счастье, а сознание было занято радостными мыслями, обратный путь показался таким коротким. Туземцы встретили их так радушно, что Тина даже почувствовала сожаление от необходимости их покинуть, но лишь ненадолго. Если бы у нее вдруг выросли крылья, она полетела бы прямо в Лондон, к Крис — со своей драгоценной тыквой.
В волнении прибытия она не заметила, как знахарь неслышно исчез в направлении хижины своей жены и ребенка, и лишь когда он появился — с широкой улыбкой на маленьком сморщенном лице, — она вспомнила о мальчике. Но ей не нужно было спрашивать Рамона, что сказал ему знахарь: его сияющее лицо служило достаточным доказательством того, что все хорошо. Вегас серьезно выслушал знахаря и улыбнулся, поворачиваясь к ней.
— Ребенок и мать чувствуют себя хорошо. Знахарь поражен тем, что моя магия оказалась сильней волшебства его предков. Согласно тому, чему его учили, это просто невозможно. Теперь он верит в мою магию и говорит, что в будущем будет всегда мне повиноваться. И еще ему нравится вкус моей магии на языке.
— Это замечательно! — Тина едва не плясала от возбуждения. — Его вера распространится по тропам джунглей, и куда бы вы ни пошли в будущем, туземцы будут вас приветствовать. Я так рада, — она искренне положила свою руку на его загорелую, — что, помогая мне достичь цели, вы в то же время приблизились и к своей. Со временем каждый туземец Амазонки будет знать, что имя Карамару означает правду и помощь всем нуждающимся!
Он проницательно взглянул ей в лицо, и она смолкла. Неужели она себя выдала? Неужели в своем возбуждении забыла о необходимости осторожности и показала, что любит его? Она попыталась отвести взгляд, но не смогла. Смеющиеся, болтающие туземцы по-прежнему окружали их, но они словно оказались одни в целом мире и молча смотрели друг на друга в этой шумной толпе. Сердце ее оглушительно билось; она ждала, когда он нарушит молчание. И когда увидела на его лице торжество и удовлетворение, ее сознание заполнили дурные предчувствия, а щеки покраснели. Он знал ее тайну, разгадал ее. Это предположение подтвердилось, когда он улыбнулся и уверенно взял ее за руку.
— А как насчет вас, querida? Что значит имя Карамару для вас?
От его прикосновения по жилам ее пробежал огонь, но она мужественно попыталась сохранить спокойствие. Она не должна разоружаться, особенно если предоставляет ему, а может, и донье Инес, объект для насмешек! Со всей силой вернулись все прежние подозрения, и в ее голосе зазвучало отчаяние, когда она ответила:
— Что я думаю о вас, сеньор? Разве мое мнение имеет значение?
Ее неожиданная холодность прогнала улыбку с его лица, в глазах снова появилась настороженность. Но ответил он уверенно, хотя и с легким напряжением:
— Да, мне хотелось бы знать, изменили ли вы свое мнение обо мне. Если помните, — он заговорил медленнее, — что перед отправлением из Манауса вы заявили, что в этом путешествии меня ждет испытание. Неужели меня можно винить, если я хочу знать, что меня ждет: аплодисменты или осуждение?
— Я многому могу в вас аплодировать, — сдержанно ответила она. — Вы, несомненно, искренни в своем стремлении помочь своему народу, и не могу отказать вам в вашем умении выполнять взятую на себя работу. Единственная моя жалоба, — с ее словах прозвучала легкая горечь, — касается вашей памяти.
— Моей памяти? — не понимая, переспросил он.
— Да, — подтвердила она, желая раз и навсегда избавиться от тех внезапных перемен чувств, которые он у нее вызывает. — Подобно многим другим представителям своего народа, вы Дон Жуан. Когда это не касалось других людей, я могла не обращать внимание на ваши попытки флирта, но теперь думаю, что не стоит предавать, пусть даже слегка, доверие других.
