Дамблдор тяжело вздохнул и сказал:
— Но, полно о моих директорских проблемах. У нас с тобой есть более важные темы для беседы. Во- первых, ты справился с тем заданием, которое я дал тебе в конце нашего прошлого занятия?
— А, — Гарри внезапно остановился. Из-за занятий по аппарации, квиддича, отравления Рона, его собственного расколотого черепа и попыток выяснить, что задумал Драко Малфой, Гарри практически забыл о воспоминании, которое Дамблдор попросил его выудить у профессора Снобгорна. — Ну, в конце урока по зельеварению я попросил его об этом, сэр, но… он мне его не даст.
Последовало недолгое молчание.
— Понятно, — в конце концов, сказал Дамблдор, и так посмотрел на Гарри поверх своих очков- полумесяцев, что у того появилось знакомое ощущение, будто его просвечивают рентгеновским излучением. — И ты считаешь, что приложил к этому все возможные усилия? Проявил все чудеса своей изобретательности? Что в своем стремлении заполучить это воспоминание ты не оставил ни одного неизведанного участка в глубинах собственной хитрости?
— Ну, — Гарри застрял, не зная, что сказать дальше. Его единственная попытка заполучить воспоминание внезапно показалась ему до неприличия ничтожной. — Ну… в тот день, когда Рон по ошибке проглотил приворотного зелья, я отвел его к профессору Снобгорну. Я подумал, что если профессор Снобгорн будет в хорошем настроении…
— И это сработало? — спросил Дамблдор.
— Ну, нет, сэр… Рон тогда отравился…
— … что, разумеется, заставило тебя совершенно забыть об этом воспоминании. Другого и нельзя было ожидать, учитывая, что твой друг был в опасности. Однако когда стало ясно, что мистер Уизли идет на поправку, я понадеялся, что ты вернешься к своему заданию. Мне казалось, что я ясно дал тебе понять, насколько важным является это воспоминание. На самом деле я сделал все, чтобы ты осознал, что это воспоминание является ключом ко всему, и что без него мы просто попусту потеряем время.
Гарри почувствовал, как от макушки по всему телу поползло что-то горячее, колючее — чувство стыда. Дамблдор не повысил голоса, он даже не злился, но Гарри предпочел бы, чтобы тот кричал. Его холодное разочарование было хуже всего на свете.
— Сэр, — сказал он с некоторым отчаянием, — дело не в том, что я не старался, просто я был… был занят…
— Занят другими мыслями, — закончил за него предложение Дамблдор. — Понятно.
Между ними вновь повисла тишина, самая неприятная тишина, которую Гарри когда-либо испытывал в присутствии Дамблдора. Нарушаемая лишь хрюкающим похрапыванием портрета Армандо Диппета, казалось, она никогда не закончится. Гарри чувствовал себя каким-то сжавшимся, ничтожным, словно ссохшимся с того момента, как он вошел в кабинет. Не в силах больше это выдерживать, он сказал:
— Простите меня, профессор Дамблдор. Я должен был стараться изо всех сил. Я должен был понять, что если бы это не имело такого значения, вы не попросили бы меня об этом.
— Спасибо, что сказал это, Гарри, — тихо произнес Дамблдор. — Могу ли я тогда надеяться, что с данного момента это станет твоей главной задачей? Пока мы не добудем воспоминание, в наших последующих встречах будет мало толку.
— Хорошо, сэр, я добуду у него это воспоминание, — убедительно ответил Гарри.
— Тогда об этом больше ни слова, — более добродушно сказал Дамблдор, — и вернемся к нашей истории. Помнишь, где мы остановились?
— Да, сэр, — тотчас ответил Гарри. — Вольдеморт убил своего отца и его родителей и подстроил все так, чтобы все подумали, будто это сделал его дядя Морфин. А затем он вернулся в Хогвартс и расспросил… и расспросил профессора Снобгорна о хоркруксах, — стыдливо пробормотал он.
— Замечательно, — сказал Дамблдор. — Надеюсь, ты помнишь, что в самом начале наших встреч я сказал тебе, что мы отправимся на просторы догадок и предположений?
— Да, сэр.
— Согласись, что до настоящего момента для своих умозаключений я использовал достаточно достоверные факты, из жизни Вольдеморта до его семнадцатилетнего возраста.
Гарри кивнул.
— Но теперь, Гарри, — продолжил Дамблдор, — теперь все станет куда более туманным и странным. Если найти сведения о жизни Реддля-ребенка было невероятно трудно, то отыскать того, кто мог мы рассказать о Вольдеморте-взрослом практически невозможно. На самом деле я вообще сомневаюсь, что существует хоть одна живая душа, за исключением его самого, кто мог бы дать подробное описание его жизни с того момента, как он покинул Хогвартс. Однако у меня есть еще два последних воспоминания, которыми я хотел бы с тобой поделиться, — Дамблдор указал на два маленьких хрустальных бутылька, поблескивавших рядом с думоотводом. — И я был бы рад услышать твое мнение о правильности моих умозаключений, которые я сделал на их основании.
То, что Дамблдор так высоко ценил его мнение, заставило Гарри еще сильнее ощутить чувство стыда за проваленное задание по заполучению воспоминания о хоркруксах, поэтому он виновато заерзал на стуле, как раз в тот момент, когда Дамблдор поднял первую из бутылок и взглянул на нее на просвет.
— Надеюсь, ты еще не устал погружаться в чужие воспоминания, потому что эти два — весьма интересны, — сказал он. — Первое принадлежит одной очень старой домашней эльфийке по имени Хоуки. Прежде чем мы увидим, чему стала свидетелем Хоуки, хочу ненадолго отвлечь тебя рассказом о том, как лорд Вольдеморт покинул Хогвартс.
К седьмому году своего обучения он, как ты, возможно, догадываешься, подошел с высшими оценками по всем сданным экзаменам. Все его однокурсники решали тогда куда пойдут работать по окончании школы. Едва ли не каждый ожидал от Тома Реддля чего-то впечатляющего. Еще бы: староста, староста школы, обладатель награды «За особые заслуги перед школой». Я даже знал, что некоторые преподаватели, и профессор Снобгорн в их числе, рассчитывая, что он поступит в Министерство магии, предлагали помочь с должностью, познакомить с нужными людьми. Он отказался от всех предложений. А потом мы узнали, что Вольдеморт работает в «Боргине и Берке».
