Галоши счастья

Ганс (беспечно). Но она же не вошла. Что ты рас­ страиваешься?

Мария. Да ну тебя! Идиотское положение.

Ганс. Ну-ну, Мария! Мое не лучше. Черт возьми, принять мусульманство, что ли! Почему нельзя любить сразу двух женщин?

Мария. Любить можно, жить нельзя.

Ганс. Это верно. (Хохочет.)

Мария. Чему ты радуешься? Не понимаю. (Отходит.)

Выходит Марта в платье Марии. Переводит взгляд с Марии на Ганса.

Ганс. О, прекрасно!.. Тебе идет это платье. Очень… Друзья! Я предлагаю выпить за мою жену!

Хустен. Ура!.. За здоровье!..

Марта. Чему ты так радуешься? Не понимаю.

Ганс (обнимает ее). А почему мне не радоваться? Прекрасный день! (Шепотом.) Я тебя очень люблю. Я люблю свою жену, я люблю свою работу, кругом – славные люди, почему мне не радоваться? (Всем.) За мою жену!

Все пьют, приветствуя Марту. Мария тоже сдержанно отпивает гло­точек. Нэф вскакивает на стойку и поет.

Нэф.

Уходит день, уходит день, уходит.
Горит на небе розовый закат.
«Ах, мальчик, – старики мне говорят, —
Не знаешь ты, как быстро жизнь проходит
И годы, словно ласточки, летят».
Не знаю я, как быстро жизнь проходит,
Как годы, словно ласточки, летят.
Горит, горит на небесах закат,
Но день все не уходит, не уходит.
И старики на лавочках сидят.
Мой каждый день – как будто день рожденья.
И каждый день проходит, как фрегат.
Горит, горит на небесах закат,
Но у меня такое впечатленье – пока, —
Что старики неправду говорят.

Все смеются, аплодируют Нэфу.

Прохожий. Я пью, но запомните: я страдаю.

Учитель. Что вы говорите? У нас нет почвы для страданий.

Марта. Что ты на нее так смотришь, Ганс?

Ганс. Я? На кого?

Марта. На нее.

Ганс. На нее? Как я смотрю?

Марта. Так.

Ганс. Не знаю. (Смеется.) Ну, она миленькая вообще…

Марта молчит.

Ну Марта, Марта! Не будем портить настроение!.. Ну, пожалуйста!..

Обнимает ее, целует, все медленно гаснет, ресторанчик исчезает, только старая Урсула снимает галоши и бросает их, уходя, Гансу под ноги.

Марта. О, я никогда не забуду ту ночь после грозы, Ганс! А ты? Как мы любили друг друга!

Ганс. И я. Я тоже.

Поцелуй.

Появляется Губерт и бьет в барабан.

Губерт (поет).

«Мальчик! Душу нам не рань!
По утрам не барабань!..»

Тревога! Тревога, леди и джентльмены! Что делать! Как тут обойдешься без вранья? О, проклятье наших жела­ний! Человек любит свою жену, но ему чертовски нра­вится эта девчонка! Как быть? В старину сказали бы, что дьявол искушает нас. Ох, этот дьявол! Мы пускаем в ход весь свой разум, воспитание, мораль, здравый смысл, мы завязываемся в узел и скрипим зубами, но… девчон­ка стоит перед глазами, и желание тикает в нас, как ми­на замедленного действия. Что делать? Так было всегда. Божественная половина человека сражается со второй на­шей, дьявольской половиной, и не зря еще древние при­думали сфинкса – с мудрой головой и телом зверя. Не­ужели нам суждено вечно разрываться на две части? Ты идешь, Ганс?

Ганс. Куда?.. Извини, Марта, я сейчас.

Марта уходит.

Губерт. Куда-нибудь. Я же вижу. Меня не обманет твое веселье.

Ганс. А, не говори! Совершенно идиотская ситуация!

Губерт. Абсолютно.

Ганс. Но, с другой стороны, я ничего не могу поделать с собой, понимаешь?

Губерт. Еще бы!