сказала Гермиона.
Они открыли сундуки и натянули на себя школьные мантии. Гермиона и Рон прикрепили к мантиям значки, и Гарри заметил, как Рон рассматривает своё отражение в оконном стекле.
Наконец, поезд затормозил и послышался привычный шум, говоривший о том, что все, готовясь к выходу, полезли за своим багажом и питомцами. Рон и Гермиона должны были следить за высадкой, а потому они покинули купе, оставив Косолапсуса и Свинринстеля на попеченье остальным.
— Я могу понести вот ту сову — предложила Луна Гарри, протягивая руку к Свинринстелю, пока Невилл прятал Тревора во внутренний карман.
— А… эээ… спасибо, — ответил Гарри, передавая ей клетку и устраивая Хедвиг крепче на руках.
Они выбрались из купе, чувствуя на щеках обжигающий ночной воздух, и присоединились к толпившимся в коридоре людям. Они протиснулись к двери, и теперь Гарри мог почувствовать запах сосен, росших по пути к озеру. Он ступил на платформу и огляделся вокруг, ожидая вот-вот услышать знакомый голос: 'Перклашки, сюдой… перклашки…'
Но вместо этого совсем другой женский голос звал:
— Первогодки, строимся здесь. Пожалуйста, все первогодки ко мне.
Фонарь качнулся, и в его свете Гарри различил тяжёлый подбородок и строгую причёску профессора Грабли-Планк, несколько раз заменявшую Хагрида на уроках по уходу за магическими животными в прошлом году.
— Где же Хагрид? — громко спросил он.
— Не знаю, мы стоим в проходе и надо дать пройти остальным, — поторопила его Джинни.
— А… да…
Гарри и Джинни разделились, идя через платформу и станцию. Гарри смотрел по сторонам, пытаясь отыскать Хагрида в темноте. Он должен был быть здесь, ведь Гарри так хотел встретиться с ним. Но было похоже на то, что Хагрида здесь нет.
'Но ведь он же не мог уехать, — уверял себя Гарри, пробираясь сквозь узкий проход вместе с толпой. — Он простудился или вроде того'…
Он огляделся в поисках Рона и Гермионы, желая узнать, что они думают об очередном появлении профессора Грабли-Планк. Но нигде поблизости их видно не было, а потому Гарри решил оставить выяснение этого вопроса на потом и предоставил себе возможность плестись к тёмной, вымытой дождём дороге со станции Хогсмит.
Здесь, как обычно, стояла сотня безлошадных экипажей, которые всегда перевозили студентов, всех, кроме первокурсников. Гарри кинул на них быстрый взгляд, отвернулся в поисках Рона и Гермионы, снова уставился на кареты.
Кареты больше не стояли без лошадей. В упряжках стояли создания, которые он, скорее всего, назвал бы лошадьми, хотя в них было что-то и от рептилий. У этих существ словно не было плоти, кожа будто приклеилась к скелету так, что каждую косточку можно было сосчитать, а с их драконьих морд немигая глядели белые глаза без зрачков. И у каждого из них были крылья: огромные кожаные крылья, какие могли бы принадлежать огромной летучей мыши. Здесь, в сгущавшемся мраке, существа выглядели зловеще. И Гарри не мог понять, зачем было запрягать этих ужасных существ в повозки, если они могли двигаться и без
