Реймонд Карвер
На расстоянии
Она приехала в Милан на Рождество и хочет знать, что было, когда она была маленькая. И так всякий раз, когда они видятся, что случается не очень часто.
— Расскажи, — говорит она. — Расскажи, что тогда было.
Она отпивает глоток стреги, ждет, пристально на него смотрит.
Спокойная, стройная, привлекательная девушка, прирожденная воительница.
— Это было давно. Двадцать лет прошло, - говорит он.
Они сидят в его квартире на виа Фаброни возле парка Касине.
— Ты же все помнишь. Давай, рассказывай.
— Что ты хочешь услышать? Что тебе рассказать? Случилась одна история, когда ты была совсем ма лышкой. Она и тебя касается. Правда, совсем чуть-чуть.
— Расскажи, — требует она. — Только сперва налей нам еще, чтобы не пришлось потом прерываться на середине.
Он приносит из кухни напитки, устраивается в кресле и начинает.
— Они и сами были совсем детьми, но поженились, очень уж были друг в друга влюблены, тот во семнадцатилетний паренек и его семнадцатилетняя подружка. А вскоре у них родилась дочка.
Малышка появилась в конце ноября, во время сильных морозов, которые пришлись как раз на окончание сезона охоты на водоплавающую дичь в их краях. Понимаешь, парень любил охоту, в том-то все и дело.
Парнишка и его девушка, вернее, уже муж и жена, отец и мать, жили в трехкомнатной квартире под кабинетом зубного врача. Каждый вечер они убирали кабинет — в счет платы за квартиру. Летом они занимались газоном и цветами, а зимой парень расчищал дорожки от снега и посыпал тротуар солью. Детишки, как я сказал, безумно друг друга любили. К тому же, они строили большие планы и безудержно мечтали. Постоянно говорили о том, что сделают и где побывают.
Он встает с кресла и долго смотрит в окно на черепичные крыши и на густо падающий снег в пред вечернем свете.
— Дальше, — говорит она.
— Парень и девушка спали в спальне, а кроватку малышки они поставили в гостиной. Ей было три недели и она только-только начала спать по ночам.
Как-то в субботу вечером, закончив уборку, парень зашел в личный кабинет зубного врача, уселся, положив ноги на стол, и позвонил Карлу Сазерленду, старому другу отца, они вместе охотились и рыбачили.
— Карл, — сказал он, когда тот взял трубку, — я стал отцом. У нас девочка.
— Поздравляю, сынок, — сказал Карл. — Как жена?
— Хорошо. И с малышкой тоже все хорошо. У нас у всех все хорошо.
— Вот и славно, — сказал Карл. — Рад это слышать. Передай жене мои наилучшие пожелания. Если звонишь насчет охоты, вот я тебе что скажу. Гусей просто тучи. По-моему, я никогда столько не видел, а я уже не первый год охочусь. Сегодня добыл пять. Двух утром и трех днем. Утром поеду опять, если хочешь, поедем вместе.
— Хочу, — говорит парень. — Я потому и звоню.
— Тогда подъезжай к половине шестого. Патронов бери побольше. На пристрелку тоже понадобятся. Тогда до завтра.
Парню нравился этот человек. Он был другом отца, который к тому времени уже умер. После смерти отца, может быть, чтобы как-то восполнить потерю, парнишка и Карл Сазерленд стали вместе охотиться. Сазерленд был худой, лысоватый, жил один и не любил болтать. Иногда парнишке в его компании было неловко, он думал, что что-то не то сказал или сделал, он не привык общаться с людьми, которые так подолгу молчат. А когда Карл заговаривал, то часто настаивал на своем, а парень с ним не соглашался. Но была в отцове друге какая-то основательность, и лес он знал хорошо — и парня это восхищало.
Он повесил трубку и спустился домой, рассказать обо всем девушке. Она смотрела, как он достает вещи. Охотничью куртку, патронташ, ботинки, носки, шапку, шерстяное белье, ружье.
— Когда вернешься? — спросила она тогда.
— Часов в двенадцать. А может в пять или в шесть. Это поздно?
— Нормально. Мы справимся. А ты поезжай, развейся. Ты заслужил. Может, завтра вечером нарядим Кэтрин и сходим в гости к Салли.
— Да, мысль неплохая, — сказал он. — Давай обсудим.
Салли была сестрой девушки. Старше ее, на десять лет. Парнишка был в нее немного влюблен, он и в Бетси, другую сестру жены, был немножко влюблен. Он говаривал:
— Не будь мы женаты, я бы приударил за Салли.
— А Бетси? — спросила как-то девушка. — Как ни обидно, она красивее, чем мы с Салли. Как насчет Бетси?
— И за Бетси тоже, — засмеялся парень. — Правда, не так, как за Салли. Есть в Салли что-то такое, что берет за живое. Нет, я бы, наверное, предпочел Салли, если бы пришлось выбирать.
— Но кого ты любишь по-настоящему? — спросила девушка. — Кого ты любишь больше всех на свете? Кто твоя жена?
— Ты, — сказал парень.
— И мы всегда будем друг друга любить? — спросила девушка. Он видел, что ей безумно нравится этот разговор.
— Всегда. И всегда будем вместе. Мы с тобой, как канадские гуси, — сказал он, это сравнение сразу же пришло ему на ум, поскольку гуси в те дни частенько занимали его мысли. — Они выбирают себе пару только раз в жизни. Выбирают, пока еще молодые, и навсегда остаются вместе. Если один умрет или еще что, второй так и будет жить один, может, даже останется в стае, но будет сам по себе, все гуси вокруг се мейные, а он будет один.
— Как грустно, — сказала девушка. — Так, наверное, еще грустнее, когда один, но живешь в стае, легче уж когда сам по себе.
— Грустно, — согласился парень. — Но это закон природы.
— Ты когда-нибудь из них убивал? — спросила девушка. — Ну, ты понимаешь, да?
Он кивнул.
— Раза два-три случалось, подстрелишь гуся, а потом видишь, как от стаи отделяется другой и начинает кружить и звать того, который лежит на земле.
— Ты его тогда тоже убивал? — обеспокоенно спросила она.
— Если получалось. Иногда промахивался.
— И тебя это не тревожило?
— Ни разу, — ответил он. — Когда охотишься, об этом как-то не думаешь. Понимаешь, мне нравится все, что связано с гусями. Нравится просто смотреть на них, когда не охочусь. Но жизнь полна всяких противоречий. Нельзя все время о них думать.
После обеда он включил котел и помог искупать малышку. В который раз ему показалось чудом, что дочка похожа и на него — глаза и рот, и на жену — носик и подбородок. Он припудрил крохотное тельце присыпкой, потом попудрил между пальчиками рук и ног. Посмотрел, как жена надевает на малышку подгузник и пижамку.
Он вылил воду из ванночки в поддон душевой кабины и вышел на улицу, чтобы подняться потом наверх. Было холодно и облачно. Изо рта у него вырывался пар. Трава, вернее, то, что от нее осталось, была похожа на холст и казалась в свете фонаря жесткой и серой. Вдоль дорожки лежали сугробы. Мимо проехала машина, он услышал, как хрустит под колесами песок. Он позволил себе помечтать о том, что будет завтра, о том, как будут кружить над ним гуси, и как ружье будет ударять от отдачи в плечо.