Сашка стоял перед глазами, словно живой. Одна картинка сменялась другой: будни в небольшом гарнизоне; выхваченные мгновения из бесчисленных командировок: горы, леса; ночные скрытные пере ходы, засады, боевые операции… Даже Оськин голос всплывал из закутков подсознания явственным и чистый, без дурацкого заикания…
В какой-то миг промелькнуло сожаление о том, что отказался от Сашкиного предложения бежать вместе. Прекрасно знал необузданное сумасбродство товарища, но не верил в затею, в его решимость. Или не сумел увидеть, распознать отчаяния, доведшего друга до подобного поступка.
А ведь он звал его, уговаривал… Кто знает, возможно, все обернулось бы иначе: вдвоем изобрели бы что-нибудь менее рискованное, чем этот дурацкий, гибельный таран бетонной стены.
И что же теперь?..
Остался совершенно один. Перед неизвестностью, перед тем, что поджидало в туманном и скором будущем…
Покуда Оська находился рядом, проистекающая с ними катавасия, начиная от ареста за расстрел пассажиров УАЗа и до поселения в учебном Центре, не воспринималась мрачной и полной катастрофой.
Почему? Кто знает… Пожалуй, ответить на этот вопрос Дорохов не сумел бы. То ли в силу молодости, а так же изрядного запаса оптимизма; то ли из-за ощущения ошибочности или надуманности их обвинения и возможности все поправить, изменить к лучшему. Теперь же, пребывая в тоскливом одиночестве, почему-то все чаще приходилось задумываться над «необратимостью процесса», и целым рядом вытекающих из этой проклятой необратимости вопросов…
– Чуть дольше трех недель еще мучиться… – донеслось откуда-то издалека.
– Что? – очнулся Дорохов.
– Три недели, говорю, до выпуска осталось, – повторил сибиряк, копаясь в шкафу. – Надоело, спасу никакого нет. Маемся, батрачим тут, как зеки в тюряге…
– Да… – вздохнув, согласился бывший капитан.
– Скоро «покупатели» начнут приезжать.
– Кто? Какие покупатели?..
Омоновец бросил на постель какие-то вещи, уселся между них, устало вытер ладонями лицо…
– Ну, эти… – неопределенно мотнул он крупной, как у теленка головой, – для кого мы тут и корячимся, учимся всякой хрени.
Лицо Артура не выразило эмоций – вероятно, он не знал, что на это ответить. Однако сосед истолковал его молчание по-своему, продолжив объяснения:
– Ты разве не видел, как приезжие мужики в гражданке наблюдали за последними занятиями группы, которая месяц назад закончила обучение?
– Почему же, видел. Солидные, лощеные, молчаливые. Не иначе – полковники, да генералы…
– Вот-вот… Через недельку-другую и за нами начнут приезжать такие же – выпуск-то, слава богу, не за горами.
«Начнут, – мысленно подтвердил Дорохов, – для того нас сюда и согнали. Как быков перед корридой. С минимальными шансами уцелеть…»
В отсек заглянул старшина – бывший майор спецназа.
– Так… Хорошо… Вы у нас оба на месте, – пометил он что-то в блокнотике. – Через полчаса отбой, парни. – А, завидев выглаженную форму сибиряка, кивнул: – Готовишься?.. Правильно делаешь – я краем уха слышал, будто завтра уже первые гости в школу наведаться собираются.
– Ну вот, и я о том же говорил! – оживился омоновец, встал и направился к шкафу заканчивать укладку выглаженных вещей.
Артур же прикрыл глаза – думать ни о чем не хотелось. Единственное, от чего он сейчас не отказался бы, так это от возможности послушать перед сном любимые композиции. Но песня Павла Кашина, случайно пойманная маленьким приемником, увы, заканчивалась…
– Все вы прошли суровую школу десантных войск. Затем не один год служили в различных подразделениях специального назначения, выполняя сложнейшие задачи. Каждому из здесь присутствующих довелось воевать…
Два спаренных занятия в группе проводил сам начальник учебного Центра. Заложив руки за спину, он вышагивал вдоль передней стены класса: от двери, до открытого настежь окна. Вышагивал, изредка, задумавшись, останавливался и говорил так, словно доверительно рассказывал о своей собственной жизни. Аудитория безмолвствовала, жадно ловя каждое слово – все понимали: близится выпуск и вот-вот должна приоткрыться тайна цели здешнего, интенсивного обучения. Любой из сидевших сейчас в классе страстно желал узнать: куда и для каких целей его готовят.
– …Хотел бы внести некоторую ясность по поводу вашего пребывания в Центре, – прозвучали, наконец, долгожданные слова. – Только на первый взгляд несведущего человека может показаться, что к нам попадают все без разбора: военные преступники, неудачники или просто оступившиеся офицеры спецназа. На самом деле это не так. Прежде чем наш кадровый сотрудник предложит подписать контракт, он тщательно изучает данную кандидатуру. На стол перед ним ложится множество копий архивных документов: от школьных характеристик и аттестата, до секретных выписок из личного дела и полного послужного списка. Порой даже самый подготовленный спецназовец оказывается непригодным для работы в, так сказать… других жизненных условиях и экстремальных обстоятельствах…
Начальник школы подменял заболевшего преподавателя. На занятиях в этом кабинете они заучивали методику, с помощью которой можно было с легкостью запомнить все транспортные артерии любого крупного города: автодорожные магистрали, схемы метрополитена, железные дороги, трамвайные линии…
– …По-сути, вы так и останетесь спецназовцами – дальнейшая работа будет сопряжена с теми же опасностями и каждодневным риском. Но я бы уточнил: пройдя полный пятимесячный курс подготовки в нашем Центре, вы станете специалистами куда более высокого уровня…
Все это курсанты слышали не раз – многие преподаватели или инструкторы считали своим долгом напустить туману, выдав парочку загадочных фраз относительно их будущего. Но, кажется, сегодня се довласый мужик, уважительно называемый сотрудниками «Серым кардиналом», собирался сказать нечто большее. И все так же неспешно прохаживаясь вдоль доски и двух квадратных проекторных экранов, тот действительно слегка приоткрыл завесу строжайшей секретности:
