Федеральной службы безопасности.
Все пловцы из «Фрегата» – особенная «каста» великолепно подготовленных бойцов подводного спецназа. Почему «каста»? А потому что нас мало. То есть очень мало по сравнению с элитой сухопутных спецподразделений. Да и методика нашей подготовки являет собой тайну за семью печатями. Когда-то первым советским пловцам приходилось учиться у итальянцев и англичан, а сейчас эти ребята не прочь позаимствовать кое-что из нашего опыта.
Скоро мне стукнет тридцать шесть, а я до сих пор выдерживаю тяжелейшие психофизические нагрузки боевого пловца. Если бы мне довелось служить в рядах американских «тюленей» и выполнять задачи «Нэйви спешиал», то последние года три-четыре я лежал бы на диване, поплевывал в потолок, пил маленькими глотками виски со льдом и вспоминал хронологию боевых операций. При удачном для меня раскладе остался бы в строю с нашивками советника (инструктора) центра подготовки коммандос, школы боевых пловцов или рукопашного боя. У них ведь там все делается по науке, а нами руководит голый энтузиазм.
До поры я очень миролюбив – врагов у меня практически нет. Ну, если не брать в расчет силы быстрого реагирования НАТО, если забыть о длинном списке фамилий из журнала «Форбс» и не обращать внимания на эскапады паспортистки из ЖЭКа.
Крышка позади меня беззвучно закрывается. Я понимаю это по исчезновению бликов на внутренней поверхности трубы и по тихому шипению – старший механик выравнивает шлюзовое давление с забортным.
Два негромких удара. Ага, значит, сейчас меня выпустят на свободу. Наконец-то.
Включаю фонарь. Так и есть – тупичок вдруг ожил и стал отдаляться.
Пора выбираться.
Для пущей скрытности выход с «Sea Dream» оборудован не на плоскости корпуса, а внутри переднего подруливающего устройства.
Вы в курсе, что представляет собой «подруливающее устройство» современного судна? Это тоже труба, но довольно большого диаметра; у того же «Sea Dream» – под два метра. Труба вварена поперек носовой части и с виду напоминает огромную сквозную дыру – будто след от исполинской торпеды, проткнувшей корпус. В середине этой дыры установлен гребной винт, способный вращаться в обе стороны и создавать тягу влево или вправо относительно осевой линии корабля. Данное устройство значительно облегчает задачи маневрирования в проливах и узкостях, подхода к причалу и швартовки.
Итак, крышка открыта. Выталкиваю наружу второй дыхательный аппарат и выхожу сам. До края подруливающего устройства далековато – метра четыре, поэтому мой фонарь пока включен. Вообще-то с источником света нужно быть поаккуратнее – сейчас за бортом глубокая ночь, море в бухте портового хорватского города спокойно. Потому любое светлое пятно, пляшущее на глубине у борта судна под российским флагом, вызовет нездоровое любопытство местных пограничников или полиции.
Цепляю на ноги ласты, проверяю давление в баллонах и засекаю время.
Пора. Погасив источник света, выскальзываю из огромной трубы. Затем включаю навигационно- поисковую панель, нажатием кнопки ставлю первую метку в центре экрана. Панель запоминает данную точку и после выполнения задания укажет кратчайший путь для возвращения.
Несколько секунд уходит на то, чтобы окончательно «сориентироваться на местности» при помощи данных гидролокатора кругового обзора. Ага, вот бетонный причал, к которому накрепко привязан швартовыми канатами «Sea Dream». От него надлежит двигаться строго на запад, пересекая «ворота» портовой акватории Сплита. Плыть довольно далеко – метров семьсот-восемьсот. Впрочем, такая дистанция меня не страшит – доводилось преодолевать и гораздо большие. Страшит другое: осилит ли ее тот человек, что должен войти в воду в нужном месте и в точно назначенное время?..
