Теперь он это знал. Опершись спиной о стену, замыкавшую улочку, следил, как стремительно приближается свет фонаря. В каждой руке держал по большому камню. Первый пролетел у головы Тюльпана, но второй бросить не успел — Тюльпан с разгону головой боднул его в живот. Вскрикнув от боли, парень упал на колени. И, корчась в этом положении, поднял лицо к фонарю, лицо совсем ещё молодое, но сильно побитое оспой и бледное от страха.
— Так что, тебе понравилось швырять камнями? — иронически спросил Фанфан-Тюльпан. — Я думал, ты в наш квартал больше носа не покажешь. Но раз ты сунулся, придется отвечать, да так, чтоб на всю жизнь запомнить! Пошли со мной! — велел он, ухватив пленника за воротник. — Я отведу тебя обратно в 'Рай'. Там будешь ждать, у нас сейчас заботы поважнее! Нужно найти ту сволочь, что пыталась убить Аврору Джонс!
— Я не хотел её тем камнем тяжко ранить, я собирался только напугать, — хрипло выдавил парень, которому и в самом деле было не больше двадцати. Говорил он ломаном английском, и Тюльпан отрезал:
— Придется отучить тебя впредь нагонять страх на кого бы то ни было. Пошел вперед!
Так, подгоняя пленника пинками в зад, Тюльпан загнал его в 'Рай' уже на четвереньках.
Тот в этой позе так и остался, а Тюльпан сказал:
— Теперь прочешем все кругом, злодей, который украл тележку, не мог идти так быстро, к тому же он нездешний и будет путаться!
Потом повернулся к Пендикоку.
— Бен, пригляди за этой рожей, займемся им, когда будет время!
— Так что, ты захотел участок миссис Джонс? — занялся Пендикок пленником, поскольку Аврора, успевшая прийти в себя, всем объяснила, что произошло между ней и этим трясущимся от страха типом. — И у тебя ещё хватило наглости заявиться к нам выпить!
Тут Бен Пендикок ткнул трясущегося пленника своим жуткого вида ножом в шею, и тот начал на своем чудовищном английском объяснять, что он так не думает и что ошибся. Казалось, вот-вот заплачет.
— Ну, ну, хватит, — пожалела его Аврора Джонс, подкреплявшаяся горячим ромом и уже изрядно подкрепившаяся. — Оставьте его, пусть убирается. Видите, он уже наложил полные штаны! Я уверена, больше никогда его не увидим, этого трусливого сопляка!
— Клянусь, не увидите! — подтвердил тот.
— Ну и убирайся! — заключил Тюльпан, у которого однако возникло неясное впечатление, что лицо это он уже когда-то видел, да и голос слышал тоже.
Торопливо вскочив, парень наступил на полу своего плаща. слышен был треск лопнувшего шва, и вдруг из распоротого кармана звонким дождем на пол посыпались монеты. Вместо того, чтобы их собрать, перепуганный парень кинулся к дверям, но Хромой Мортимер его перехватил. А Аврора Джонс, склонившись над монетами, удивленно воскликнула:
— Это же мои деньги, те, что я сегодня вечером получила за уголь! Нет точно, вот и полгинеи, что всегда дает мне мистер Стоунвел!
И Аврора потрясенно повернулась к пленнику:
— Так это ты меня хотел убить?!
Никто не успел отреагировать на её слова, потому что пленник в яростном отчаянии человека, понявшего, что нужно спасать свою шкуру, грубо обхватил левой рукой Аврору за шею, правой выхватив из-за пояса короткий топорик-обушок, вроде тех, которыми работают горняки — то самое оружие, с которым он раньше напал на Аврору! Волоча теперь её к дверям, яростно процедил сквозь зубы:
— Ни с места! Всем оставаться здесь не меньше получаса, иначе вашей старой ведьме конец!
Тюльпан заметил, что Бен Пендикок собрался метнуть нож, на что тот был мастер, и остановил его:
— Нет, Бен! Еще попадешь в Аврору! Оставь все мне!
И потом холодно, почти спокойно бросил рябому:
— Отпусти её — и сматывайся, никто за тобой гнаться не будет!
