знали. Там вы попросили меня солгать ради вас.
— Но ведь в хранилище лежит не только фальшивый меч, правда? — поинтересовался Гарри. — Вы, может быть, видели там ещё какие-то вещи?
Его сердце билось, как никогда. Он удвоил свои усилия, стараясь не замечать пульсирующую боль в шраме.
Гоблин опять накрутил на палец свою бородку.
— Это противоречит нашему кодексу — раскрывать секреты 'Гринготтса'. Мы хранители несметных сокровищ. У нас есть долг перед вещами, доверенными нашей заботе, столь многие из которых сделаны нашими руками.
Гоблин погладил меч, его чёрные глаза перемещались от Гарри к Гермионе, потом к Рону и обратно.
— Такие юные, — проговорил он наконец, — и противостоят столь многим.
— Вы нам поможете? — спросил Гарри. — Без помощи гоблина нам нечего и надеяться туда попасть. Вы наша единственная возможность.
— Я… я подумаю, — с раздражающей неопределённостью проговорил Рукрюк.
— Но… — гневно начал Рон; Гермиона толкнула его локтем в бок.
— Спасибо, — сказал Гарри.
Гоблин одобрительно склонил свою большую куполообразную голову, потом согнул короткие ноги.
— Думаю, — произнёс он, вальяжно устраиваясь на кровати Билла и Флёр, — что действие 'Костероста' закончилось. Может быть, я смогу, наконец, поспать. Извините меня…
— Да, конечно, — ответил Гарри, но перед тем, как выйти из комнаты, он наклонился и забрал меч Гриффиндора, лежащий возле гоблина. Рукрюк не стал возражать, но Гарри показалось, что он видел в глазах гоблина негодование, когда закрывал за собой дверь.
— Мерзкий коротышка, — прошептал Рон. — Ему нравится держать нас в неизвестности.
— Гарри, — тоже шёпотом начала Гермиона, увлекая их обоих подальше от двери, на середину всё ещё тёмной лестничной площадки, — ты действительно имеешь в виду то, что я думаю? Ты хочешь сказать, что в хранилище Лестранжей есть хоркрукс?
— Да, — ответил Гарри. — Беллатрикс перепугалась, когда подумала, что мы там были, она была сама не своя. Почему? Что, как она думает, мы могли видеть, что ещё мы могли оттуда взять? Она остолбенела от одной мысли, что Сами-Знаете-Кто об этом узнает.
— Но я думал, мы ищем места, где Сам-Знаешь-Кто бывал, где делал что-то важное? — проговорил Рон, похоже, сбитый с толку. — Он что, бывал в хранилище Лестранжей?
— Не знаю, бывал ли он хоть раз в 'Гринготтсе', — сказал Гарри. — Когда он был маленьким, золота у него там не было, ему никто ничего не оставил. Но он, конечно, видел банк со стороны, в первый раз, когда попал в Косой переулок.
Шрам Гарри пульсировал, но он не обращал внимания; ему хотелось, чтобы Рон с Гермионой поняли то, что касается 'Гринготтса', перед тем как пойдут беседовать с Олливандером.
— Мне кажется, он должен был завидовать всякому, у кого был ключ от хранилища в 'Гринготтсе'. Наверное, ему это должно было казаться настоящим символом принадлежности к волшебному миру. И не забывайте, он доверял Беллатрикс и её мужу. Они были его самыми преданными слугами до его падения, и они разыскивали его после того, как он исчез. Он это говорил в ту ночь, когда вернулся, я слышал.
Гарри потёр ладонью свой шрам.
— Правда, я не думаю, что он признался Беллатрикс, что это хоркрукс. Люциусу Малфою он не сказал правды о дневнике. Ей он, наверное, сказал, что это очень ценная вещь, и попросил положить её в своё хранилище. Самое надёжное место в мире, если хочешь что-то спрятать, так говорил Хагрид… кроме Хогвартса.
