долго думая, он полоснул длинной очередью по салону «Жигулей». Водила удовлетворенно кивнул и, развернув БМД, начал сталкивать в овраг автомобиль с разбитыми стеклами. Скоро тот беспорядочно кувыркался вниз, теряя по ходу своих кульбитов, дверки, капоты, какие-то вещи и мертвые тела тех, кто еще минуту назад жил, кого-то любил и строил планы на близкое и далекое будущее…
Глава третья
Юго-восточная Ингушетия — село Ольгети
К селу Ольгети разведчики незаметно подобрались со стороны недавно взошедшего над горными вершинами солнца. Облюбовав поросший пихтами склон, нависавший невысоким обрывом над равниной метрах в семистах от крайних дворов, майор скинул с плеч ранец. Берга с Чиркейновым он обязал развернуть аппаратуру и сообща заниматься прослушиванием радиообмена; Ниязова отправил осмотреть округу; сам же взялся наблюдать за селом.
Большой аул давно проснулся — маленькие фигурки жителей мелькали возле многочисленных домов, стекались в тонкие ручейки, а ручейки эти направлялись куда-то к противоположной окраине — к последнему излому центральной улицы, переходящему в обширный пустырь.
На пустыре, кажется, что-то происходило. В широкой его части стоял ряд разновеликих автомобилей, все остальное пространство бурлило непонятной пестротой. Получше разглядеть и понять суть действа не выходило — слишком большим было расстояние — не помогала даже мощная оптика бинокля. Улем так же не смог объяснить причину стечения народа на конце Ольгети, заверив командира в том, что день сегодняшний — шестое января, не отмечен в лунном календаре мусульманскими праздниками. И лишь вернувшийся с разведки Павел, внес некоторую ясность.
— Базарный день у них, — устало опустился он рядом с Константином. — Человек пятьсот уже на пустыре собралось; машины с товаром понаехали, торгаши лотки с палатками расставляют…
— Подозрительного ничего не заметил?
— Пусто, Костя. Как в заповеднике… В радиусе одного километра от аула — ни единого человеческого следа на снегу. Кругом обошел. Из Ольгети идут две грунтовки: одна на восток — мы сегодня вдоль нее проходили, другая — на запад, по берегу реки. Мост через реку сразу за селом… По обеим дорогам всевозможный люд в село подтягивается — должно быть из соседних аулов.
— Ясно, — кивнул Константин и повернулся к инженеру: — Ну что говорят, Артем Андреевич?
Высвободив одно ухо от гарнитуры, тот доложил:
— Удалось нащупать несколько малозначительных коротких реплик открытым текстом. Ризван Халифович перевел, вот почитайте…
/— Араб сказал, что у него женатые есть… И Рамзан женился на вечном сне./
/— «Дикого» рано утором замочили…/
/— Вызови Бодро!/
/— Он далеко. Я не могу его вызвать… Убит…/
— Направление передачи засекли? — поинтересовался Яровой, закончив чтение.
— Все источники далеко на востоке. Вероятно у границ Дагестана. А в остальном… — пожал плечами Берг, получив обратно блокнот, — на излюбленных рабочих частотах молчат, словно воды в рот набрали.
— Все правильно. Обычное дело, — настороженно пробормотал офицер.
— Вы о режиме радиомолчания, за которым, как правило, следует широкомасштабная войсковая операция?
— О нем, — кивнул Яровой и негромко заметил: — Что ж, надо идти. Сегодня шестое, скоро десять утра, а суть задуманного «чехами» пока не ясна.
— А не надежнее будет послушать эфир здесь? — опасливо предложил старшина. — Заодно и за селом бы проследили.
— Эфир, Паша, можно с тем же успехом слушать полгода. А село… На кой черт сдалось нам это село! Сам же говоришь: ни следов вокруг, ни подозрительных намеков на связь сельчан с бандитами.
— Костя-майор истину вещает, — подал голос улем, — в селение надо идти. В базарный день много новостей можно услышать, ведь народ на базар чуть не со всего района съезжается.
Сказанные немногословным Чиркейновым фразы, только утвердили сотрудника «Шторма» в необходимости предпринять намеченный вояж. Мгновение постояв в раздумье, он вынул из ранца сверток с одеждой, переданный ему сотрудниками ФСБ в Ханкале и твердо молвил:
— Решено. Доставайте свой наряд, Ризван Халифович. Отправляемся по готовности.
В половине одиннадцатого утра в Ольгети по малонаезженной грунтовке со стороны села Гули вошли два человека. Передвигались они неторопливо — один прихрамывал и опирался на посох; второй хоть и был без палки, да, видать, большими силами в свои преклонные годы не располагал. Шли ровно
— один подле другого; изломанной дорогой по селу до многолюдного пустыря молчали. За спиной хромого в такт шагам покачивался дечиг-пондар, старик нес худую холщевую торбу…
Базар был в самом разгаре. Торговля происходила всюду: у грузовиков с открытыми кузовами, у легковушек с распахнутыми в салон дверцами или задранными к небу крышками багажников. Продавцы зазывали покупателей в разноцветные шатры, к сверкавшим новым пластиком или же наспех сколоченным из досок лоткам. Самые непривередливые кавказцы совершали куплю-продажу с простеньких разноцветных покрывал, разостланных прямо на снегу.
Представленный товар столь же радовал глаз своим разнообразием: здесь можно было отыскать все: от сапожной иглы, до породистого быка; от ингушского кинжала до пестротканого ковра. Погодка наладилась, ветер утих, потому к насыщенному синевой небу строго вертикально тянулись струйки дыма, а вокруг кострищ и мангалов распространялся густой манящий аромат жареного мяса и свежеиспеченного далнаша — круглых пышек с мясной начинкой.
Восточный рынок гудел, словно улей. Живая масса на окраинной сельской площади кипела и клокотала шумным, бесформенным кагалом…
— Куда теперь идти, Костя-майор? — прикрыв рот рукавом, шепнул улем.
