Оствеля, он вдруг с болью подумал о своем племяннике. Сорин поможет ему, хотя в этом трудно помочь. Он смотрел, как Оствель осторожными нежными движениями надевает на шею Аласен лунный камень и оникс, и понял, что эти двое нашли свое счастье. Мысленно он пожелал Андри найти свое.
Вечером устроили пир, и Сьонед наконец надела то платье, которое Поль приказал сшить для нее. Тобин, пораженная подарком племянника — серебряно-алым платьем — ни за что не соглашалась выйти в нем танцевать, и Полю лично пришлось вывести ее на середину луга. В свите Рохана было несколько музыкантов, так что Оствель легко нашел лютню и начал петь. На глазах у Сьонед выступили слезы.
— Ты ведь не слышала, как он поет? — спросила она Аласен. Девушка, изумленно слушая мелодию, покачала головой. — Он не пел с… — Она умолкла. — Как я рада, что он тебя нашел.
— Тогда немедленно улыбнись, — прошептал Рохан и поцеловал жену в обнаженное плечо.
Двигаясь вдоль реки и наслаждаясь покоем позднего лета, они задержались еще на несколько дней. С каждой мерой, отдалявшей их от Виза, события Риаллы становились все бледнее и бледнее. Луговина блистала зеленью и золотом, словно лето остановилось и раздумало уходить. Никто не торопился в Пустыню. «Гонцы Солнца» по очереди летали в горы Вереш, но не нашли ни одного урагана, достаточно сильного, чтобы спуститься в долины и разрушить эту сказочную тишину.
Волог со свитой покинули их и вернулись к побережью, чтобы там сесть на корабли и вернуться на Кирст. Остальные пересекли Фаолейн. Рохан понадеялся на обещанную хорошую погоду и, действуя наудачу, повернул большую часть отряда на север. Луговина сменилась низменностями Марки.
Остальные собирались вернуться в Стронгхолд и Радзин по обычным маршрутам, но в холмах Вере был проход. Хотя он не был слишком запутан или крут, им пользовались очень редко. Дорога была долгой и изобиловала множеством поворотов. Быстрее и легче было идти на юг вдоль реки. Но у них было время, да и Холлис должна была ждать, пока она не освободится от привычки к дранату. Пожалуй, это было единственным минусом ранней теплой мягкой осени. Иногда они оставались в том или ином месте на день- другой, пока молодая женщина проверяла, насколько сильно ее пагубное пристрастие. Мааркен, Сьонед и Тобин постоянно были с Холлис, пока ей не становилось плохо. Количество драната в мешочке Сеяста уменьшалось, но заметить это уменьшение было все труднее и труднее.
Старый Ллейн приказал Чадрику и Аудрите двигаться на юг к морю и ждать его там. Сам он остался со своими друзьями.
— Столько лет не видел этой части страны, — сказал он Рохану. — Пожалуй, с того времени, когда я был мальчишкой и отец послал меня в далекое путешествие. Я немного пошатаюсь в одиночестве, если вы не возражаете. Хочется еще раз все увидеть перед смертью.
Меат тоже остался, вновь приняв на себя обязанности телохранителя Поля. С молчаливого согласия Сьонед он начал учить юношу основам искусства фарадимов. Все иногда видели результаты этого, когда маленький вихрь легко и быстро проносился по дороге впереди, либо пляшущие краски касались ощущений других «Гонцов Солнца». Сьонед косилась на Меата, но увидев, что Поль, извиняясь, пожимает плечами, просто улыбалась. Поль наслаждался силой, купался в ее красоте и радости. Пусть он научится этому, думала Сьонед. Остальное, он уже понял.
На четырнадцатый день осени они оказались в предгорьях, чуть западнее Вереша и почти на одной прямой между Стронгхолдом и Скайбоулом. Стояла душная жара, которая давила даже у небольшого ручья, протекавшего через дремучий лес. Пот заливал лоб Рохана, стекал струйками по спине, насквозь промочив рубашку. Принц объявил привал и повернулся в седле, чтобы окинуть взглядом всех всадников, числом около пятидесяти. Все поникли от жары. Вновь опустившись в седло, он усмехнулся принцу Ллейну.
— Я думал, что жителя Пустыни жарой не удивишь. Но сейчас и я готов растаять.
— Нет, у вас жара просто высасывает воду из камней. А тут душно, как в разгар лета на морском побережье, а воздух такой плотный, что в нем можно купаться. — Ллейн потянулся, его старые кости хрустнули, по лицу скользнула улыбка. — По мне так очень даже приятная погода.
