Менудо

сказал.

Было два часа ночи, мы оба пьяные, весь народ в доме тоже пьяный, и музыка надрывается. Но Альф­редо пошел к холодильнику, открыл его и достал всякую фигню. Закрыл холодильник и заглянул в мо­розилку. Вынул какую-то упаковку. Потом поискал что-то в шкафу. Вытащил из шкафчика под ракови­ной большую кастрюлю — и принялся готовить.

Он начал с требухи. Залил в кастрюлю примерно галлон воды и положил туда требуху. Затем он поре­зал лук и кинул в кастрюлю, вода в ней уже начала за­кипать. Он положил в кастрюлю колбаски чоризо. Потом запустил в кипящую воду душистый перец и посыпал перцем чили. Потом добавил оливкового масла. Открыл большую банку томатной пасты и вы­валил ее в кастрюлю. Добавил несколько зубчиков чеснока, несколько ломтиков белого хлеба, соли и лимонного сока. Открыл другую банку — с мамалы­гой — и тоже вывалил в кастрюлю. Запустив все это, он убавил газ и накрыл кастрюлю крышкой.

Я за ним наблюдал. Сидел за столом и весь трясся, а Альфредо стоял у плиты, готовил менудо, что-то рассказывал — я ни черта не понимал, что он там го­ворит, — иногда качал головой или начинал что-то насвистывать себе под нос. Народ то и дело таскал­ся на кухню за пивом. А Альфредо все это время с со­ вершенно невозмутимым видом следил за менудо. Можно было подумать, что он дома, в Морелии, го­товит менудо для своей семьи на Новый год.

Люди какое-то время толклись на кухне, отпуская шуточки по поводу того, что Альфредо вдруг вздумал ночью готовить менудо, но Альфредо на это не реа­гировал. И довольно скоро все ушли обратно. А пока Альфредо стоял у плиты с ложкой в руке и смотрел на меня, я в конце концов потихоньку выбрался из-за стола. Я вышел из кухни и добрел до ванной, а потом открыл другую дверь — она вела в комнату для гос­тей, — лег там на кровати и уснул. Проснулся только днем на следующий день. От менудо ничего не оста­лось. Кастрюля стояла в раковине, залитая водой. Народ, выходит, съел весь менудо! Съел и успокоил­ся: в доме не было ни души, полная тишина.

После я видел Альфредо от силы пару раз. После той ночи наши дороги разошлись. А все эти люди, которые у него толклись, — куда подевались, черт их знает. А я, может, так ни разу в жизни и не попробую менудо. Хотя, что загадывать.

Ну и как все это называется — докатился, что ли? Мужик среднего возраста завел себе любовницу — жену соседа, а сосед возьми да и рассердись, и по­ставь жене ультиматум. Ну что это за судьба такая? Оливер сказал: даю неделю. От недели осталось три или четыре дня.

По улице едет машина с зажженными фарами. Не­бо постепенно светлеет, и я слышу, как начинают петь птичк,и. Все, я больше не могу ждать. Не могу больше сидеть сложа руки, не могу и все тут. Осто­ чертело ждать. Я и так уже ждал, ждал, ждал — и смысл? У Вики скоро зазвенит будильник, Бет вста­нет и начнет собираться в школу, и Аманда тоже проснется. Вся округа будет на ногах.

Я снимаю пижаму и переодеваюсь в старые джинсы и свитер, которые отыскал на задней ве­ранде. Надеваю белые парусиновые туфли — Альф­редо бы назвал их «прощай молодость». Где же ты, Альфредо?

Я выхожу и иду в гараж, разыскиваю там грабли и несколько пакетов. Не теряя времени, я иду к лужай­ке перед домом с граблями в руке — я готов, больше тянуть некуда. Стало совсем светло, по крайней ме­ре достаточно светло для того, что я должен сделать. И вот я начинаю прочесывать граблями траву — и хва­тит уже об этом думать. Я прочесал весь двор, вдоль и поперек. Это тоже нужно уметь. Я втыкаю грабли в дерн и тяну на себя. Если бы трава могла чувство­вать, как человек, ей бы показалось, будто кто-то дергает ее за волосы. Время от времени по улице, за­медляя ход, проезжает машина, но я на них не смот­ рю, я занят своей работой. Я знаю, что думают все эти люди, проезжающие мимо, но как же они ошиба­ ются — ни черта они не знают. Откуда им знать? Я со­бираю листья — и я счастлив.

