устремится к союзу, приносящему вам двойное несчастье.'
* * *
Либо она боялась расплакаться вновь, либо О'Бреди преподал ей урок, либо, чувствуя себя уже у цели - свадьбы - она почувствовала необходимость показать себя в полном блеске (чтобы ни стоило это её мерзкому характеру). Присцилла была сама улыбка, шалость, нежность. О 'жеманнице' из Филадельфии ни слова, ни намека. Вновь занавески украсили их дом и она связала покрывало для их убогого ложа. И занимаясь с ней любовью на этом ложе, даже стараясь побыстрее отделаться, Тюльпан старался думать только о Присцилле, чтобы забыть горести, успокоиться и привыкнуть.
В общем, воцарилась идилиия, во время которой каждый старался приукрасить себя, - Тюльпан дошел до того, что стал называть Присциллу 'моя женушка' и приносить ей из лагеря ирокезов легкомысленные подарки, создающие иллюзию чувств.
Это могло бы продолжаться до финальной катастрофы, то-есть свадьбы, благословляемой отцом О'Бреди, если бы по воле Господа всевидящего и всезнающего, не произошло событие, которое смогло сорвать маски.
Событие предстало в виде письма. Нет ничего банальнее и проще, чем получение письма, если это не происходит в стране, потрясенной войной, где государственные службы не работают и где никто не думает больше посылать письма. И между тем, это случилось. Дело было утром в начале апреля.
Итак, письмо, адресованное мсье Тюльпану в лагерь Вэлли Форж, было доставлено в жилище последнего торговцем бобровыми шкурами, вернувшимся из Нью-Йорка и тотчас же уехавшим на поиски мехов, которые он собирался вновь продать в Нью-Йорке.
Тюльпана не было, когда принесли письмо: он отправился в игорный дом, чтобы встретиться там с О`Бреди и договориться с ним о дне свадьбы. Желание, венчающее его героическую добрую волю (или утомление и полный отказ от борьбы) способствовало удивительному развитию событий, последовавшему за этим, ибо находись он в своем бараке, его судьба сложилась бы иначе.
Но не судьба, а он сам изменился, когда, вернувшись с довольной улыбкой - на самом деле опечаленный тем, что только что утряс детали своей экзекуции - нашел Присциллу Мильтон такой, как в их самые 'прекрасные' дни: раскрасневшуюся, раздраженную, с визжащим голосом и сжатыми кулаками.
- Что это такое? - закричала она при появлении Тюльпана, потрясая большим листом бумаги так, будто имела дело с томагавком, поджав губы, словно собралась кусаться. - Теперь ты получаешь письма? Письма от женщины!
- Не спрашивай меня о том, что ты уже знаешь, - сухо ответил Тюльпан. - Итак, ты вскрываешь адресованную мне почту?
- Вы мой жених, мсье Тюльпан; вскоре мой супруг перед Богом и я не буду сносить, чтобы от меня что-либо скрывали. Еще меньше, - чтобы вы вели двойную жизнь!
- Я веду двойную жизнь? Боже, той что есть с меня хватает. Откуда пришло это письмо?
- Какой-то тип только что принес. Из Нью-Йорка. Он хотел вручить вам лично в руки. Я ему сказала, что мои руки так же личны, как и ваши, и дальше он не спрашивал.
- У меня такое же желание. А теперь дай мне это письмо, - взорвался он, протянув руку вперед, но недостаточно быстро, чтобы Присцилла не имела времени отдернуть его. Ее глаза буквально метали молнии, когда она спросила, вооружившись, впрочем, кочергой, чтобы помешать Тюльпану приблизиться к ней:
- Кто эта Анжела?
- Анжела?
- Эта развратница, что вам пишет? А эта Аврора?
- Минуту, - сказал он, поняв все при упоминании этих имен. Успокойся, это старые подруги со времен, когда я жил в Лондоне. Аврора женщина в возрасте, приютила меня и помогла выжить тогда, когда мне не оставалось ничего иного, как броситься в Темзу.
При этом быстрым движением он попытался схватить письмо, но столь же ловко Присцилла остановила его жест ударом кочерги, и пока он стонал от боли, поминая всуе имя Божье, вновь начала кричать:
- Женщина в возрасте? И Анжела также, без сомнения?
