– Агдам, – извещает спаситель, въезжая в спящий городок. – Могу высадить в центре.
– Ты сам-то куда дальше?
– Я приехал.
– Тогда подбрось до западной окраины, если не в тягость.
– Легко. Городок-то – семь кварталов и два переулка.
Через пять минут, поблагодарив принесшего спасение мужчину, мы покидаем уютный салон «Тойоты». Забрав из багажника скарб и оглянувшись по сторонам, шагаем в темноту непроглядной ночи.
Днем неплохо выспались, а после треволнений и физического напряжения вдруг снова захотели упасть и забыться крепким сном. Но сначала требовалось найти подходящее место, и я упрямо веду группу к подножию лесистых гор…
– Ты никогда не задумывался над красотой асимметрии? – задумчиво спрашивает Илья, закинув руки за голову и рассматривая яркие звезды.
Справа от него похрапывает здоровяк Борька; слева лежу я. Палыч вызвался дежурить первым и сидел, прислонившись спиной к дереву метрах в тридцати от разбитого на склоне ущелья лагеря.
– Ты о какой асимметрии?
– О человеческих лицах, – уточняет подрывник.
До меня доходит, почему он спрашивает об этом. Вероятно, изувеченное лицо водителя «Тойоты» произвело на него тягостное и вызывающее сострадание впечатление. Да что говорить – я и сам поеживаюсь, припоминая внешность внезапно подвернувшегося спасителя.
– Нет, никогда не думал. А что означает эта красота?
– Я не имею в виду разноцветные глаза или кривой нос – это, пожалуй, выглядит уродливо. А вот, скажем, рот…
– Что же рот?
– Если один краешек рта расположен немного ниже другого, то… Вот, скажем, как у актера Тихонова или певца Утесова. Помнишь их лица?
Я копаюсь в памяти, пытаясь воспроизвести названных людей…
Утесова в деталях припомнить не смог, а вот образ Штирлица воображение рисует с хорошей достоверностью. И верно – некий шарм в тонких губах, расположенных малость неровно относительно оси лица, имелся.
– Ты прав, дружище, – соглашаюсь и… замолкаю, припомнив еще одного человека с такой же «асимметрией лица».
Глава шестая
Согласно жребию, дежурю под утро, когда в предрассветной синеве проявляется холодный туман, мягко обволакивающий верхушки деревьев. Уступив нагретое место Борису, закидываю в рот шоколадку, подхватываю винтовку и направляюсь к «посту». А проходя мимо сложенных в кучу рюкзаков, резко торможу – левое бедро вдруг снова ощущает легкую вибрацию.
«Как же я мог про него забыть?» – нащупываю в кармане тот странный приборчик, снятый с запястья убитого в котловине «чиновника». Вибрировал именно тот приборчик.
Устраиваюсь на «посту», с которого неплохо просматривается склон ущелья. Обозрев округу, убеждаюсь в отсутствии гостей, а также других неприятных сюрпризов. И принимаюсь изучать вчерашнюю находку.
Спустя несколько минут заключение практически готово: в моей ладони лежит импортный индивидуальный дозиметр гамма-излучения в прочном герметичном корпусе. Когда-то в военном училище мне довелось изучать всевозможные средства регистрации излучения и защиты от него. Но то происходило давно, и вещицы подобного назначения имели совершенно иной вид.
Крохотный экран разделен пополам; в нижней части высвечивается время, верхняя показывала мощность индивидуального эквивалента полученной дозы. Цифры мало о чем говорили – я никогда не сталкивался с радиацией и не помнил значений опасных порогов. Сейчас тревожило другое: вероятно, настроенный на оповещение хозяина при значениях, многократно превышающих фоновые, умный приборчик завибрировал дважды: вчера вечером на обочине шоссе, когда я взваливал на спину контейнер, и только что – стоило пройти рядом с металлическими ящиками.
По спине пробегает неприятный холодок. Не от страха перед радиацией, а от предположения, что меня и друзей используют в какой-то хитроумной и нечистоплотной игре. После многочисленных проверок, более похожих на провокации или подставы, я не очень-то доверял Баркову. Теперь еще эта радиация, будь она трижды неладна!
Смотрю по сторонам. Тихо. Безветренно. Зрение не фиксирует ни единого движения; слух – ни единого шороха.
Поднимаюсь и, не сводя глаз с верхней части экрана, где отчетливо значится число «12,1» и какие-то латинские буквы через дробь, направляюсь к контейнерам.
Подхожу. Прибор молчит.
Делаю последний шаг и встаю вплотную к контейнерам.
Бесполезно.
Опускаюсь рядом с мешками на корточки. Есть!
Экран оживает включившейся подсветкой, а сам миниатюрный прибор дрожит в ладони, издавая тихое жужжание. Число «12,1» тотчас изменяется на «210».
Вздохнув, плетусь обратно, с мрачной миной размышляя о своем открытии.
Итак, на повестке два варианта. Первый: зашкаливает фон пустых ящиков, но тогда получается, что Барков делал замеры неисправным или малочувствительным дозиметром. Второй: в контейнерах на самом деле находится уран. И это гораздо хуже по той простой причине, что одна фээсбэшная сволочь заведомо отправила мою группу на верную гибель. Живыми из этой передряги не выбраться – либо нас прикончат те уроды, что шныряют на джипах и вот-вот нагонят; либо пристрелят свои же, как только пересечем российскую границу. На кой черт им живые свидетели такой грандиозной аферы?..
За несколько метров до «поста» я останавливаюсь – грудь пронзает острая боль. Схватившись рукой за сердце, роняю прибор. Тот падает в прошлогоднюю листву, да так и остается лежать вверх светящимся экраном. Скривившись от боли, медленно оседаю, а перед глазами крохотный экран, живущий по своим правилам и законам. Его подсветка выключается, цифры снова меняются: вместо «210» появляется фоновое значение «12,1»…
Сзади доносится встревоженный голос проснувшегося Матвеева:
– Аркадий, что с тобой?
Пока снайпер торопливо бежит к «посту», я нащупываю злополучный приборчик и сую его подальше под листву.
– Не знаю… кажется, сердце чуток прихватило.
– Ты давай с этим не шути, – помогает тот подняться. – Пошли потихоньку наверх – там у меня валидол заныкан в рюкзачке. Положишь под язык, приляжешь по-человечески, отдохнешь. И отпустит. Непременно отпустит.
– Мне еще сорок минут дежурить.
– А я за тебя подежурю! Мне, старому, все одно не спится.
Городишко Агдам располагается километрах в шести от территории Нагорного Карабаха.
Поразмыслив, решаю вести группу через Карабах. «Раз Барков не советовал туда соваться, значит, сделаем наоборот!»
