Братья Палмеры убили его отца и брата, и теперь, поскольку закон их так и не наказал, он должен сам свершить правосудие. «Жестокая наша страна», — печально произносит он. «И все-таки в ней приходится жить», — отвечает она. Даллас уговаривает Ринго Кида бежать. Она сама приводит ему лошадь, отпряженную от дилижанса. Однако, едва отъехав от станции, Ринго Кид возвращается. Он заметил дым костра на вершине дальнего холма, а это значило, что индейцы уже вступили на военную тропу. Герой не был бы героем, если бы он не остался защищать остальных.
И снова мчится дилижанс по равнине. Кучер вовсю нахлестывает лошадей, пассажиры тревожно выглядывают из окон. И вдруг перед нами открывается та самая вершина, и мы видим на ней приготовившихся к атаке индейских воинов, внимательно следящих за дилижансом. Пронзает воздух первая стрела, и тихо вскрикивает маленький Пикок, смертельно раненный в грудь.
Начинается погоня, самая захватывающая и самая знаменитая сцена этой прекрасной картины, в которой головокружительно быстрая смена коротких планов скачущих во весь опор индейцев и несущегося на предельной скорости дилижанса создает ощущение совершенно бешеного темпа, предельного напряжения и предельной опасности. Иногда камера бросает взгляд сверху, и тогда мы охватываем сразу всю сцену — огромное белое поле песка, которое пересекает черный вихрь преследуемых и преследующих.
Уже индейские воины поравнялись с каретой, уже они заглядывают в ее окна, уже на исходе патроны и убит кучер, но невообразимая скачка еще продолжается, хотя лошади, потеряв управление, грозят вот-вот перевернуть дилижанс. И как великолепен, как ослепительно смел в это мгновение Ринго Кид, который, словно заряженный частицами нервной энергии каждого из нас, зрителей, судорожно сжимающих подлокотники своих кресел, совершает отчаянный прыжок с крыши кареты на спину одной из лошадей и, ежесекундно рискуя быть сброшенным на землю и растоптанным, подбирает вожжи и предотвращает катастрофу.
Но это — лишь временная отсрочка. И вот уже, не видя выхода, Хэтфилд приставляет револьвер с последним патроном к виску миссис Мэллори. Однако что это? Да, конечно, мы не ошиблись: это звук горна. Значит, помощь близка. Игрок так и не успевает выстрелить, сраженный метко пущенной стрелой. И пока солдаты приближаются, а индейцы, завидев отряд, бросаются врассыпную, он в предсмертных словах раскрывает свою тайну. Он — давно исчезнувший и сбившийся с пути родной брат этой прекрасной дамы.
А потом, по прибытии в Лордсбург, раскрывается и тайна банкира: он обобрал вкладчиков, украв пятьдесят тысяч долларов золотом, и его арестовывают по выходе из кареты. Но что же дальше будет с Ринго Кидом, к которому мы успели присохнуть душой? Неужели и он пойдет в тюрьму, подобно негодяю Гейтвуду? Нет, этого не может быть! И этого, разумеется, йе происходит. Благородный шериф отпускает его под честное слово, потому что он тоже сочувствует герою и считает, что поединок его с подлыми убийцами должен состояться. А уж затем может вступить в свои права и закон.
Слухи в таких городках распространяются очень быстро. Через час все уже знают о приезде мстителя, и об этом уже сообщено братьям Палмерам. Что же будет? В салуне на всякий случай снимают со стены зеркало, как снимали его когда-то в «Железном коне», в типографии местной газеты набирают заметку в траурной рамке о смерти Ринго Кида. Палмеры, однако, нервничают, тем более что один из них промахнулся, стреляя в черную кошку, перебегавшую дорогу.
Надвигаются сумерки. Кто-то говорит братьям-убийцам, что Ринго Кид приближается, и они выходят ему навстречу. Три мрачных силуэта удаляются от нас в глубь пустой и темной улицы. И тут же мы видим эти силуэты уже с другой точки, как бы глазами Ринго Кида. Вспышки выстрелов озаряют экран. Отчаянно кричит Даллас. И снова все стихает.
Мы опять оказываемся в салуне, где посетители, забыв о разговорах и выпивке, взволнованно ждут развязки. Дверь открывается, и показывается один из Палмеров. Значит, он победитель? Ах, как мы могли это подумать: смотрите, вот он делает несколько шагов и падает замертво. А Ринго Кид на окраине городка прощается с Даллас. Сейчас он, выполняя данное слово, пойдет с шерифом в тюрьму? Нет, мы не хотим такого финала. Против него бунтует наше чувство справедливости. Оно не должно быть обмануто. И шериф, подняв с дороги камешек, кидает его в лошадей. Вспугнутые, они трогают повозку без понукания. В этой повозке Даллас и Ринго Кид уедут на маленькую ферму, чтобы начать там совершенно иную жизнь.
