юбка. Немного поразмыслив, Антон переместился и встал на колени у плотно сдвинутых женских ног — в соответствие с разработанным планом, попавшую в западню бесчувственную гостью все одно предстояло полностью раздеть и перенести в кровать. Скоро отыскалась и легко поддалась короткая молния; юбочка быстро сползла по эластичным чулкам вниз…
В какой-то момент Князев даже усомнился: а не подыгрывает ли девчонка, притворяясь спящей — дабы избавиться и от этого элемента одежды, она так же слегка приподнялась в огромном кресле…
Но нет — сон Петровской был по-прежнему крепок. Он убедился в этом, вливая в ее чудный ротик остатки своего коктейля — та, что-то бормоча, мотала головой, раскидывая по мягкой спинке свои роскошные волосы и проливая на обнаженную грудь крепкий алкоголь. Несколько глотков впихнуть в нее все ж удалось, и теперь настала пора главенствующих этапов плана.
На расслабленной, беспомощной Эвелине остались черные чулки, элегантные замшевые полусапожки на высоких каблучках, да тонкие ажурные трусики. Чулки Антон решил оставить — в них она выглядела еще эротичнее. Снять обувь собирался позже — перед финальной сценой в постели. А вот стянуть с девушки узенькие, полупрозрачные трусики намеренно не торопился, продлевая райское наслаждение — слишком уж часто представлялся в фантазиях сей вожделенный, долгожданный миг. А пока, едва касаясь кончиками пальцев черных кружев, он целовал ровные гладкие бедра…
Но вот и последний, невесомый «бастион» бесшумно и расторопно соскользнул вниз, миновал миниатюрные полусапожки и оказался на полу. Едва сдерживая выплескивающуюся страсть, мужчина подхватил гостью, перенес и аккуратно уложил поперек двуспальной кровати.
— Ну, давай же милая… Помоги мне в последний разочек, — нервным шепотом требовал счастливец, воплощая задуманное.
Он нежно гладил ее живот, постепенно продвигаясь ниже, и ухмыляясь, отмечал слабевшее напряжение плотно сдвинутых точеных женских ножек.
— Вот и умница, — довольно улыбнулся Князев, — а сейчас, моя дорогая, нам будет еще лучше…
Окончательно убедившись в силе снотворного препарата и собственной безнаказанности, он смело подхватил руками обе обтянутые замшей лодыжки и уверенно развел их в стороны…
— Антоша, я же просила тебя не приводить в дом этих грязных шлюх! — откуда-то издалека прорвался властный женский голос.
Эвелина поморщилась и сразу же попыталась отогнать это дурное и совершенно лишнее в ее чудесном сне наваждение. Беспардонное вторжение какой-то грубой, старой женщины, ни коем образом не вписывалось в счастливое и приятное общение с Константином.
Пригрезившийся сон подарил на удивление осязаемые и правдоподобные ощущения: Эвелина чувствовала и его губы, и ласковые прикосновения к своему телу сильных и в то же время нежных рук.
Иногда, правда, поведение любимого человека удивляло новизной и непохожестью, но с другой стороны, так ли хорошо они успели изучить друг друга за редкие ночи их близости!.. Потому-то и была она безмерно рада представлять, боготворить и любить Ярового в грезах любым, каким бы тот ни явился.
Как же ей было с ним хорошо! В голове четко воссоздалась обстановка его уютной служебной квартирки. Она возлегала в единственном кресле, а Костя ходил по комнатке где-то рядом, за спиной. Потом он долго целовал ее в губы, нежно гладил грудь… Пряча улыбку, Эвелина помогала ему снимать с себя одежду — он до сих пор был не слишком-то с ней решителен. Раздев, освободив от ненужной одежды окончательно, Яровой подхватил ее и бережно положил на что-то мягкое — должно быть на тот раскладной диван, служивший им брачным ложем.
И снова он гладил, ласкал, целовал ее изнывающее от желания тело. Эвелина прятала счастливую улыбку и дозволяла ему абсолютна все. Сердце зашлось от сладостного предвкушения, когда мужские ладони обхватили ее щиколотки. Она с готовностью подчинилась, раскидав в стороны ножки и, кажется, застонала в ожидании самого главного действа…
И вдруг этот противный, отогнавший блаженное сновидение женский голос:
— Антоша, я же просила тебя не приводить в дом этих грязных шлюх!