Рохан сначала засмеялся, но потом неожиданно выругался от изумления — на небе не было ни облачка, а сверху неожиданно полетел холодный дождь. Тяжелые капли быстро прибили дорожную пыль. Ошеломленные лошади заржали, а испуганные всадники завопили. Рохан оглянулся.
Бодрящий душ растянул колонну, но он шел только над всадниками.
— Что за…
Сьонед, выжимая распущенные волосы и наслаждаясь прохладой, подскакала к нему, засмеялась и махнула рукой в сторону ручья. Он-то и был источником, из которого вода поднималась вверх, чтобы затем брызгами упасть на людей.
— Я тут ни при чем! Разговаривай со своим сыном!
Ну конечно! Поль лукаво улыбался, а Меат безуспешно пытался сделать вид, будто разочарован успехами ученика. Мальчик выехал вперед и сказал:
— Отец, было так жарко! Я не мог удержаться, чтобы слегка не освежиться.
— Что, это на самом деле сделал ты? — Отец пожирал его глазами. — А что ты еще умеешь?
— Меат больше ничего не разрешает показывать.
— Таллаин, — позвал Рохан своего оруженосца. — Скачи в конец и передай людям, что происходит.
— Они уже все знают, милорд. И кто это сотворил, тоже. — Он многозначительно посмотрел на Поля. — Пожалуйста, не намочи постельные принадлежности.
Немедленно наступило раскаяние: Поль щелкнул пальцами, и дождик прекратился.
— Извини. Я не подумал. Рохан только хмыкнул в ответ.
Чуть позднее, когда на берегу ручья разбили лагерь, Рохан задал жене вопрос:
— В его ли силах сделать такое?
Что-то в его глазах не дало ей просто отшутиться. Она коротко пожала плечами и пристально посмотрела на маленький огонек у их кровати. В ночном воздухе все еще стояла душная жара. Она коротко оглянулась. Оствель и Аласен все еще не вернулись со своей обычной прогулки при лунном свете. Мааркена и Холлис тоже еще не было, но причина их отсутствия была совсем не романтической. Хотя ее зависимость от наркотика уменьшалась, она почти всю ночь мучилась от бессонницы. Муж и жена гуляли вместе, и он рассказывал ей о Белых Скалах, Стронгхолде, Радзине и обо всем, что приходило в голову, лишь бы отвлечь ее внимание от наркотика и убедить ее в том, что их ждет нормальная жизнь. Сьонед, которая помнила, как это происходило с ней, внушала Мааркену, что бессонница и истощение — явление временное. Однако под глазами Холлис виднелись большие темные круги. Сьонед чрезвычайно печалилась, что их первые дни совместной жизни омрачены этими переживаниями. Им с Роханом все далось куда легче… Чейн, Тобин, Риян, Ллейн и все слуги, кроме стражей, давно спали, сраженные влажной жарой. Поль с Меатом и Таллаином были внизу, у ручья, пытаясь охладиться более привычным путем, чем тот, который он предложил всем сегодня днем. Она улыбнулась, услышав приглушенные всплески и смех, что могло обозначать только развязавшееся «морское сражение». Наконец она ответила на вопрос, заданный мужем.
— Не думаю, что кто-то может сказать, что для Поля обычно, а что нет. Как и для Рияна. Подозреваю, что и Уриваль такой же. Они видели большинство того, что видел во время сражения Мааркен. Я уловила только вспышки — так же, как и другие тренированные «Гонцы Солнца».
— Но нет никаких доказательств…
— Пандсала тоже должна была видеть, — прошептала Сьонед, не глядя на него. — А ее мать была явно Старой Крови.
— Но она никогда не страдала от морской болезни, — задумчиво сказал Рохан. — Поль и Риян — сколько угодно, да и у Ками ненависть к воде была просто врожденной.
— Но у Пандсалы в роду не было крови фарадимов. У Поля — была, через тебя. Кажется, можно сделать вывод, что человек, в крови которого только гены колдунов, не подвержен этому, а если есть что-то от фарадима, то Старая Кровь не влияет на его восприимчивость к воде.
— Ты поняла, — сказал он.
— Разве? — Сьонед подняла прутик и бросила его в огонь. В воздух почти до самых деревьев взлетела искорка. — Пандсала без труда пересекала воду — и только это одно было подозрительным, отличало ее от всех нас. Она могла почувствовать, когда применялось колдовство. Когда я пыталась защитить Мааркена, я почувствовала, что она ушла от этого. Кроме того, в ее цветах было что-то странное. Я никогда этого