Нам кажется, что после столь подробного рассказа о фильме у читателя не должно возникнуть недоумений в связи с определением его как произведения в своей основе реалистического и исторически достоверного. В творчестве Джона Форда «Дилижанс» предваряет серию аналитических картин с тщательно разработанными характерами и сугубо трезвым взглядом на прошлое и настоящее. Это «Молодой мистер Линкольн», фильм, столь восхитивший Сергея Эйзенштейна, это «Гроздья гнева», пронизанные той же болью за человека и любовью к нему, как и знаменитый роман Стейнбека, это «Как зелена была моя долина» — печальная лирическая повесть об умирании целого края, шахтерского Уэллса. Их все объединяет стремление режиссера к тому, что называют правдой жизненных обстоятельств. И «Дилижанс» Форда уже тоже подвластен этому стремлению, нисколько притом не теряя главных особенностей, свойственных вестерну.
Форд совершенно справедливо объяснял требованиями легенды алогичность с житейской, трезво прозаической точки зрения кульминационных ситуаций. Но все дело в том, что легенда эта локальна, она не накладывает отпечаток ни на исторический фон, ни на социальные и психологические характеристики персонажей. Да, конечно, здравый смысл и воинский опыт должны были побудить индейцев прежде всего перестрелять лошадей, а потом уже заглядывать в окна кареты. Да, скорее всего, Ринго Кид едва ли вышел бы живым из неравного поединка, а вместо этого он уничтожает всех своих противников. Наконец, мало было шансов получить благословение реального шерифа на дуэль с Палмерами, а тем более трудно было бы ожидать от представителя закона столь благородного финального решения. Все это так.
Однако, оставшись верным канонам жанра в показе гиперболических подвигов и определении судеб героев, не пренебрегши в поисках увлекательности наследием авантюрного романа (традиционная тайна происхождения, пущенная в ход в связи с Хэтфилдом, загадка банкира, мотив благородной мести), Форд во всем остальном решительно направился в сторону были. Он не побоялся вложить в уста героя суровые слова о жестокой стране, которую прочие его коллеги пока еще продолжали романтизировать, он подкрепил их убедительной картиной нравов эпохи. И — что важнее всего — режиссер вместо тенденциозно- патриотического прославления героических предков, вместо распространенной в вестернах такого рода системы «герой и все остальные», где эти остальные — не более чем статисты, представил нам живых людей в живом времени.
Он не преследовал, разумеется, при этом никаких обличительных или разоблачительных целей, ибо прошлое бессмысленно изобличать, его можно лишь попытаться понять, если не затуманивать взгляд пеленой предрассудков. Как раз так он и поступил, и потому «Дилижанс» со всей своей сложной пестротой социальных отношений и характеристик, обычаев, биографий дает так много для постижения бурной, жестокой, героической, романтической истории американского Запада.
Именно многоликость этой истории, содержащей в себе в равной мере явления ужасные и прекрасные, дала возможность тем из авторов вестерна, которые обращались к ней, уже пройдя школу «Дилижанса», особенно если это обращение было связано с разработкой проблем сегодняшнего дня, получить любой требующийся им материал. И всего через четыре года после появления шедевра Джона Форда, в самый разгар войны, когда режиссеру Уильяму Уэллману понадобился сюжет, с помощью которого можно было бы проанализировать психологические предпосылки фашизма и принятия его методов обывательской массой, он нашел его все в той же истории Запада.
Известен написанный в 1935 году Синклером Льюисом роман, носивший ироническое заглавие «У нас это невозможно». Известен поставленный в следующем году фильм Фрица Ланга «Ярость». Оба они, обнажая психологические пружины, управляющие сознанием фашиствующей толпы, развертывали действие в настоящем времени. Уэллман же обратился с аналогичной целью к прошлому и создал, пожалуй, один из самых мрачных реалистических вестернов — «Инцидент в Окс-Бау», экранизацию одноименного романа Уолтера Тилбурга Кларка, написанного в 1937–1938 годах.
«Весь мир тогда, — вспоминал потом автор, — был обеспокоен ростом фашизма, и моя книга — эмоционально — выросла из этого беспокойства… Это отметили многие критики, рассматривавшие роман как аллегорическую картину жестоких методов нацизма, как предупреждение о тщетности надежд на то, что
