— МНЕ! ВСЕ РАВНО! — проорал Гарри, чуть не сорвав горло, и на миг обуяло желание наброситься и сокрушить Дамблдора как прибор, разбить это спокойное старческое лицо, встряхнуть его, изувечить, пусть он почувствует хоть малую толику того ужаса, что владел им самим.
— О, нет, — еще спокойнее возразил Дамблдор. — Ты потерял мать, отца и самого близкого человека, какого только знал. Конечно, тебе не все равно.
— ВЫ НЕ ПОНИМАЕТЕ, ЧТО Я ЧУВСТВУЮ! — вскричал Гарри. — ВЫ! СТОИТЕ ТУТ! ВЫ…
Но слов не хватало, разгром не помогал, хотелось бежать, бежать без оглядки, куда угодно, лишь бы не видеть обращенные к нему ясные голубые глаза, не видеть это ненавистное, спокойное старческое лицо. Он развернулся и бросился к двери, вцепился в дверную ручку и рванул изо всех сил.
Но дверь не открылась.
Гарри, дрожа всем телом, повернулся к Дамблдору:
— Выпустите меня.
— Нет, — просто ответил Дамблдор.
Несколько секунд они смотрели друг на друга.
— Выпустите меня, — повторил Гарри.
— Нет, — вновь сказал Дамблдор.
— Если вы меня… если будете держать здесь… если не выпустите…
— Продолжай крушить мое имущество, не стесняйся, — безмятежно предложил Дамблдор. — Мне сдается, у меня его слишком много.
Он обошел стол, сел за него и стал смотреть на Гарри.
— Выпустите меня, — еще раз повторил Гарри холодно и почти так же спокойно, как Дамблдор.
— Не раньше, чем дашь мне сказать, — ответил Дамблдор.
— Вы что… вы что, думаете, я хочу… думаете, мне это надо… МНЕ ВСЕ РАВНО, ЧТО ВЫ СКАЖЕТЕ! — заорал Гарри. — Я вообще не собираюсь слушать, что вы скажете!
— Придется, — твердо возразил Дамблдор. — Потому что ты зол на меня отнюдь не настолько, насколько следовало бы. И если ты на меня набросишься, к чему уже близок, как я погляжу, то я бы хотел заслужить это в полной мере.
— Вы это о чем?..
— В смерти Сириуса виноват я, — отчеканил Дамблдор. — Вернее сказать, в основном — я. Не настолько я самоуверен, чтобы брать на себя всю ответственность. Сириус был мужественным, умным и энергичным человеком, такие люди, как правило, не намерены отсиживаться дома, когда уверены, что другие в беде. Но вот тебе не стоило даже мысленно допускать, что во вчерашнем походе в Департамент Тайн была хоть какая-нибудь необходимость. Будь я откровенен с тобой, Гарри, как мне следовало бы, ты давным-давно знал бы, что Волдеморт может попытаться заманить тебя в Департамент Тайн. И этой ночью ему ни за что не удалось бы тебя обмануть. А Сириусу не пришлось бы тебя искать. Вина за это лежит на мне и только на мне одном.
Гарри по-прежнему сжимал дверную ручку, даже не отдавая себе в этом отчета. Он слушал Дамблдора, затаив дыхание и не сводя с него глаз, но плохо понимал, о чем идет речь.
— Сядь, пожалуйста, — сказал Дамблдор.
Это был не приказ, это была просьба.
Гарри помешкал, потом прошел по кабинету, усеянному серебряными детальками и деревянными обломками, и сел перед столом Дамблдора.
— Если я правильно понял, — медленно произнес Финеас Нигеллус со стены по левую сторону от Гарри, — мой праправнук… последний из Блеков… мертв?
— Да, Финеас, — ответил Дамблдор.
— Не верю, — категорично отрезал Финеас.
