не желая думать, что настанет время, когда он так же будет стоять и следить за тем, как Огонь пожирает тело его любимой…
Андри взмахнул рукой, и порыв свежего ветра пронесся в неподвижном Воздухе, обвился вокруг тела Андраде, заставил затрепетать полы плаща и прикоснулся к прядям золотисто-серебряных волос. Тобин и Сьонед тоже должны были готовить тело, но Уриваль ревниво отверг их помощь и сам оказал Андраде последнюю услугу, которую ему было позволено оказать: обмыл ее, обрядил в белое платье и заплел в косу длинные волосы.
Двинулись вперед другие «Гонцы Солнца» и кольцом окружили костер. Уриваль подошел последним и протянул Андри серебряную фляжку с ароматическим маслом. Но молодой человек покачал головой и вложил фляжку в дрогнувшие руки старика. Рохан одобрительно кивнул. Уриваль должен был принять участие в чествовании Андраде. Это было справедливо.
Когда густое масло смочило руки, лоб и веки Андраде и умастило четыре конца ее плаща, в неподвижном воздухе распространился сильный аромат трав и специй. Наконец Уриваль, на щеках которого сверкали слезы, сделал шаг назад, и Андри вызвал Огонь.
«Гонцы Солнца», облаченные в серые плащи с капюшонами, склонили головы. В воздух поднялись языки пламени и осветили гордый, четкий профиль Андраде. Сьонед вздрогнула, шагнула вперед, присоединилась к своим товарищам и принялась следить за женщиной, которая приняла ее, научила владеть своим даром и призвала в Пустыню, предназначив в жены принцу. После секундного колебания с ней рядом встала Тобин. За ней шагнул Мааркен. Тут покинул отца и Поль, занявший место между матерью и кузеном. Рохан почувствовал, что к нему придвинулись Чейн и Сорин. Изо всей родни Андраде только они трое не были приобщены к Огню «Гонцов Солнца».
Андраде надеялась, что Рохан унаследует этот дар. Но именно Полю было суждено стать одновременно принцем и фарадимом. Когда мальчик присоединился к «Гонцам Солнца», толпа тихо ахнула; он еще раз напомнил всем то, о чем многие предпочли бы забыть.
Рохан оглядел склон утеса, и его глаза загорелись при виде Масуля. Жестокость, жадность, страсть к убийству. Ничего подобного в Поле не было, зато у Масуля хватало с избытком. А если бы к этим порокам присоединился дар фарадима? И тут он понял, почему такой суровой была школа Андраде, почему она так неукоснительно требовала, чтобы все «Гонцы Солнца» склонились перед ее волей. Сьонед не подчинилась ей; но не подчинилась и Пандсала. Она дала Рохану горький урок: вот что может произойти, когда сила фарадима и власть принца оказываются в руках жестокого маньяка…
Рано или поздно этим даром овладеют и другие принцы. Поль, Мааркен и Риян недолго останутся в одиночестве. Андраде верила, что ее чудовищной силы воли хватит, чтобы держать недостойных в узде и не допускать их к власти. Но Андраде умерла, ее место занял Андри. Он слишком молод, хмуро подумал Рохан. Непозволительно молод.
«
Он покосился на Чейна. В ярком огне костра его гордое, красивое лицо казалось высеченным из камня. За плечами зятя несколько поколений преданных атри и доблестных воинов. Рохан разыскал взглядом стоявшую в круге «Гонцов Солнца» сестру. Из-под серой вуали торчали кончики ее длинных черных кос. Тобин была выдающейся женщиной — потомственной принцессой, политиком и прирожденным воином. С такими предками Андри не мог не быть сильным. Во многом эта сила должна была отличаться от силы Андраде — не зря же он отверг ее браслеты — но основа у нее была та же.
Первая часть похорон закончилась, и народ начал продвигаться вперед, чтобы поклониться Андри и верховному принцу. Большинство делало это быстро, стремясь оказаться подальше от того места, где на рассвете фарадимы вызовут Воздух, который разнесет пепел Андраде по всему континенту. Но некоторые приближались медленно, во все глаза глядя на владыку и того, кому только предстояло стать настоящим владыкой. Рохан спокойно отвечал на приветствия, добродушно кивая тем, кто побаивался его. Все это время он ощущал на себе сверлящий взгляд Масуля и знал, что самозванец представляет себя на месте Рохана, на месте верховного принца.
