отсылает подальше, чтобы не мешался под ногами. Я решил, что Клер просто по каким-то причинам не хочет, чтобы я присутствовал. Подобрав одну из коробок, которая не уместилась на тележку Джерома, я побрел следом за ним.
– А когда закончишь, найдешь меня наверху, – крикнула мне вслед Клер.
Глава 5
Похищение «Детей райка»
Когда я нашел Клер, она находилась в небольшой, все еще относительно трезвой группке, собравшейся в углу застекленной веранды. Оттуда открывался вид на бескрайний посеребренный луной океан, но это никого не волновало. Клер и все остальные собрались вокруг Чипси и изящно одетого молодого человека, который возлежал подле него на огромной подушке, – Юрген, как я догадался. Он был бледнолиц и худ до невозможности, на голове – высокие волны нордических кудрей. И на самом деле, как и говорил Чипси, несколько шрамов, а точнее, один видимый шрам, расположенный точно под левой скулой. Хотя на лице его замерло пустое, скучающее выражение, он, казалось, с большим вниманием слушал то, что говорила Клер, время от времени изображая на лице вежливую судорогу.
Я бесшумно направился в сторону Клер и, заняв свое место на краю группки, уже через считанные секунды вошел в тему – беседовали о раннем немецком кинематографе. Я не раз слышал, как Клер рассуждала на эту тему, но сейчас она решительно была непохожа на саму себя. Совсем другой тон – такой спокойный, размеренный. Такой… уважительный. Она объясняла свои слова с величайшим терпением. И
Потом я услышал голос Юргена.
– Но ведь этот тип – Кракауэр, он же настоящее дерьмо.
И Клер в ответ:
– Правда? Вы так считаете?
И Юрген:
– Его, несомненно, наняли евреи.
После таких слов можно было ждать, что Клер растерзает его, как волк ягненка. Зигфрид Кракауэр был одним из немногих теоретиков кино, к которым Клер питала хоть какое-то уважение. Я слышал, как она несколько раз со страстной убежденностью защищала его работу «От Калигари до Гитлера», словно сама ее написала. Такие комплименты в устах Клер были большой редкостью.
Главная мысль Кракауэра состояла в том, что немцы времен Гитлера чокнулись под воздействием кино. После окончания Первой мировой войны страну, придавленную поражением, затопил поток фильмов, которые действовали на уязвленную психику как болезнетворные микробы. Начать с «Кабинета доктора Калигари»{102} – фильма о безумии и убийстве, где отсутствовали всякие границы между здравомыслием и сумасшествием. Получивший всемирное признание и отнесенный к высокому искусству, он вместе с множеством других питал немецкое подсознание нездоровыми персонажами вроде оборотней, черных магов, вампиров. Кроме того, фильмы этого периода навязчиво возвращались к гипнозу. Снова и снова на экране появлялись сумасшедшие доктора и изощренные преступники, которые погружали беспомощных жертв в гипнотический сон и заставляли их совершать отвратительные вещи. Несомненное предчувствие нацизма – считал профессор Кракауэр. Такие фильмы отравили душу нации образами одержимой злом силы. Наконец появился
Клер нравилась эта мысль. Она полагала, что этим воздается должное странному психологическому влиянию кинематографа на современный мир, его необычайной способности очаровывать и прельщать. Она верила, что Кракауэр сражается за глубоко этическое объяснение этого влияния. Я видел, как она однажды набросилась на кого-то, кто осмелился назвать достоинства книги Кракауэра несколько преувеличенными. «Как можно преувеличивать опасность мышьяка?» – в штыки встретила она это утверждение. Но вот теперь она сидит тихоня тихоней, а какой-то наглый иностранец поливает грязью работу, которой она от души восхищается.
Что же тут происходит?
В ответ на замечание Юргена относительно евреев Клер только улыбнулась (правда, не без горечи) и сказала:
– Ну, это вам лучше обсудить с Чипси. Он лучше меня знает. Что скажешь, Чипси?
Чипси, раскрасневшийся от выпитого, испустил смешок, отводя вопрос Клер.
– Кларисса, я не понимаю ни слова из того, что пишет этот человек. К тому же все, о чем вы говорите – а ты, дорогая, говоришь об этом так замечательно, – седая древность. Моя жизнь, чтобы ты знала, целиком принадлежит созидательному настоящему. Вы не согласны, Юрген? Искусство не должно ограничивать себя рамками чисто политической злободневности.
Чипси, как никто другой, умел накачивать разговор бессмысленностями. Его стараниями беседа несколько минут шла ни о чем, а потом снова произошла заминка. Клер вернулась к книге Кракауэра, стараясь в тех же тактичных тонах растолковать о ней кое-что. Юрген довольно непринужденно прервал ее вопросом:
– Ну а, скажем, фон Кастел? Он-то как подходит к вашей теории?
Клер на мгновение замолчала.
– Кто? – переспросила она.
– Касл, если вам так больше нравится. Макс Касл. Вы считаете, что эта абсурдная теория применима и к нему?
Вероятно, ей показалось, что Юрген, расслабившись, подставился под смертельный удар, и она не сдержалась.
– Уж не хотите ли вы сказать, что мы должны серьезно рассматривать такую поденщину, как «Пир неумерших»?
Юрген отмел ее возражение.
– Я, конечно же, говорю о его ранних фильмах. О его
– А разве они сохранились?
– Немногие, но сохранились. Мой отец лично уничтожил несколько его лент.
– Даже так?
– Во времена Рейха. Часть культурной политики.
– Ваш отец их уничтожил, а я бы хотела их посмотреть.
– Он, понятно, только исполнял приказ.
– Понятно.
– На самом-то деле он очень увлекался кино. Ваша Джин Харлоу{103} – он был ее большим поклонником. А еще – поросенка Порки{104} .
– Очень мило. Но он все равно сжигал фильмы.
– Но, с другой стороны, ему удалось спасти несколько лент. Может, к нашему счастью. Сейчас растет интерес к работам Касла – его ранним работам. Вы знаете Виктора Сен-Сира в Париже?
– О да. Правда, мы уже несколько лет как потеряли связь.
– Он обратился к моему отцу по поводу кое-каких работ Касла. Конечно, нужно знать подход Виктора – очень абстрактный, очень картезианский. – Он иронически хмыкнул. – Очень французский.
В этот момент Клер обернулась и увидела меня. Она извинилась.
– Пожалуйста, не уходите, – сказала она Юргену. – Я сейчас вернусь. Я очень хочу продолжить этот разговор. – Она потащила меня в другой конец комнаты, – Где ты был все это время, черт возьми?!
– Я слушал тебя и…
– Нужно было дать мне знать, что ты здесь, – брюзжала она, – Ты думаешь, я себе очень нравлюсь?
– Мне показалось…
Она оборвала меня на полуслове.
– Ты знаешь, где его машина?
