тем, что было Вольдемортом, и как он пытался помешать ему, и как чуть позже они с Дамблдором рассуждали, стоит ли вести заведомо безнадежную борьбу. Важно, сказал Дамблдор, сражаться и еще раз сражаться, сражаться, не переставая, ибо только так можно сдержать зло, пусть и не искоренить…
И Гарри, сидя под палящим солнцем, ясно осознал, что все те, кто заботился о нем, закрывали его собой один за другим: мама, папа, крестный и, наконец, Дамблдор — все они решили защитить его. Но больше этого не произойдет. Он больше никому не позволит встать между ним и Вольдемортом. Он должен навсегда избавиться от надежды, от которой должен был избавиться еще шестнадцать лет назад — будто под защитой родительских рук ему ничего не угрожает. От этого кошмара не было пробуждения, никто не шепнет ему в темноте, что все хорошо, что это все ему просто приснилось. Последний и величайший его защитник умер, и никогда ранее не был он так одинок.
Маленький человечек в черном закончил речь и вернулся на свое место. Гарри думал, что поднимется кто-то другой: он ожидал к речей, возможно, министр что-нибудь скажет, но никто не шевельнулся.
Несколько человек вскрикнуло. Яркое белое пламя взметнулось вокруг тела Дамблдора и плиты, на которой оно лежало. Языки взвивались все выше и выше, поглощая тело. В воздух поднялся столб белого дыма, принявший странные очертания: Гарри с замиранием сердца подумал, что в синеву неба радостно устремился феникс, но в следующий миг пламя исчезло. На его месте появилась белая мраморная гробница, заключившая тело Дамблдора и плиту, на которую его возложили.
Раздалось еще несколько пораженных вскриков: воздух наполнился градом стрел, но ни одна из них не долетела до сидевших. Так, Гарри понял, кентавры отдали дань уважения. Он увидел, как они развернулись и скрылись в прохладе деревьев. Русалки и русалы также медленно опустились в зеленые воды и пропали из виду.
Гарри взглянул на Джинни, Рона и Гермиону. Рон щурился, будто его слепило солнце. Лицо Гермионы было мокрым от слез, но Джинни уже не плакала. Она ответила ему таким же твердым горящим взглядом, как и в тот день, когда команда Гриффиндора завоевала кубок по квиддичу и она обняла его. И Гарри почувствовал, что они полностью поняли друг друга и если он расскажет ей о том, что собрался делать, то она не воскликнет: «Будь осторожен!» или «Не делай этого!». Она примет его решение, потому что не ждет от него ничего другого. Благодаря этому он собрался с духом сказать ей то, что должен был сказать сразу же после смерти Дамблдора.
— Джинни, послушай… — тихо позвал он ее. Люди вокруг начали вставать, и гул голосов становился все громче. — Я больше не могу быть с тобой. Нам надо прекратить встречаться. Мы не можем быть вместе.
Она ответила со странной кривой улыбкой:
— По какой-то дурацкой благородной причине, да?
— Эти последние недели с тобой были словно… словно из чужой жизни, — проговорил Гарри. — Но я не могу… Мы не можем… Есть вещи, которые я должен сделать сам.
Она не расплакалась — просто взглянула на него.
— Вольдеморт манипулирует близкими его врагам людями. Однажды он уже использовал тебя как приманку только потому, что ты сестра моего лучшего друга. Подумай, в какой опасности ты окажешься, если мы не расстанемся. Он узнает. Он попытается добраться до меня посредством тебя.
— А если мне все равно? — горячо спросила Джинни.
— А мне нет, — ответил Гарри. — Думаешь, как бы я себя чувствовал, если бы это были твои похороны… И все из-за меня…
Джинни посмотрела в другую сторону на озеро.
— Я никогда не переставала верить, что мы будем вместе, — сказала она. — Правда. Я всегда надеялась… Гермиона посоветовала мне выбросить из головы, возможно, начать встречаться с кем-нибудь другим, перестать постоянно думать о тебе, ведь я ни слова сказать при тебе не могла, помнишь? И ей показалось, что ты меня заметишь, если я просто буду… собой.
— Умная эта Гермиона, — попытался улыбнуться Гарри. — Жаль, что я не стал встречаться с тобой раньше. У нас была бы вечность… месяцы… может быть, годы…
— Но ты был слишком занят, спасая мир волшебников, — почти смеясь, возразила Джинни. — Что же, не могу сказать, будто удивлена. Я знала, что, в конце концов, так и произойдет. Знала, что ты не найдешь покоя, пока не настигнешь Вольдеморта. Наверное, поэтому ты мне так и нравишься.
Гарри больше не мог это слушать. Тем более ему показалось, что если он так и будет сидеть рядом с ней, то его решимость пошатнется. Он видел, как Рон обнимал Гермиону и гладил ее по голове: она плакала у него на плече, да и у того с длинного носа капали слезы. Уныло махнув рукой, Гарри поднялся, повернулся спиной к Джинни и гробнице Дамблдора и пошел прочь вдоль озера. Идти было намного легче, чем сидеть, не двигаясь: точно так же отправиться на поиски хоркруксов и попытаться убить Вольдеморта будет лучше, чем ждать, когда же ты начнешь…
— Гарри!
Он обернулся. Опираясь на трость, к нему по берегу озера быстро хромал Руфус Скримджер.
— Я надеялся поговорить с тобой… Не возражаешь, если мы немного пройдемся вместе?
— Нет, — равнодушно ответил Гарри и продолжил свой путь.
— Гарри, это ужасное несчастье, — тихо сказал Скримджер. — Не могу передать, насколько я был потрясен, узнав об этом. Дамблдор был великим волшебником. Наши точки зрения не всегда совпадали, как ты знаешь, но никто не понимает лучше меня…
— Что вам нужно? — безо всякого выражения прервал его Гарри.
На лице Скримджера промелькнуло раздражение, но, как и в прошлый раз, оно быстро сменилось сочувствующим пониманием.
— Ты, конечно же, убит горем, — проговорил Скримджер. — Я знаю, ты был очень близок Дамблдору. Полагаю, из всех своих учеников он любил тебя больше всех. Ваши отношения…
— Что вам нужно? — остановившись, повторил Гарри.