- Нет. Это девушка. Ради всего святого, дай мне объяснить! И прочти по крайней мере то, что в письме, ради Бога! Однажды я исчез из Лондона из-за... одной случайности, а когда вернулся, не нашел их. Они и дядя Анжелы, Эверет Покс, сочли меня умершим и по различным причинам уехали в Америку...
- С твоим сыном?
- Что, с моим сыном?
- С ребенком, которого ты сделал этой Анжеле! Не валяй дурака, Тюльпан! И знай раз и навсегда, - продолжала она, потеряв рассудок от ревности, - знай раз и навсегда, что мать твоих детей - это я!
Она совершила ошибку,, отвернувшись на мгновение, чтобы бросить письмо в огонь. Но в этот раз он метнулся вовремя. Секунду спустя послание было у него в кармане, а десять секунд спустя крепко схваченая за плечи Присцилла Мильтон была водворена в большой платяной шкаф, который он закрыл на ключ. После чего достал письмо, чтобы его прочесть, что оказалось невозможно из-за дикого шума, криков о помощи и ударов кулаками, которыми Присцилла сотрясала шкаф.
* * *
Около двух часов спустя отец О'Бреди, который с карабином на плече выходил из лагеря, чтобы немного поохотиться, встретил Тюльпана, бесцельно бродящего в задумчивости, с руками за спиной.
- О, святой отец! - обрадовался он, увидя О'Бреди. - А я сейчас хотел пойти к вам.
- Хорошо, вернемся, сын мой. У меня ещё полбутылки великолепного виски.
- Того, что вы унесли от меня, я думаю? Оно действительно отличное.
- Я немного наблюдал за тобой, прежде чем ты меня увидел. Я сказал себе: 'Тюльпан, мне кажется, в меланхолическом настроении'.
- Есть от чего, святой отец, - сказал тот с легким вздохом.
Затем замолчал до тех пор, пока не пришли к священнику. Жилищем последнего был большой вигвам из шкур бизона, предоставленный, по его словам, неким Утренним Оленем, вождем саскивас, в благодарность за то, что познал истинного Бога.
Когда они вошли, человек того же роста, как кюре и тоже одетый охотником, закончил кипятить воду на очаге, окруженном камнями, дым от которого уходил через дыру вверху.
- Моя сестра, - сказал Падре, указав на охотника.
- Добрый день, сестра, - вежливо сказал Тюльпан, которому не доводилось ещё встретить тут монахиню.
- Добрый день, - ответила та мощным голосом кавалерийского командира и почти тотчас улизнула с котелком, говоря, что должна заняться перевязками.
- Воспользуемся этим, - прошептал О'Бреди, и достав изпод мехов, служивших ему ложем, виски, наполнил два стакана, которые они выпили, прислушиваясь, и которые мгновение спустя исчезли вместе с бутылкой под мехами. Все заняло не более пятнадцати секунд.
- Итак? - спросил отец О`Бреди, располагаясь поудобнее, предложив знаком Тюльпану сделать тоже самое.
- О! Пустяки... - сказал Тюльпан уклончиво. - Я получил письмо, которое породило в моей душе сомнение. Несколько лет назад, живя в Лондоне, я познакомился с восхитительной девушкой, Анжелой, в которую влюбился и у неё от меня родился сын. Я думал, что никогда больше не услышу ни о нем, ни о ней, но, к моему удивлению и потрясению, узнал сегодня. Она тоже не слышала больше обо мне, ибо считала меня мертвым. Как она узнала, что я не умер и нахожусь здесь - не знаю. Короче, она мне написала. И написала, как она счастлива, узнав, что я жив и рассказала о нашем сыне, Френсисе, ему четыре года. Она вышла замуж за нью-йоркского адвоката и, если я правильно понял, кажется очень счастлива, что, по правде сказать, меня немного огорчает.
- Нет в этом мире совершенства, - сказал кюре. И тотчас, - Эверет Покс, её дядя, человек с которым ты работал против англичан, когда был в Лондоне... Это от него Анжела узнала, что ты жив и ты здесь.
- Эверет Покс? Мой старый друг из 'Проспект оф Уитби'? Но он, как узнал он? - Тюльпан был поражен.
