Однако задержка выходит недолгой: Хелена ловко с разворота заряжает водиле коленкой в пах. Удар получается точным и сильным – схватившись за достоинство, мужик исчезает за автомобилем.
– Молодец, девка! – шепчу, увлекая за собой перепуганную турчанку. – Слона на скаку остановит и хобот ему оторвет!..
Хорваты загоняют меня в узкий тупик. Точнее, я сам нырнул в один из проулков, коих тут бесчисленное множество. А он – этот чертов проулок – оказался тупиковым.
Стою перед наглухо заваренными синими воротами заброшенной мастерской и лихорадочно напрягаю мозг в поисках решения. Турчанка поскуливает рядом. Я бы с радостью отпустил ее на все четыре стороны, если бы знал, насколько далеко убежала Хелена.
Из-за нервного перенапряжения и от пробежки в резвом темпе турецкая барышня обессиленно опускается на землю. Подхватывая ее, обнаруживаю под ногами крышку люка. Канализация или что-то другое – мне сейчас по барабану. Лишь бы смыться из тупика.
Нагибаюсь, ощупываю находку. По размерам, форме и литью крышка похожа на родные российские. Или, точнее сказать, на советские. Только словечки на ней отлиты на турецком.
Ладно, мне не до чтения. Просовываю пальцы в два круглых отверстия и тяну… Тяжелая «таблетка» поддается нехотя – с третьего раза. Отодвинув ее в сторону, хватаю за руки бледную девчонку и опускаю в черное, вонючее жерло. Молодец, хорошо ушла вниз – прямо как теща под лед.
Времени в обрез. Глянув на приближающуюся погоню, лезу в преисподнюю и я.
Нащупывая ногами скобы, слышу выстрелы. Одна пуля чиркает по асфальту прямо передо мной, вторая противно жужжит над левым ухом, третья немного задевает плечо.
Задел-таки, сволочь!
После яркого солнца в сумраке канализации почти ничего не видно. Ступив в какую-то жижу, ощупываю руками стены… Ага, понятно: тоннель проложен из гущи городских кварталов в сторону Босфора. Отлично. Вода – моя родная стихия. В ней оружием является сам человек, остальное – инструменты. Поэтому без раздумий выбираю направление к проливу.
Глаза свыклись с мраком, немного разбавленным пятнами света от решеток ливневых стоков. Но бежать, конечно же, не выходит – под ногами скользкая жижа. Да еще эта девица, прихваченная из такси…
Решаю оставить обузу у лаза к очередному люку. Мы останавливаемся, и я показываю наверх:
– Стой здесь. Сейчас я сдвину люк, и ты вылезешь.
Она ни черта не понимает, но стоит…
Немного сдвигаю крышку и вынужденно прекращаю работу – утроба подземелья приносит звуки чьих-то торопливых шагов. Звуки по тоннелям распространяются великолепно: чихнешь в Свиблово, из Коньково вернется пожелание сдохнуть.
Осторожно спускаюсь по скобам и отвожу турецкую барышню подальше от узкого солнечного луча, прорвавшегося под землю благодаря образовавшейся сверху щели. Прижав пленницу спиной к кирпичной стене, закрываю левой ладонью ее рот, дабы не пискнула в решающий момент, правой тащу из-под штанины нож. Другого оружия у меня нет…
По шагам определяю: преследователь один, идет на ощупь – источника света нет. Это несколько облегчает задачу. Зато вместо фонаря у него наверняка имеется пистолет.
Жду, пока назойливый товарищ подойдет поближе. Между нами узкое солнечное пятно, из-за которого человеческий глаз не способен различить деталей в темном продолжении тоннеля. Я не вижу противника, а он не видит меня. Только чмокающие шаги и всплески жижи.
Стою, изобретая способ для обнаружения того, что идет по нашему следу: «Надо поискать какой-нибудь предмет. Камень, ссохшийся комок грязи или огрызок палки. И, швырнув его в сторону, обозначить ложное место. После дождаться выстрела и, положившись на удачу в единственной попытке, метнуть нож».
Шепчу турчанке в надежде на понимание:
– Тихо. Стой тихо и не шевелись.
Сам опускаюсь на корточки, шарю свободной рукой по жиже, и… моя затея что-либо найти с треском проваливается – девка громко всхлипывает и выдавливает из себя протяжный стон, похожий на вой раненой волчицы.
