– Температура и пульс у всех пациентов в пределах нормы, – поспешно доложил терапевт Рихтер.
– Частота дыхания?
– От тридцати до сорока пяти ударов в минуту.
– Что с давлением?
– Успели измерить у тридцати пяти пациентов. Давление в норме.
В делах, касающихся работы, профессор всегда оставался непреклонен и тверд.
– Измеряйте остальным и начинайте перекладывать людей на койки…
Первый этап пробуждения прошел успешно: температура тел поднята на два-три градуса, люди извлечены из герметичных капсул и уложены на кровати. На втором этапе каждому моряку вогнали в вену иглу, подсоединенную к системе с двумя пузырьками со специальным реабилитирующим препаратом – еще одним изобретением Зигмунда Рашера. Препарат окончательно восстанавливал работу сердечной мышцы, приводил в норму дыхание и кровеносную систему.
Профессор продолжал чеканить шаг по центральному проходу бывшей казармы. Волнение не оставляло, ведь риск летального исхода присутствовал не только на первом этапе, но и на втором и даже на третьем, когда человеческий организм переходил из одного статичного состояния в другое.
Пока процесс шел без сбоев.
«Вероятно, сказывается молодость и отличное здоровье подводников, чего явно недоставало моему подопытному «материалу» в лаборатории концлагеря Дахау, – рассуждал он, остановившись напротив кровати со спящим командиром U-3519. – Что ж, дай Бог! Дай Бог…»
Внешность Мора практически не изменилась – будто и не прошло шести лет с момента их последнего разговора и короткого прощания перед инъекцией секретного препарата. Все такой же симпатичный шатен лет двадцати шести, с прямым носом и тонкими губами. Идеальная арийская внешность, если не считать небольшого родимого пятна в форме оливки на левой скуле. Впрочем, сейчас эту «оливку» прикрывала густая рыжая борода, обрамлявшая лицо капитана.
Нойманн нащупал его запястье, посчитал пульс…
– Пятьдесят пять. Отличный результат, парень! – радостно прошептал он, обнаружив к тому же и нормальную температуру тела. – Ты молодчина! Давай, Хайнц, просыпайся!..
Все обитатели подскальной базы ждали пробуждения своих товарищей. Но с особым нетерпением ждал его профессор.
Во-первых, ему не удалось до конца разгадать тайну страшной болезни моряков с «Верены» – давно не появляясь на борту своей подлодки и не контактируя с опасным грузом урана, они продолжали умирать.
Во-вторых, запасы провизии и медикаментов из-за большого количества обитателей базы стремительно таяли – настолько стремительно, что порой Карла охватывал панический страх.
Он все еще держал за руку Мора, когда по его неподвижному телу вдруг прошла судорожная волна. А через пару секунд тот уже бился в невероятных конвульсиях.
– Ко мне! – закричал Нойманн. – Кто-нибудь – живо ко мне!
Подбежавшие ассистенты навалились на корветтен-капитана, зажали конечности, удержали, заставили затихнуть.
– Он продолжает спать, – удивленно сообщил помощник.
– Скорее сюда! – послышалось с другого конца «лазарета». – Здесь похожее явление!..
Сильнейшие мышечные спазмы и судороги мучили пробуждавшихся подводников на протяжении последующих четырех часов.
– Что это может быть? – спросил обессилевший терапевт.
– Это предстоит выяснить – раньше в экспериментах такого не наблюдалось, – поморщился Нойманн. – Возможно, «ломка» вызвана реакцией сосудов на восстановление кровяного давления. Или же виной тому мышечная реакция…
Команда затихла. Больше никто не дергался, не шумел, профессор не покрикивал на подчиненных, а те не бегали по центральному проходу. В «лазарете» наступила тишина – процесс пробуждения почти завершился, и все подводники спали обычным человеческим сном.
– Вот что, коллеги. Мне неизвестно, когда они проснутся, но ускорять выход из этого состояния я не стану, – устало выдохнул Нойманн. – Слишком большой риск возникновения побочных эффектов. Поэтому разделимся на две смены. Первая остается дежурить до трех ночи…
Пробуждение шло своим чередом и строго по плану, минуя все страшные прогнозы, которые зачастую рисовало воображение бывшего эсэсовского врача. Первым окончательно очнулся от долгого сна Хайнц Мор. Нойманн сразу нашел в этом некую символичность: организм командира подлодки – опытнейшего подводника, награжденного Рыцарским крестом с дубовыми листьями, – оказался сильнейшим в экипаже.
Сфокусировав зрение, корветтен-капитан сделал судорожный глоток, глубоко вздохнул и спросил:
– Сколько я спал?
– Долго, дружище. Очень долго! – рассмеялся в ответ врач. – Шесть лет и четыре месяца.
– Неужели сейчас весна пятьдесят первого?
– Молодчина, Хайнц! Ты обнаруживаешь способность быстро восстанавливать память. Как ты себя чувствуешь?
– Поганей не бывало, – прохрипел Мор и попытался пошевелить рукой. Попытка увенчалась неудачей – рука не двигалась.
– Не торопись. Сейчас тобой займется массажист, – успокоил профессор. – А движения начинай с кончиков пальцев.
Моряк едва заметно кивнул и, пробуя шевелить пальцами, поинтересовался:
– Какие новости на базе?
– Продукты на складах заканчиваются – это главная новость. Экономим. Я максимально урезал суточную норму питания. Подводники из экипажа «Верены» продолжают умирать от неизвестной науке болезни – на сегодняшний день их осталось ровно пятнадцать.
– Ценкер выжил?
– Да, твой коллега пока жив. Сдал, ослаб, но держится.
– А что с моими людьми?
– Экипаж U-3519 прибыл из шестилетнего сна в полном составе, – расплылся в довольной улыбке Нойманн. – Правда, ты очнулся первым.
– Неужели все?
– Все. Скоро твои «подводные волки» проснутся и будут такими же счастливыми, как и ты.
– А сигнал?
– Какой сигнал?
– Сигнала на рабочей частоте Кригсмарине не поступало?
– Увы, Хайнц, – покачал головой профессор.
– Неужели за шесть лет ни одного намека?! – взволнованно прошептал Мор.
– Успокойся, дружище. Тебе нельзя нервничать…
Наконец миновали все опасные стадии пробуждения. Наступал последний реабилитационный этап – наименее опасный, по расчетам Нойманна, для выхода из физиологического эквивалента сна. На четвертые сутки все пациенты бодрствовали, неплохо соображали, питались витаминным коктейлем, говорили и даже смеялись. Над их мышцами колдовала парочка опытных массажистов, а сам профессор заставлял подводников по семь-восемь раз в день заниматься легкой гимнастикой. Дважды – утром и вечером – к каждому подходил один из ассистентов и тщательно измерял давление, температуру, пульс.
По мере возвращения мышцам способности переносить нагрузки Нойманн усиливал питание, увеличивал продолжительность массажа и физических упражнений. На пятые сутки после пробуждения Хайнц Мор поднялся с постели и, опираясь на трость, сделал первые неуверенные шаги. За ним, не желая отставать или показаться слабаками, потянулись другие…
– А ты почти не изменился, – с нотками зависти говорил Ценкер.
Он сидел на табурете возле кровати однокашника; в бледной руке поблескивала опасная бритва, которой он осторожно снимал с лица Хайнца рыжую бороду, густо перемешанную с мыльной пеной. Он сам