Гарри обернулся как раз, когда Финеас выходил за раму портрета, и догадался, что тот направляется с визитом к другой своей картине на Гриммолд-плейс. Наверное, пойдет в обход по всему дому с портрета на портрет, и будет звать Сириуса…
— Гарри, я обязан перед тобой объясниться, — объявил Дамблдор, — объясниться за стариковские ошибки. Потому что теперь сознаю, что на всем сделанном и несделанном мной по отношению к тебе стоит клеймо слабостей, присущих старости. Молодым не дано понять думы и чувства стариков. Но если старик забывает, что значит быть молодым, то в этом его вина… а я в последнее время, кажется, стал забывать…
Уже совсем рассвело, все краски безоблачного неба поблекли, а понизу, по кромке гор, глаза слепила оранжевая полоска. Дневной свет безжалостно коснулся седых бровей и бороды Дамблдора, лег на прорезавшие лицо глубокие морщины.
— Пятнадцать лет назад, — заговорил Дамблдор, — увидев шрам на твоем лбу, я догадался, что он может означать. Предположил, что шрам обозначает связь, накрепко соединившую тебя и Волдеморта.
— Вы мне уже говорили это, профессор, — бесцеремонно заявил Гарри.
Неважно, что получилось грубо. Больше уже ничего не важно.
— Да, — виновато согласился Дамблдор, — говорил, но, видишь ли… придется начать именно со шрама. Потому что после твоего возвращения в магический мир стало очевидно, что я был прав, и шрам предупреждает тебя, если Волдеморт близко, или если он испытывает сильные эмоции.
— Знаю, — устало сказал Гарри.
— И эта твоя способность — улавливать присутствие Волдеморта, даже если он в другом обличье, и различать его чувства, когда он начинает волноваться, — с тех самых пор, как Волдеморт вернул себе тело и обрел прежнюю силу, становилась все более очевидна.
Гарри не удосужился даже кивнуть. Ничего нового он не услышал.
— Но в последнее время, — продолжал Дамблдор, — я забеспокоился, что и Волдеморт может осознать существующую меж вами связь. И в самом деле, однажды ты проник в его разум и мысли так глубоко, что он ощутил твое присутствие. Речь идет, разумеется, о той самой ночи, когда ты стал свидетелем нападения на мистера Уизли.
— Угу, Снейп мне говорил, — буркнул Гарри.
— Профессор Снейп, Гарри, — мягко поправил его Дамблдор. — Но неужели тебя не удивляло, что все объяснения ты получал не от меня? Что не я учил тебя Окклюменции? Что я так долго не смотрел на тебя?
Гарри поднял глаза. И теперь увидел, какой уставший и печальный вид у Дамблдора.
— Да, — пробормотал он, — удивляло.
— Видишь ли, — пояснил Дамблдор, — я считал, что Волдеморт постарается вторгнуться в твой разум, чтобы управлять твоими мыслями, уводить их в неверном направлении, — ждать осталось недолго и давать лишний повод к этому мне совсем не хотелось. Я не сомневался, пойми он, что наши отношения сейчас… или когда бы то ни было… ближе, чем обычно бывают между директором и учеником, он не упустит шанс использовать тебя в качестве шпиона за мной. Мне стало страшно, что он захочет воспользоваться тобой, что может тобой завладеть. Гарри, я считаю, что в своих предположениях относительно Волдеморта я не ошибся. В тех редких случаях, когда мы с тобой общались, мне казалось, что в твоих глазах мелькает его тень…
Гарри вспомнил, как вскидывалась дремавшая в нем змея в те секунды, когда он встречался глазами с Дамблдором.
— … Но сегодня ночью Волдеморт продемонстрировал, что власть над тобой нужна ему вовсе не за тем, чтобы уничтожить меня. Он хотел уничтожить тебя. Ненадолго завладев тобой, он уповал на то, что в надежде убить его я пожертвую тобой. Стало быть, сам видишь, Гарри, я старался держаться от тебя подальше ради того, чтобы тебя защитить. Вот она, стариковская ошибка…
Он тяжело вздохнул. Слова протекали через Гарри беспрепятственно. Пару месяцев назад все сказанное было бы очень интересно, но сейчас, по сравнению с глубокой пропастью, которая разверзлась у него в душе с утратой Сириуса, потеряло всяческий смысл. Все это теперь неважно…
— Сириус рассказывал мне, что в ту самую ночь, когда тебе привиделось нападение на Артура Уизли, ты ощутил, как в тебе проснулся Волдеморт. Я сразу понял, что оправдались мои наихудшие подозрения:
