16
Утренний туман стоял плотной завесой. Казалось, он облеплял прохладной ватой деревянные стены домов, пробирался на крыши, скользил по земле.
Амвросий возвращался от друга. Он навестил Идария, едва забрезжил рассвет. Так ребята условились накануне. День оставался впереди. Рыва собирал мальчишек на турнир. Лучшим в метании дротиков и стрельбе из лука полагалась награда: серебряные браслеты, хранящие от любой беды.
«Идарий точно выйдет первым. Лучше него никто не сможет пустить стрелу. Недалеко он бьет, но зато без промаха. Иисус, пусть мне повезет. Пусть я окажусь в десятке лучших, а не среди мазил. Если ты мне поможешь, то я поднесу тебе двух зайцев. Обещаю, еще до снега! Это честно», — размышлял мальчик. Прохлада воздуха скользила по его коже. День радовал новизной.
Шаг за ним другой делал Амвросий на пути к гордому званию воина. Дощатая мостовая скрипела под его ногами. Он шел и воображал как его, а не чья-то стрела вонзится первой в грудь соломенного великана. Раньше он материл человечков из соломы — теперь поражал соломенные мишени, всерьез осваивая ремесло дружинника.
Группа галок с криком взлетела с дощатой крыши.
Амвросий сплюнул, чтобы отогнать нечистую силу. Галка не ворон, а все равно вредная, злая птица. Удачи не приносит.
Город спал. Лишь в одном переулке тихонько спорили две старухи. Мотали замотанными в платки головами.
«Этим то почему не спится?» — подумал мальчик. Сам он неспроста поднялся так рано. Перед состязаниями им с Идарием предстояло еще подготовиться. Соломенные мишени тайно ожидали друзей за валом. «Возьму лук, стрелы и к воротам, там и Идарий подоспеет. И поесть надо», — твердил себе Амвросий.
За спиной его неожиданно хлюпнула грязь. Он обернулся. Сжал на поясе рукоять ножа. Взглянул сквозь туман. Растерянный парнишка стоял перед ним. Руки его растопырились и застыли. Правая ступня вся была в грязи или навозе.
«Кто это еще? Он шел за мной?» — с тревогой подумал юный римлянин.
— Не бойся меня! — взмолился незнакомец. Голос его дрожал.
— Тебе что нужно? — опустил брови Амвросий.
Он волновался, но и сердился одновременно. Никто не осмеливался следить за ним. Разве он не говорил всегда куда уходит, зачем и когда вернется? Ирина не имела права посылать за ним раба. Никто не имел такого права.
— Только не бойся меня! Я зла тебе не хочу. Нетленным телом господним клянусь. Нетленным телом Христовым…
Юноша перекрестился. Он был высоким, худощавым. На вид ему казалось лет пятнадцать, не больше. Длинные волосы спадали на округлившиеся глаза. Льняная туника была потертой, грубо залатанной на руках. Говорил он на латыни.
«Христианин? — предположил маленький римлянин. — Что ему надо?»
— Помоги, ты ведь римлянин. Помоги, — пролепетал паренек дрожащими устами. — Ты же свой? Ты римлянин?
— Да. Ты кто?
Юноша смахнул свисавшие над узким лицом пряди.
— Римлянин я, из Адрианополя.
— Хм. Ты раб? — спросил и сразу все понял Амвросий.
— Отец мой…
— Я Амвросий. Как твое имя?
— Трофим. Меня скифы прямо в родительском доме захватили. Всю семью живьем сожгли, язычники. Отец… Отец о выкупе говорил… Говорил, что божьих и государевых законом не нарушал. Он добрый был. Любил нас. Все равно сожгли, адово племя!
«Нечего ему реветь», — подумал Амвросий. Он понимал чувства юноши. Но никакой симпатии к империи не испытывал. Все вокруг него говорили дурно об императорах. Смеялись над ними. Даже отец не скрывал призрения к римским владыкам.
— Давно ты здесь?
Паренек сложил ладони перед лицом.
— Я всю дорогу смотрел, пока вели. Я до Дуная дойду. Только помоги! Мой отец важный сановник был. У него друзей много. Заплачу. Помогу тебе, когда нужда будет. Тетка моя замужем за Евстасием Исхионом. Он в Константинополе большой человек! Клянусь телом Христовым, отблагодарю!
— Идем, — приказал Амвросий, еще не зная, что делать дальше.
Они отошли к старой постройке, за стеной которой хрюкали свиньи. Здесь их никто не мог видеть.
— Из какого ты рода?
— Милостью славного Юстиниана мы отмечены… Фамилия наша сенаторская… Со времен принятия христианства предки мои служили божественному престолу… — икая, ответил Трофим.
Юноша явно произносил заученные фразы. Старался придать голосу помпезность, как его учили. Выходили лишь дрожь и путаность. Начиная фразу, Трофим не мог ее закончить.
«Ерунда. Какое это имеет значение?» — мысленно произнес Амвросий.
Он был короче собеседника на полторы головы, но чувствовал себя уверенно. Когда и откуда возникла в нем эта твердость? Мальчик говорил взвешенно, не терялся:
— Ты решил стать свободным?
— Я…
— Склавины отпустят тебя, поживи ты с нами два года. Таков закон. Попросишь, примут в общину. Дадут землю. Только ради этого сюда уходят многие подданные Рима. Я сам видел отряды из фракийцев. Даже рабам здесь лучше.
— Ты что!? — внезапно вспылил Трофим.
— Ладно, — усмехнулся Амвросий, копируя рукой пренебрежительный жест Валента. Означавший не конфликт, а равнодушие к проблеме. — Ты хочешь стать свободным? Кто же тебе может помешать?
— И ты со мной беги! — выпалил пленник.
— Куда беги? — серьезно ответил Амвросий.
— Только не выдавай! Помоги! Ты же римлянин, я по речи понимаю — римлянин? Ты ведь не раб? Ты здесь свой? Помоги! Всю жизнь тебе благодарен буду!
— Ты что убежать решил? Уверен?
— Не выдашь?
— Нет, раз так на свободу хочешь.
— Поможешь?
— Не знаю, — засомневался Амвросий.
Не вмешиваться было одним делом, помогать — другим. Раб мог убежать, если так хотел. Если не боялся дикого леса, болот, Лешего и чужих людей. Но помогать в таком деле было нельзя. Не для того склавины уводили стольких пленников в свой край, чтобы отпускать их обратно.
— Я тебе по секрету скажу, вчера подслушал: сюда авары идут из степи. Они с севера через горы идут. Скоро здесь будут. Варварский вождь с войском далеко. Край этот защищать некому. Все погибнут. Авары, они страшней скифов. Они всех убьют.
— Перестань, — почти рассердился Амвросий.
— Никому не говори. Поможешь?
— Родители погибли?
— Да… — заревел Трофим.
— Тише. Помогу. Только тебе одному. Слышишь?
— Что?