Я занимался любимым делом почти всю сознательную жизнь. В далеком детстве мама трижды в неделю приводила меня за ручку к огромному строению городского бассейна и сдавала под опеку тренеру – поджарому и добродушному Вениамину Васильевичу, так и оставшемуся на всю жизнь непререкаемым и самым большим авторитетом. Он-то и привил мне любовь к подводному плаванию. Повзрослев на пяток лет, став повыше и покрепче, я уговорил его взять меня к морю, где к простенькому снаряжению добавился акваланг. С тех пор я заболел морем. И стал неизменным спутником Вениамина Васильевича в глубоководном дайвинге. Вот так постепенно легкое увлечение переросло в серьезную спортивную карьеру. Со временем я превратился в сильнейшего пловца нашей секции: показывал лучшие результаты, побеждал на различных чемпионатах и кубках.
Не могу сказать точно, когда и где меня заметили люди из Комитета государственной безопасности. Но в аккурат к окончанию средней школы из «конторы» поступило заманчивое предложение, и вскоре я без вступительных экзаменов был зачислен в Питерское высшее военно-морское училище. Там ровно два года привыкал к дисциплине, постигал флотские азы с практикой на кораблях и подводных лодках.
Комитет госбезопасности в то время реформировался и менял вывеску: КГБ РСФСР, АФБ, МБ, ФСК… К моменту моего перевода из военно-морского училища в закрытую школу боевых пловцов в нашей стране был принят Закон «Об органах Федеральной службы безопасности Российской Федерации», на основании которого ФСБ становилась правопреемницей ФСК.
Прошло еще два года напряженной и кропотливой подготовки, прежде чем я был допущен до Государственного экзамена. К слову, с первого раза этот экзамен посчастливилось сдать только пятерым, включая меня. Вскоре я получил диплом с лейтенантскими погонами и был направлен стажером во «Фрегат-22».
Таким вот незатейливым образом спорт и хобби стремительно переросли в дело всей моей дальнейшей жизни.
Экономно расходуя силы, плыву строго на запад. Изредка посматриваю на экран навигационной панели и на светящийся циферблат часов…
Внешняя (южная) километровая бухта Сплита неплохо защищена от волн Адриатики двумя большими островами. Тем не менее наличествует и рукотворная защита в виде двух длинных молов. Восточный мол прямой, как стрела, и длинный – ровно полкилометра; параллельно он исполняет роль пирса для больших круизных судов. На его оконечности торчит невысокий зеленый маяк, обозначающий геометрическую середину бухты. Западный мол менее внушителен – изогнувшись, он прикрывает от ветра стоянку маломерных катеров и яхт. К его-то основанию мне и надлежит попасть, проплыв под водой около восьмисот метров.
Добравшись до края каменного мола, освещаемого равномерными вспышками маяка, решаю на пару секунд всплыть и осмотреться. Дело рискованное, однако двигаться через оживленные «ворота» бухты вслепую еще более безрассудно.
Приглушив голубоватый экран панели, устремляюсь к поверхности. Осторожно высовываю из воды голову, гляжу по сторонам. Ага, курс выдерживаю правильный – больших судов на входе-выходе нет. Можно двигаться дальше…
Добравшись до середины «ворот», слышу шум двигателя. Направление на источник звука под водой определить невероятно трудно, поэтому останавливаюсь и верчу головой. Главное, чтоб шумело не слишком большое судно – я выдерживаю глубину в четыре-пять метров, и проход надо мною маломерных моторных судов не страшен. Через пару минут над головой неспешно проплывает темное продолговатое пятно. Скорость и водоизмещение невелики – волны даже не побеспокоили мое тело. Продолжаю путь…
Ровно в два часа сорок минут я на месте – у крайнего изгиба западного мола. Если мне не изменяет память (перед стартом операции начальство знакомило с фотографиями), на этом изгибе расположена парочка каких-то зданий, примыкающая асфальтовая дорога с «материка» и небольшая стоянка на пару десятков легковых автомобилей. Сюда и должен прибыть мой клиент.
Выключаю панель и аккуратно всплываю метрах в семидесяти от мола. Подо мной приличная глубина, и при ахтунге я исчезну в пучине так, что не найдет ни одна полицейская собака.
Вглядываюсь в слабо освещенную местность. Никого.
Неизвестно, сколько предстоит ждать, поэтому экономлю дыхательную смесь: перекрываю вентиль баллонов и сдвигаю на лоб маску.
С моря дует слабый ветерок, разгоняющий мелкую волну; вода на удивление теплая. Север и восток озарены золотыми огнями ночного Сплита; город перемигивается неоновой рекламой и гирляндами, словно
