сделать. Я знал, что он перенесёт меня, куда мне надо. Так что я дизаппарировал и оказался на склоне холма. Повсюду был снег…
— Мы были там, — сказал Гарри. — Мы там две ночи провели, и на вторую ночь мне всё казалось, что я слышу, как кто-то бродит вокруг в темноте и зовёт!
— Ну да, это я был, — ответил Рон. — Ваши защитные чары замечательно работают, потому что я не мог ни увидеть, ни услышать вас, хоть и был уверен, что вы где-то там. Так что я достал спальный мешок и решил дождаться, пока кто-нибудь из вас появится. Я думал, что когда вы сложите палатку, вас будет видно.
— Вообще-то, нет, — сказала Гермиона. — Мы на всякий случай дизаппарировали под плащом- невидимкой. И мы ушли оттуда совсем рано, потому что, как и сказал Гарри, мы слышали, что вокруг кто-то ходит.
— Ну, я там проторчал весь день, — продолжил Рон. — Я всё надеялся, что вы появитесь. Но когда начало темнеть, я понял, что, скорее всего, упустил вас, и снова щёлкнул Гасилкой. Голубой шарик опять появился и растворился во мне, я дизаппарировал и приземлился в этом лесу. Я всё ещё не мог вас найти, так что мне оставалось только надеяться, что когда-нибудь вы появитесь… ну, и Гарри появился. Хотя, ясное дело, сначала я увидел лань.
— Что-что ты увидел? — перебила его Гермиона.
Они объяснили ей, что произошло, и пока рассказывали о серебряной лани и мече на дне озера, Гермиона, нахмурившись, переводила взгляд с одного на другого и слушала так внимательно, что позабыла, что намеревалась сидеть, скрестив руки и ноги.
— Но это же наверняка был Патронус! — заявила она. — Вы что, не видели, кто его создал? Вы что, вообще никого не видели? И она привела вас к мечу! Не могу в это поверить! А дальше что было?
Рон рассказал, что наблюдал, как Гарри зашёл в воду, и что ждал, пока тот вынырнет, но понял, что что-то не так, прыгнул сам и вытащил Гарри, а затем нырнул за мечом. Он дошёл до того, как они открыли медальон, и запнулся, и Гарри договорил за него.
— … и Рон убил его мечом.
— И что, оно… умерло? Вот так просто? — прошептала она.
— Ну, оно… оно кричало, — ответил Гарри, коротко взглянув на Рона. — Вот.
Он бросил медальон ей на колени, она осторожно подняла его и осмотрела разбитые стёклышки в створках.
Гарри решил, что уже было достаточно безопасно, и взмахом гермиониной палочки убрал Разделяющий Щит, затем повернулся к Рону.
— Ты вроде говорил, что удрал от Охотников с лишней палочкой?
— Что? — переспросил Рон, который смотрел на Гермиону, изучавшую медальон. — А… а, ну да.
Он расстегнул пряжку на рюкзаке и вытащил из кармашка короткую палочку тёмного дерева.
— Держи. Я подумал, что запасная всегда пригодится.
— Ты был прав, — сказал Гарри, протягивая руку. — Моя сломалась.
— Шутишь? — начал Рон, но в этот момент Гермиона встала, и он снова испуганно затих.
Гермиона положила побеждённый хоркрукс в бисерную сумочку, затем без единого слова забралась обратно в постель и улеглась спать. Рон передал Гарри новую палочку.
— Думаю, это лучший приём, на который ты мог рассчитывать, — шепнул Гарри.
— Да уж, — ответил Рон. — Могло быть и хуже. Помнишь, как она на меня птиц наслала?
— А я и сейчас пока ещё не отказалась от этой мысли, — донёсся из-под одеял приглушённый голос Гермионы, но когда Рон доставал из рюкзака свою коричневую пижаму, Гарри увидел, как тот едва заметно улыбается.
Глава двадцатая
Ксенофилий Лавгуд
Гарри не рассчитывал, что за ночь Гермиона перестанет злиться, и потому его не удивило, что наутро она общалась с остальными в основном при помощи злобных взглядов и многозначительного молчания. Рон в ответ был при ней неестественно унылым, всем своим видом демонстрируя, что его всё ещё гложет совесть. И вообще, когда все трое собирались вместе, у Гарри было ощущение, что он единственный не скорбящий на чьих-то немноголюдных похоронах. Однако Рон, в те редкие моменты, когда оставался наедине с Гарри (пока они набирали воду или искали грибы среди травы и кустарника), становился бессовестно жизнерадостным.
— Кто-то же нам помог, — твердил он, — кто-то же послал эту лань. Кто-то на нашей стороне. И уже одним хоркруксом меньше, приятель!
Ободрённые уничтожением медальона, они принимались спорить, где могут быть остальные хоркруксы, хотя всё это уже было много раз говорено. Гарри был настроен оптимистично и уверен, что за первым прорывом последуют новые. Даже надутый вид Гермионы не мог испортить его торжества. Внезапный поворот к лучшему, появление загадочной лани, нахождение меча Гриффиндора и — больше всего — возвращение Рона так радовали Гарри, что сохранять спокойный вид ему было непросто.
Ближе к вечеру они с Роном снова избавились от мрачной компании Гермионы, якобы отправившись искать в голых кустах ежевики несуществующие ягоды, и продолжили делиться новостями. Гарри наконец рассказал Рону всю историю их с Гермионой скитаний, включая происшествие в Годриковой лощине. Рон, в свою очередь, сообщал Гарри всё, что узнал о большом мире волшебников за недели отсутствия.
— … а как вы узнали о табу? — спросил он, рассказав Гарри о многочисленных отчаянных попытках магглорождённых ускользнуть от Министерства.
— О чём?
— Вы же с Гермионой перестали называть Сам-Знаешь-Кого по имени!
— А, ну да. Просто дурная привычка, — ответил Гарри. — Но я могу называть его и В…
— НЕТ! — взревел Рон, отчего Гарри отскочил в кусты, а Гермиона (сидевшая у входа в палатку, уткнувшись в книгу) сердито посмотрела на друзей.
— Извини, — сказал Рон, вытаскивая Гарри из кустов, — просто имя заколдовано, Гарри. Они так выслеживают людей! Если произнести его имя, защитные заклинания спадают — какие-то волшебные неполадки случаются. Они так нас и нашли на Тотнем-корт-роуд!
— Потому что мы назвали его по имени?
— Да! И надо отдать им должное, неплохо придумано. Произносить его имя осмеливались только те, кто всерьёз готов был ему противостоять, например, Дамблдор. А теперь на имя наложили табу, и любого, кто его произнесёт, можно выследить. И членов Ордена найти легко и просто! Они чуть не поймали Кингсли…
— Серьёзно?
— Да, его загнали в угол пожиратели смерти. Билл сказал, что он прорвался. Теперь он в бегах, как мы, — Рон задумчиво почесал подбородок кончиком волшебной палочки. — А может, ту лань Кингсли послал?
— Его патронус — рысь, мы же видели на свадьбе, помнишь?
— А, ну да…
Они прошли вдоль живой изгороди, подальше от палатки и Гермионы.
— Гарри, а может, это был Дамблдор?
— Что Дамблдор?
— Рон, слегка смутившись, всё же тихонько ответил:
— Дамблдор… та лань? То есть, — продолжил Рон, краем глаза поглядывая на Гарри, — у него же последнего был настоящий меч?
Гарри не стал над ним смеяться: ему самому слишком уж хорошо было знакомо отчаянное желание,