«От дура!» Вскочив, вжимаюсь в стену. Шаги преследователя тотчас затихают. В напряжении жду выстрелов, прикрыв собой несчастную девчонку… Однако вместо пальбы слух внезапно улавливает приглушенный голос – мужик явно докладывает кому-то о нас по рации.
Мозг быстро выстраивает логическую цепочку: он услышал женский стон, принял женщину за Хелену, а стрелять побоялся. Почему? Потому что генеральскую дочурку приказано взять живьем. Все просто.
Осторожно шагаю в направлении противника. Прислушиваюсь к торопливой речи, стараясь точнее определить место его нахождения и дистанцию… Да, именно дистанцию. Бросок ножа – не выстрел. При выстреле до критических показателей эффективной дальности важно четко совместить линию прицела с жертвой, плавно нажать на спусковой крючок и забыть о проблемах: пуля обязательно поразит цель. Немного левее или правее точки прицеливания из-за ветра и аэродинамической погрешности, точно по горизонту цели или немного ниже из-за настильной или излишне крутой траектории. С холодным оружием сложнее. Перед броском необходимо абсолютно правильно оценить дистанцию, иначе нож тюкнется в тело неприятеля рукояткой или, хуже того, шлепнет плашмя, не нанеся ровным счетом никакого урона.
Отвожу правую руку назад и, всецело полагаясь на слух и руку Господа, кидаю нож.
Тишина.
И вдруг вспышка с резким хлопком выстрела. Пуля бьет в кирпичную кладку над головой, отчего лицо обдает мелким крошевом. Через пару секунд вторая вспышка – пуля уходит в пол.
Пальба прекращается, слышен шорох со стоном.
«Попал! – кидаюсь вперед. – Я в него попал!»
Пересекаю освещенное местечко и почти сразу натыкаюсь на скрючившееся в неудобной позе тело мужчины. Мой нож торчит ровно по центру груди. Мужчина еще жив, но сиплые хрипы и судороги конечностей говорят о стремительном приближении смерти.
Выдергиваю нож, и легкая футболка тотчас окрашивается в черно-кровавый цвет. Прихватив пистолет, возвращаюсь к перепуганной девице.
– Лезь наверх, – показываю на железные скобы и сдвинутую крышку люка. – Ты свободна.
Она поднимает бледное заплаканное лицо и что-то шепчет.
Даже не пытаюсь разобрать ее фразы – все равно не знаю по-турецки ни слова. Сунув пистолет за пояс, а нож – в закрепленные на правой голени ножны, продолжаю путь к проливу…
Протопав с полкилометра, вижу впереди толстую решетку, сквозь которую побивается свет и слышен звук накатывающих волн. Это означает, что я вновь в тупике и следует побыстрее выбираться наружу.
Возвращаюсь на сотню метров – до ближайшей лесенки, ведущей к люку. Поднимаюсь, сдвигаю тяжелую крышку и, щурясь от яркого света, вытаскиваю пропахшее зловонью тело из канализации.
Да здравствуют свобода и свежий воздух!
Многочисленные туристы с удивленным любопытством оглядываются в мою сторону, чего-то лопочут, смеются, фотографируют. Плевать! У них своя свадьба, а у меня свой банкет. Торопливо перемещаюсь к краю площади – туда, где разбрызгивает пену грязно-бирюзовая волна. И настороженно кручу головой. Только что мной убит четвертый ушлепок из лихой компании хорватов. Кто знает, сколько их было всего! Пятеро? Семеро? Или больше?.. А сколько осталось? Два дебила – это сила, три дебила – это клан. В общем, бдительность терять нельзя.
Выбирающегося из-под земли человека я замечаю и узнаю, когда до воды остается всего ничего. Это папаша Хелены – Анте Анчич.
«Вот же упрямец! – поражаюсь, подбегая к бетонному парапету. – Что ему надо от бедной девчонки? Да и от меня тоже?..»
Оглянувшись перед прыжком в воду, вижу бегущего ко мне хорвата. Он один и расшвыривает со своего пути бедных туристов, точно невесомых тряпичных кукол.
Да, он один, и я вполне могу подстрелить его из трофейного пистолета, чтобы разом покончить с осточертевшей погоней. Но вокруг толпятся ничего не подозревающие люди. Они будто нарочно останавливаются и глядят вслед озлобленному типу, несущемуся по площади с перекошенной от злобы
