— Этот старый паршивый полукровка воровал фамильные ценности Блэков? — возмутился Финеас Найджеллус. Он торжественно удалился со своей картины, чтобы, по всей видимости, навестить свой портрет в доме номер двенадцать на площади Гриммолд.
— Профессор, — продолжил Гарри после небольшой паузы, — профессор Макгонагалл рассказала вам то, о чем я сказал ей после происшествия с Кэти? Насчет Драко Малфоя?
— Да, она рассказала мне о твоих подозрениях, — ответил Дамблдор.
— И вы?…
— Я приму все надлежащие меры, чтобы найти того, кто причастен к этому несчастному случаю, — ответил Дамблдор. — Однако, что меня больше всего волнует в данный момент, Гарри, так это наш урок.
Гарри это даже немного возмутило: если их уроки были так важны, то зачем надо было делать такой большой перерыв между первым и вторым занятиями? Однако он больше не стал говорить о Драко Малфое, а начал наблюдать за тем, как Дамблдор добавил в думоотвод новых воспоминаний и вновь начал крутить каменную чашу в своих руках.
— Надеюсь, ты помнишь, что мы закончили рассказ о зарождении лорда Вольдеморта на том моменте, когда красавец-маггл Том Реддль бросил свою жену, волшебницу Меропу, и вернулся к себе домой в Малый Висельтон. Меропа осталась одна в Лондоне, в ожидании ребенка, который в один прекрасный момент станет лордом Вольдемортом.
— Откуда вы знаете, что она была в Лондоне, сэр?
— Из свидетельств некоего Карактакуса Берка, — ответил Дамблдор, — который, по странному совпадению, основал тот самый магазин, из которого пришло ожерелье, о котором мы только что говорили.
Он взболтал содержимое думоотвода (Гарри уже доводилось раньше видеть такое), словно старатель, просеивающий золото. Прямо из кружившейся серебристой массы, медленно вращаясь, выросла серебристая будто призрак, но гораздо более материальная, фигура маленького старичка с копной волос, полностью закрывавших его глаза.
«Да, мы приобрели его при любопытных обстоятельствах. Много лет назад, прямо перед рождеством его принесла нам молодая волшебница. Сказала, что очень нуждается в золоте… да, это и так было видно. Вся в лохмотьях и на довольно большом сроке… в смысле, она ждала ребенка. Сказала, что медальон принадлежал Слизерину. Знаете, мы постоянно слышим истории типа: „О, это принадлежало Мерлину, честное слово, это его любимый чайник“, — но когда я взглянул на него, я действительно нашел на нем его знак. Нескольких простых заклинаний оказалось достаточно, чтобы узнать правду. Разумеется, это делало его практически бесценным. Она, похоже, и не догадывалась о том, сколько он мог стоить. Была просто счастлива, когда мы дали ей десять галеонов. Самая выгодная сделка в нашей жизни!».
Дамблдор энергично встряхнул думоотвод, и Карактакус Берк вновь опустился в водоворот памяти, туда, откуда и пришел.
— Он дал ей всего лишь десять галеонов? — возмутился Гарри.
— Карактакус Берк никогда не отличался щедростью, — сказал Дамблдор. — Так что мы знаем, что к концу беременности, Меропа жила одна в Лондоне и отчаянно нуждалась в золоте, настолько отчаянно, что продала единственную ценную вещь, которая у нее была — медальон, одну из сохранившихся фамильных ценностей семьи Ярволо.
— Но она же могла колдовать! — с нетерпением сказал Гарри. — При помощи магии она могла бы обеспечить себя и едой, и всем чем угодно.
— А, — ответил Дамблдор, — возможно и могла. Но, как мне кажется — я могу лишь догадываться, но уверен, что так и было — когда муж бросил ее, Меропа перестала применять магию. Думаю, она больше не хотела быть волшебницей. Разумеется, могло случиться так, что ее невостребованная любовь и, как результат, глубокое отчаяние ослабили ее силы. Такое тоже бывает. Так или иначе, как ты сам убедился, Меропа не подняла бы палочку даже ради спасения собственной жизни.
— Она бы не стала жить даже ради сына?
Дамблдор удивленно приподнял брови.
— Неужели ты пожалел лорда Вольдеморта?
— Нет, — спохватился Гарри, — но у нее хотя бы был выбор, в отличие от моей матери.
— У твоей матери тоже был выбор, — спокойно ответил Дамблдор. — Да, Меропа Реддль выбрала смерть, несмотря на сына, которому была так нужна, но не суди ее строго, Гарри. Она была чересчур ослаблена страданиями, и она не была так же отважна, как твоя мать. А сейчас, если ты встанешь…
Дамблдор встал рядом с ним перед письменным столом.
— Куда мы отправляемся? — спросил Гарри.
— На этот раз, — ответил Дамблдор, — мы отправимся в мои воспоминания. Думаю, ты найдешь их весьма точными и изобилующими подробностями. После тебя, Гарри…
Гарри нагнулся над думоотводом. Лицо коснулось прохладной поверхности воспоминаний, и он вновь полетел в темноту… Мгновения спустя, его ноги ударились о твердую поверхность. Он открыл глаза и увидел, что они с Дамблдором стоят на шумной улице старого Лондона.
— Вот он я, — радостно сказал Дамблдор, указывая на высокого человека, переходившего дорогу прямо перед конной телегой молочника.
Волосы и борода у этого молодого Альбуса Дамблдора были золотисто-каштанового цвета. Дойдя до их стороны улицы, он зашагал по тротуару, приковывая к себе многочисленные любопытные взгляды: на нем был мягкий бархатный костюм цвета спелой сливы и вычурного покроя.
— Славный костюмчик, сэр, — не удержался Гарри, но Дамблдор лишь довольно хихикнул. Они держались позади него молодого, наконец, прошли через железные ворота и очутились в пустом дворике перед довольно мрачным квадратным зданием, окруженным высокой оградой. Он поднялся по небольшой лестнице, ведущей к парадной двери и постучал. Через несколько мгновений дверь открыла неряшливого вида девочка в переднике.