Я заканчиваю уборку в нашем дворе и ставлю па­кет с листьями у обочины.

Потом я перебираюсь на соседский дворик, к Бэк-стерам. Через несколько минут на веранду выходит миссис Бэкстер в купальном халате.

Я делаю вид, что не вижу ее. Я вовсе не хочу пока­заться невежливым, а так — мне все равно, что она обо мне подумает. Я просто хочу, чтобы мне не ме­шали делать то, что я делаю.

Какое время она молчит, а потом говорит:

— Доброе утро, мистер Хьюз. У вас все в порядке?

Я останавливаюсь и утираю рукой пот со лба.

— Я скоро закончу, — говорю я. — Я надеюсь, вы не против.

— Вовсе нет, — говорит миссис Бэкстер. — Продол­жайте, пожалуйста.

Я замечаю, что мистер Бэкстер стоит в дверях по­зади нее. В широких брюках, спортивной куртке и галстуке — собрался на работу. Стоит, а на веранду выйти боится. Тут миссис Бэкстер оборачивается и смотрит на мистера Бэкстера, но тот только пожи­мает плечами. Да ладно, я все равно уже закончил. Есть еще дворы, и поважнее, их тоже нужно почис­тить. Я становлюсь на колени, беру грабли за руко­ять у самого основания, собираю с них в пакет по­следние листья и завязываю его. А потом я просто стою вот так, на коленях, и держу в руке грабли — и не могу сдвинуться с места. Когда я поднимаю глаза, то вижу, что Бэкстеры спускаются с веранды и мед­ленно идут ко мне по влажной, душистой траве. Они останавливаются в нескольких шагах от меня и при­стально на меня смотрят.

— Ну вот, — слышу я голос миссис Бэкстер. Она вы­шла в халате и тапочках. На улице холодно; она за­пахнула халат у горла. — Вы тут у нас здорово при­брались, здорово, да.

Я ничего не говорю. Я даже не говорю: «Да чего уж там».

Они еще какое-то время стоят передо мной, и ни­кто из нас не произносит больше ни слова. Как буд­ то мы уже все о чем-то договорились. Через минуту они разворачиваются и идут обратно к дому. А у ме­ня над головой, в ветвях старого клена — с которого попадали все эти листья — переговариваются между собой птички. По крайней мере, мне кажется, что переговариваются.

Вдруг хлопает дверца машины. Это мистер Бэкс­тер сел в машину — она стоит на подъездной дорож­ ке, стекло опущено. Миссис Бэкстер что-то говорит ему, не сходя с крыльца, мистер Бэкстер медленно кивает и поворачивает голову в мою сторону. Он ви­дит, что я все еще стою на коленях с граблями в ру­ке, и меняется в лице. Брови его сдвигаются. В луч­ших своих проявлениях мистер Бэкстер порядоч­ный, но неприметный малый — в нем нет ничего особенного. Но он особенный. На мой лично взгляд — особенный. Уж во всяком случае, он сегодня спал всю ночь напролет, и только что обнимал жену на прощанье, уезжая на работу. Он еще даже не уехал, а дома уже ждут не дождутся, когда он через несколь­ко часов вернется обратно. И по большому счету, его возвращение будет событием дня — пусть ма­леньким, но событием.

Бэкстер поворачивает ключ и запускает двига­тель. Потом дает задний и легко выруливает на до­рогу, тормозит, переключает передачу. Когда он про­езжает по улице, то сбавляет скорость и смотрит в мою сторону. Отпустив руль, поднимает руку. То ли он меня приветствует, то ли «дает отставку». В лю­бом случае, это какой-то знак. А потом он отворачи­вается и смотрит в сторону города. Я встаю и тоже поднимаю руку — не то чтобы помахал ему, но что-то вроде того. Мимо едут другие машины. Один из во­ дителей, должно быть, подумал, что знает меня, — и дружественно посигналил. Я смотрю по сторонам и перехожу через дорогу.

,

Примечания

1

Пищевая добавка, оказывающая послабляющее действие.