— Еще чего! — ответил мерзавец, который тянул Аврору все дальше, едва не удушая захватом.
— Возьми ключ от дверей и запри нас здесь, это тебя устроит? предложил Тюльпан.
— У меня руки заняты, как видишь. Достань ключ сам и вставь его снаружи, — потребовал рябой.
'— Голос, этот голос! Где же я его уже слышал?' — подумал Тюльпан, но предпочел выполнить требование, поскольку боялся, что парень, бывший на грани истерики, мог при малейшем признаке опасности ошалеть настолько, что начал бы лупить Аврору по голове обушком. Все вокруг окаменели, как статуи, так что лязг ключа в замке в этой гробовой тишине прозвучал как удар колокола.
— Старуху я заберу с собой наружу! — заявил рябой. — И там её оставлю, так пойдет?
— Ладно, — согласился Тюльпан. — Но если ты ей что сделаешь, я разыщу тебя хоть на краю света!
Все молча взирали, как этот мерзавец поднимается по ступенькам со своей заложницей. Тюльпан от напряжения и тревоги так вспотел, что стянул с головы капюшон и впервые открыл рябому свое лицо. И в этот миг произошло нечто потрясающее. Рябой вдруг выкрикнул:
— Фанфан!
И тут же, выбравшись с Авророй на улицу, закрыл дверь на ключ. И стало слышно, как кричит в замочную скважину что-то по-французски, что в гробовой тишине мог разобрать только Фанфан.
— Из-за тебя я угодил на галеры, и с тех пор все время думаю только о том, как с тобой посчитаться! Так что выходи, гад! Если не выйдешь, я из старухи душу выну! У тебя ровно одна минута!
— А, дерьмо! — крикнул Фанфан по-французски (в силу закона, по которому человек всегда прибегает к родному языку в моменты наивысшего возбуждения), приведя всех вокруг в изумление, поскольку никто не понимал, в чем дело. — Дерьмо, ведь я же знал, что этот голос и рожа, побитая оспой, кого-то мне напоминают!
И вот, вместе с Фанфаном-Тюльпаном, мы в этот миг невзирая на годы, прошедшие с тех пор, когда на рю Ню-ди-Пти-Шамп Фанфан спас мадам Дюбарри, в рябом негодяе узнаем мерзкого Пастенака!
Мерзавец этот рассчитал верно, не сомневаясь, что Фанфан из-за своих понятий чести и прочих романтических фантазий, так презираемых Пастенаком, не будет рисковать жизнью Авроры Джонс и отдаст себя в его руки. Поскольку Пастенак был вовсе не глуп, и ещё в детстве привык опасаться своего приятеля и его ловких штучек, он потребовал в замочную скважину, чтобы Фанфан вышел на улицу спиной вперед и с поднятыми руками.
'— Достаточно будет огреть его обушком, — и я за все буду отмщен, даже за то, что рябой!' — думал Пастенак, но тут уже Тюльпан крикнул из подвала:
— Так что, отопрешь ты дверь, или нет?
Вначале Пастенак проверил, где Аврора Джонс, которую отослал подальше, боясь подвоха с её стороны, хотя и было ясно, что пробитая голова и выпитый ром её уже обезвредили, и теперь Аврора Джонс сидела, привалившись к стене и опустив голову, и, видимо, спала.
Поэтому Пастенак с занесенным для удара топориком спустился по скользким ступеням к дверям. Свет, падавший сквозь них из подвала, озарял лестницу и часть улицы. Фанфан стоял в дверях, за ним виднелись неясные, словно окаменевшие фигуры.
— Иди наверх! — потребовал Пастенак. — Иди, получишь свое! Но не вздумай оборачиваться!
Тюльпан послушался. В подвале никто не шелохнулся. Тюльпан неторопливо, понемногу, чтобы не поскользнуться, поднялся на пять ступенек, там задержался и глубоко вздохнул. Прикинул, что когда шагнет на седьмую ступеньку и голова его окажется примерно на уровне колен Пастенака, будет нанесен смертельный удар. И в этот миг, не оборачиваясь, качнулся назад так резко и стремительно, что опять