Как правило, ритуал начинался в полночь. Однако в случае похорон леди или лорда Крепости Богини все было по-иному. Когда взошли луны, «Гонцы Солнца» принялись прясть тонкую ткань и разворачивать ее в разные стороны, притрагиваясь ко всем фарадимам и делая их участниками ритуала, который не снился и принцам. Таким образом многие далекие «Гонцы Солнца» впервые узнавали о смерти леди Крепости Богини; развертывание ткани, поиски каждого фарадима и сообщение ему горестной вести требовали много времени и сил. Если бы это, как обычно, случилось в Крепости Богини, то там нашлись бы сотни «Гонцов Солнца» и учеников, которые охотно исполнили бы свой долг. Но в Визе их едва хватало, чтобы справиться с этой нелегкой работой без ущерба для здоровья. Когда побледневшие Поль и Тобин окончательно выбились из сил, Сьонед отослала их к родным. Чейн обнял и поддержал жену, но Рохан ограничился тем, что одобрительно кивнул сыну. Поль глазами поблагодарил его, а потом отвернулся и снова принялся следить за Огнем.
Рохану отчаянно хотелось прикоснуться к сыну, нарушить предписанное ритуалом молчание, похвалить за гордость и поделиться своими планами на будущее. Завтра, в последний день лета и Последний День Риаллы, Масуль умрет. Рохан еще не знал, как именно это произойдет, но Масуль будет казнен. А если кто- то еще верит, что тот действительно сын Ролстры — что ж, он не сможет возвести на престол труп. Рохана больше не заботило разоблачение самозванца.
Он умрет на глазах у всего народа; этого будет вполне достаточно.
Тут вперед двинулись собравшиеся уходить принцы и атри. Рохан слегка испугался: неужели настала полночь? Да, об этом красноречиво говорило положение лун. А когда к Рохану двинулся Ллейн, Масуль сам выбрал, какой смертью ему умереть.
Дерзко шагая вслед за Ллейном, самозванец остановился в трех шагах от Рохана и Поля. Повернувшись спиной к костру, отчего его глаза утонули в тени, он нарушил ритуальное молчание, которое поддерживалось весь этот нескончаемый вечер.
— Есть только один способ решить наше дело, верховный принц, — ясно и звонко произнес он, и все, кроме погруженных в работу «Гонцов Солнца», ахнули от негодования. — Я прибегаю к праву вызова, как сделали вы, когда сражались с моим отцом. Я докажу справедливость своих требований своим телом.
Оказывается, старость не лишила Ллейна способности метать гром и молнию.
— Как ты посмел осквернить торжественную церемонию? Замолчи из уважения к леди Крепости Богини, память которой мы здесь чтим!
— Она не смогла доказать вашу правоту, — стоял на своем Масуль. — Как бы то ни было, я считаю фарадимов лишними. — Он произнес эти слова, глядя прямо на Поля. На губах его играла насмешливая улыбка.
Рохан физически ощутил, что сына затрясло от гнева.
— Ваше высочество, — спокойно сказал он Ллейну, — леди, память которой мы сегодня чтим, только обрадовалась бы наглости этого юного глупца. Теперь у нас с ней есть право покарать его давно заслуженной смертью.
Ллейн слегка поклонился.
— Вы не ошиблись, верховный принц. Несомненно, леди засмеялась бы ему в лицо.
Масуль онемел от ярости, но быстро пришел в себя.
— Значит, вы согласны на поединок?
— Ты думаешь, что будешь сражаться с моим сыном? — Рохан улыбнулся едва заметно, но даже Масуль понял, что эта улыбка таит в себе смерть. — Кажется, ты решил, что в любом случае преимущество возраста будет на твоей стороне? Только рыцарь имеет право бросить такой вызов.
Я ждал его с той минуты, как его высочество Кунакский посвятил тебя. Но верно и то, что только рыцарь может ответить на вызов.
— Отец, — тихо сказал Поль, побелев от ненависти, — Принцева Марка моя.
— В этом никто не сомневается, сын. Но я не хочу, чтобы ты пачкал руки о всякую нечисть.
— Я слышал, что ваш меч пятнадцать лет не покидал ножен, — проскрежетал претендент. — Кажется, он так и висит на стене вашего Большого зала. Думаю, вам придется одолжить другой… если вы не забыли, как им пользоваться.
Усмешка Рохана стала чуточку шире.
