давайте!
— Пошли! — скомандовал Идарий.
— Тебя как зовут? — обратился к Амвросию мужчина, широко улыбаясь и дыша из-под длинных усов горячим паром.
— Амвросий, — сказал малыш. — Ты кузнец?
— Да, кузнец и не только. Тебя, наверное, прислал этот римлянин. Вот что, помоги Идарию, а я угощу вас свежей жареной печенкой. Такой вы никогда еще не ели!
11
После обеда мальчики пошли в кузницу, куда отец приказал Идарию отнести наконечники для стрел. Кольчуга Валента была готова. Он мог забрать ее в любое время.
— Значит ты тоже римлянин, как твой господин? — поинтересовался Идарий. От любопытства его большие болотной зелени глаза казались еще крупней.
— Да, — ответил Амвросий, проходя вслед за новым знакомым в помещение.
В прохладе воздуха ощущался запах угля и железа.
— А лет тебе сколько? Мне тринадцатый пошел.
— Не знаю, — с грустью признался малыш, попытавшись сложить пальцы на одной руке. — Не помню, вроде десять, а может и двенадцать?
— Это все ничего! Садись!
Ребята уселись на солому. Идарий утер рукавом мокрый нос. Развернул сверток с остатком печенки и овсяными лепешками.
— У нас раньше был раб — римлянин. Отец захватил его, когда ходил на войну. Так он два года назад убежал с сестрой к антам. Помню, у него борода была черная-черная и глаза такие, знаешь, на выкате. Так, что отец римлян не любит. Он говорит: все они подлые собаки, а не мужчины. Что им с сестрой мешало тут остаться? Ох! Но ты другое дело, какой ты римлянин?
— У римлян большие города с высокими стенами! — важно возразил Амвросий. Взгляд его засветился.
— Ерунда! Ешь, давай, а то лет себе насчитал, а сам мельче пескаря.
Мальчики вновь принялись жевать. Наевшись, Амвросий с любопытством принялся разглядывать помещение. Все для него было новым, невиданным: и казавшиеся огромными молоты, и наковальня, и всевозможные инструменты и приспособления. Особенно странными казались меха.
— Они нужны, чтобы огонь делался сильнее, — пояснил Идарий, приметивший любопытство приятеля. — Только так можно накалить железо, чтобы выковать из него меч, нож или наконечник копья. Серпов мы не делаем.
Кузница была просторной. Амвросий подумал, что один человек не мог бы здесь трудиться. «Наверное, с отцом Идария работают и другие люди», — мысленно предположил он.
— Смотри, здесь стоит Косой! Вон, как землю протоптал, — засмеялся сын кузнеца, тыча вниз пальцем. — Видишь!? Он такой здоровяк! Да ты его наверняка замечал, он в городище самый толстый и сильный.
Амвросий вспомнил, что действительно однажды на улице заметил огромного человека с редкой бородой и косыми глазами.
— А Косой он не криво все делает? — шутя, спросил мальчик.
— Ты что, Амвросий! Он лучше всех может выковать меч. Какой у него удар, когда он берет молот! Птицы валятся с неба только от грохота!
Малыш живо представил, какой страшный шум должен был производить этот человек в кузнице, что даже птицы не могут удержаться в небе.
— Ты что поверил про птиц? — с любопытством заглядывая в глаза малышу, удивился Идарий. — Перун свидетель, это я так сказал… Птицы не падают, конечно…
Мальчики засмеялись. Потом с теплотой взглянув друг на друга, принялись доедать обед. Теперь почему-то он казался еще вкусней.
— Это что, кольчуга? — спросил юный римлянин, заметил доспех, висевший у бревенчатой стены. Свитый из множества колец он поражал воображение ребенка.
Амвросий много раз видел уже кольчуги и каждый раз не понимал, как же руки человека могли сплести в единое гибкое почти живое целое столько железных нитей.
— Да, кольчуга! Отец смастерил, — с гордостью произнес Идарий. — Лучше него никто не умеет, даже Косой.
Мальчик промолчал, что Косой вообще не умел делать доспехи.
— В нашем городище князь самых славных мастеров собрал. Со всех склавинских племен! Отца старшим поставил. Доверяет. Он с Давритом во всех походах бывал. К самому главному морю ходил. Разных чудес повидал: орлов бородатых и коней с крыльями.
— Вот бы и мне посмотреть на море!
— Подрастем и мы увидим. Отец и теперь без войны жить не может. Как князь его не отговаривает, всякий раз вновь в чужие страны идет. И хоть бы раз без добычи вернулся! Всякий случай с удачей. Вот Косой, тот дома сидит. Не охотник до битв. Один он такой. Других кузнецов князь сам на войну не пускает. Бережет. А с отцом не поспоришь!
— Кузница у вас большая, просторная, — заметил малыш. — Наверное, тут много людей могут работать?
— Да, десять человек за раз помещается. Отец среди мастеров старшина. Они почти одно оружие делают. Оно для дружины нужно. Так князь повелел. Все не простые оружейники, а самые умелые.
— И секреты знают?
— Еще бы! Во всяком железе разбираются. Закалять умеют в козьей моче. Вон крынка стоит. Там металл и остывает. Крепким получается.
— Это что козлиная моча железо прочней делает?
— Секрет есть. Отец в нее еще что-то добавляет. Не знаю уж что. Даже старшим братьям не говорит. Вот как!
— Да!?
— Князь всяких умельцев собрал. По всем ремеслам. Кто из склавин, тем хорошо живется. Рабам — похуже. Они одежду шьют, щиты делают, стрелы…
— Скажи, а какая добыча в походе чаще достается?
— Когда война, то бери что нравится. Что у врагов забрал то и твое. Тут уж как повезет. Кому скот, кому люди. Ох! Жаль только отца летом редко вижу. Зимует, а весной снова в путь. Война — дело мужчин, ничего не поделаешь. Когда мы с тобой подрастем, тоже станем за добычей ходить.
— Будем друзьями! — предложил малыш.
— Давай! Весной я тебе покажу пещеру за городищем и места в лесу, где много дичи. Ты из лука стрелять умеешь?
— Нет, — грустно сознался Амвросий.
— Ничего, научу! Сделаем себе луки и будем птицу бить и на костре жарить. А ягоды тут сколько! Наклонишься, чтобы одну сорвать и не встать. Тысячи ягод!
Малыш заулыбался, согретый яркими картинами, нарисованными его новым другом. Мальчик воображал как они с луками и полными колчанами стрел пойдут в лес, как увидят пещеру, когда солнце снова согреет землю.
— Про пещеру ты только никому не говори. Это ее я нашел. Тайна это. Обещаешь?
— Да! — решительно произнес Амвросий.
— Хорошо, я тебе доверяю, — серьезным тоном ответил Идарий. — На большого зверя мы ходить не будем. Он ведь не свинья, не только покусать может в ярости. Старше станем, тогда хоть на медведя! Так мой отец говорит.