— Во-первых, это не шлюха мама, а моя будущая жена, — недовольно и резко отвечал вовсе не Константин, а какой-то другой мужчина. — Во-вторых, я, кажется, просил тебя прежде стучать…
«Антоша… Грязных шлюх… Мама… — эхом повторялось в мыслях Эвелины. — Господи!.. Да что же происходит?!»
Открыв глаза, она не сразу вспомнила, где находится. Сообразив же, ужаснулась — это была комната Князева, куда тот привел ее накануне за фотографиями Кости. Она почему-то лежала на кровати — на самом ее краю, Антон же в расстегнутой рубашке стоял перед ее согнутыми в коленях и широко разведенными ногами. А окончательно Эвелину сразило и потрясло осознание того, что кроме чулок и полусапожек на ней ничегошеньки нет…
Князев зло озирался вслед ушедшей матери, отпустил в ее адрес лихое словцо, занялся молнией на ширинке и не замечал изумления очнувшейся девушки, все еще не верующей в реальность происходящего…
Молния не поддавалась, и тогда, рванув и порвав ее в сердцах, он поспешно скинул с себя брюки.
Петровская уже пришла в себя. Безграничное ошеломление во взгляде сменилось колючей ненавистью; она медлила и ждала только одного — когда же он, наконец, узрит случившуюся с ее беспомощностью перемену. А тот, скосив глаза на дверь, придвинулся к Эвелине ближе, с привычной самоуверенностью коснулся пальцами ее бедра, повел ладонью дальше и… получил сильный удар высоким тонким каблуком в лицо.
Собиралась девушка спокойно и без спешки. Ни сколь не стесняясь своей наготы перед сидевшим на полу Антоном, точно его не существовало в этом мире, она нашла разбросанные по комнате вещи, тщательно оделась и привела себя в порядок перед зеркалом. А тот обеспокоено поглядывал на нее и пытался остановить кровь из насквозь пробитой левой щеки.
Оба напряженно молчали.
Закончив сборы, Эвелина дошла до двери, да вспомнив о чем-то, вернулась, забрала со стола стопку черно-белых фотографий и, оставив дверь настежь открытой, исчезла…
Князев хотел улечься спать сразу — настроение было прескверное; голова болела, словно не Эвелина, а он сам наглотался изрядной дозы снотворного; рана на щеке неприятно саднила… Но внезапно раздалась трель мобильника, валявшегося на столе, средь ужасного беспорядка. На маленьком экране высветился один из номеров Серебрякова…
Молодой человек помедлил, уставившись остекленевшим взором на ряд цифр и, нажав какую-то клавишу, бодро ответил:
— Да, я слушаю… Добрый вечер, Сергей Николаевич.
После длинного пересказа генералом последних новостей, он устало прикрыл глаза, с беззвучным самодовольством ухмыльнулся и проговорил с ленивой, беспечной уверенностью:
— Ну, вот видите… Смысл донесения Ярового лишний раз подтверждает правильность моих прогнозов.
А на вопрос руководителя операции о результатах сегодняшнего «глубокого анализа», не долго думая, солгал:
— Нет, Сергей Николаевич, я взвесил каждый шаг оппонентов. Просчетов нами нигде не допущено. Мы с вами на верном пути. Да-да… До завтра!..
Закончив разговор, Антон отключил телефон, закинул его в ящик стола, да вдруг наткнулся взглядом на длинную коробку. В коробке давненько дожидалась удобного случая бутылка отменного французского коньяка…
Остаток испорченного вечера подающий надежды аналитик просидел за письменным столом в одиночестве. На полу посреди комнаты валялась испорченная кровью рубашка, а левую половину лица ее хозяина «украшал» огромный бугор из пластыря и ваты. Князев медленно смаковал мягкий аромат крепкого напитка, подолгу держа его за левой, продырявленной каблуком щекой. Потом нашел завалявшуюся с