Когда Гарри закончил говорить, Рон покачал головой.
— Ты его и правда понимаешь.
— Кое-что понимаю, — произнёс Гарри. — Кое-что… Хотел бы я так же хорошо понимать Дамблдора. Там будет видно. Идём — теперь к Олливандеру.
Рон с Гермионой, похоже, были озадачены и одновременно потрясены. Они прошли вслед за ним через тесную площадку и постучали в дверь напротив спальни Билла и Флёр. В ответ прозвучало слабое 'Войдите!'
Мастер волшебных палочек лежал на двуспальной кровати, дальней от окна. Его продержали в подвале больше года и по крайней мере один раз пытали — Гарри это знал. Он был истощён, кости лица резко выделялись под желтоватой кожей. Его большие серебристые глаза казались огромными в провалившихся глазницах. Руки, лежавшие на одеяле, напоминали руки скелета. Гарри сел на свободную кровать рядом с Роном и Гермионой. Отсюда не было видно восхода солнца. Окна этой комнаты выходили в сад на вершине скалы, на свежую могилу.
— Мистер Олливандер, простите, что беспокою вас, — начал Гарри.
— Мальчик мой, — голос Олливандера был еле слышен. — Вы спасли нас. Я думал, мы все там умрём… Я никогда не смогу отблагодарить… отблагодарить вас… в полной мере.
— Мы сделали это с радостью.
Шрам пульсировал. Он знал, был уверен, что у него вряд ли уже осталось время, чтобы обогнать Вольдеморта на пути к его цели или попытаться ему помешать. В нём шевельнулся панический страх… но он уже принял решение, когда предпочёл сначала говорить с Рукрюком. Притворяясь спокойным, каким на самом деле не был, он пошарил в мешочке, висевшем у него на шее, и достал две половинки своей сломанной палочки.
— Мистер Олливандер, мне нужна помощь.
— Всё, что угодно. Что угодно, — слабо произнёс мастер.
— Вы можете это исправить? Это возможно?
Олливандер протянул дрожащую руку, и Гарри положил на его ладонь две чудом держащиеся половинки.
— Остролист и перо феникса, — проговорил Олливандер дрожащим голосом. — Одиннадцать дюймов. Гибкая и чувствительная.
— Да, — подтвердил Гарри. — Вы можете…?
— Нет, — прошептал Олливандер. — Мне жаль, ужасно жаль, но палочку, которой был причинён такой ущерб, нельзя исправить ни одним из средств, что мне известны.
Гарри был готов это услышать, но всё равно это был удар. Он забрал половинки палочки и положил обратно в мешочек, висевший у него на шее. Олливандер пристально смотрел туда, где скрылась расколотая палочка, и не отрывал взгляда до тех пор, пока Гарри не вытащил из кармана две палочки, которые он вынес из поместья Малфоев.
— Вы можете определить, чьи они? — спросил он.
Мастер взял в руки первую палочку и поднёс поближе к ослабевшим глазам, повертел между узловатыми пальцами, слегка согнул.
— Грецкий орех и сухожилие дракона, — проговорил он. — Двенадцать и три четверти дюйма. Неподатливая. Эта палочка принадлежала Беллатрикс Лестранж.
— А эта?
Олливандер повторил ту же процедуру.
— Боярышник и волос единорога. Ровно десять дюймов. В меру пружинистая. Это была палочка Драко Малфоя.
— Была? — повторил Гарри. — Разве она не принадлежит ему до сих пор?
— Видимо, нет. Если вы отвоевали её…
— Да…
— …то она, вероятно, ваша. Разумеется, важно, каким образом она была взята. Многое зависит и от самой палочки. Но, как правило, если палочка отвоёвана, она меняет хозяина.
В комнате настала тишина, если не считать отдалённого шума моря.
— Вы так говорите о волшебных палочках, как будто у них есть чувства, — сказал Гарри, — как будто