Она сказала себе, что рада своему столь уместному упоминанию доньи Инес. Он заслуживает боли, и она причинила ему боль. Но если она хочет оставшееся время продержаться так же твердо, его следует держать на удалении и не позволять вниманием и мягким очарованием лишать ее решимости.
Очевидно, он неверно понял ее упоминание о донье Инес, но смысл остальной части высказывания усвоил сразу. Холодный гнев зазвучал в его голосе, делая его слова еще более резкими.
— Можете больше ничего не говорить, сеньора Доннелли! — Глаза его сверкнули. — Дважды вы обвинили меня в донжуанстве, и я отвергаю это обвинение как оскорбление и для себя лично, и для моих соотечественников. Если вы считаете, что мои дружеские попытки преследовали целью заставить вас нарушить верность Бренстону, я должен извиниться. Но, — добавил он, подняв руку, когда увидел, что она собирается прервать его, — но должен в свое оправдание заметить, что не знал, что ваша привязанность к нему так сильна!
Она ошеломленно смотрела на него, едва успев подавить желание возразить. Если он считает, что она имеет в виду Тео, это спасает ее гордость. Пусть так и думает. И Тина вызывающе посмотрела в голубые глаза. Потребовались огромные усилия, чтобы спокойно ответить:
— Очень хорошо. Теперь, когда вы это поняли, мы можем продолжить путь!
Глава девятая
Вождь со своими людьми провожал их до того места, где они оставили каноэ. Вместо того чтобы держаться тропы, они пошли коротким путем через джунгли, чтобы на несколько часов раньше дойти до берега. В таком случае они достигнут лагеря еще до наступления ночи. На берегу попрощались с улыбающимся вождем, сели в лодку, воины столкнули ее в бурную реку и стояли на берегу, пока каноэ не скрылось за поворотом.
Снова они остались одни. Тина сидела на корме, сжимая свою драгоценную тыкву, словно это талисман, способный защитить ее от гнева Вегаса, и молча смотрела на его широкую спину, а он на большой скорости вел лодку по реке. Весло погружалось в воду быстрыми и точными движениями, как будто подчеркивая его сдержанный гнев и выдавая желание как можно скорее достичь цели и избавиться от спутницы, с которой он не желал разговаривать. Тина пыталась утешить себя, представляя мгновение, когда расскажет о своем открытии Крис, но даже это не могло помешать ей чувствовать себя очень несчастной; такое ощущение она испытывала со времени последней сцены. С тех пор как его презрительные слова совершенно уничтожили хрупкое согласие, возникшее между ними за последние несколько дней, он не сказал ни слова и даже не взглянул на нее.
После многих напряженных часов молчание стало непереносимым — даже более непереносимым, чем скрытые угрозы джунглей, которые чувствовала Тина на пути в деревню. Она поняла, что должна заговорить, иначе закричит. Раскрыла рот, но не успела произнести ни слова, как каноэ обогнуло поворот и у берега показался их корабль на крыльях. Сердце Тины облегченно забилось. Бесконечная монотонность речного пейзажа не подготовила ее к такому неожиданному появлению; они могли находиться и на полпути к лагерю, потому что на берегах не было никаких знакомых ориентиров, по которым она могла бы понять, что путь заканчивается.
У нее не было времени на примирение. С речного берега послышался возбужденный крик Джозефа, а мгновение спустя высыпали и остальные члены экспедиции, все они приветственно махали руками.
Среди всего этого шумного радостного возбуждения, которое продолжалось, пока им помогали выбраться на берег, только донья Инес стояла молча и неподвижно. Она не пыталась поздороваться с ними, пока Вегас не крикнул спутникам, задававшим одновременно множество вопросов:
— Прошу вас, по одному! Сначала нам нужно поесть, а потом мы расскажем все, что вы захотите узнать!
Все неохотно согласились с его просьбой и после многих поздравлений и хлопанья по спине занялись приготовлением ужина.
И только когда на берегу остались они втроем, донья Инес пошевелилась. С распростертыми объятиями подбежала к Рамону и обняла. Тина резко отвернулась, уверенная, что не смогла скрыть укол
