вызвался для этой работы, дабы побыть рядом с другом, пообщаться, выговориться…
– Да, ты отлично выглядишь, – повторил он. – А я здорово постарел – по утрам даже противно смотреть на себя в зеркало. Еще появилась отвратительная слабость, и я стал хуже видеть – иногда не сразу узнаю тех, кто идет навстречу по коридору…
Мор нащупал ладонь товарища.
– Брось, Альфред, ты в хорошей форме. Я едва настроил резкость «перископа» и сразу же тебя узнал – это о чем-нибудь говорит?…
Тот промолчал, жалко улыбаясь и гадая: правда это или дежурные слова утешения?
– Так что там с твоими людьми?
– Умирают. Каждый год по несколько человек.
– Ого! И сколько же вас осталось? – удивленно воскликнул Мор, натягивая левую щеку.
Сняв с нее остатки щетины, Ценкер отложил бритву и подал другу полотенце.
– Пятнадцать. Два офицера, три боцмана и десять матросов.
– А что говорит Нойманн?
– Ничего.
– Как ничего? Разве его это не волнует?
– В последнее время его волнует только одно: сколько на складах осталось провизии…
Улучив подходящий момент, Мор вновь заговорил с профессором о состоянии подводников из экипажа «Верены». Однако тот не оставил надежды:
– Мне не известен способ лечения этой болезни.
– Но ты же отличный врач, ученый!
– В здешних условиях мои возможности ограничены. Нам удалось за эти годы добиться в этом направлении только одного – отсрочки летального исхода.
Не понимая, подводник пристально смотрел на профессора.
– Я попробовал переливать больным кровь, взятую у здоровых доноров – в данном случае у инженера- механика Гюнтера, его машинистов и парочки моих инженеров. Это помогло и замедлило развитие болезни.
– Так в чем же дело?! Возьми кровь у нас.
– Крови нужно много, Хайнц.
– Значит, ты бессилен и Ценкер обречен?
– Имея соответствующий «материал», я бы попытался его спасти, – заверил Нойманн. – Тем же интенсивным переливанием крови или более радикальной мерой – пересадкой костного мозга. Но ты же не согласишься, чтобы я потрошил одних немецких моряков ради спасения других?
– Да, в этом нет никакого смысла…
Спустя двенадцать дней профессор объявил процесс реабилитации завершенным. Все пятьдесят подводников чувствовали себя нормально, настроение было бодрым, никаких патологических изменений в их организмах врачи не выявили.
Прошло всего две недели с того знаменательного часа, когда Нойманн отдал приказ о начале пробуждения пятидесяти подводников. Всего две недели, а он не узнавал преобразившейся базы. Здоровые, бодрые и почти не изменившиеся за шесть лет мужчины ходили по коридорам и каменным тротуарам, шумели, смеялись, радовались жизни. Казалось, от их широких улыбок даже электрические лампы вдруг засияли ярче. А ведь совсем недавно подскальное пространство напоминало царство мертвых, с его пугающей тишиной и призрачными тенями, с безысходностью и мрачной атмосферой.
Однако за всеобщим весельем все же тлела неоспоримая проблема, состоявшая в том, что за шесть лет врачи, инженеры и подводники с «Верены» изрядно подчистили содержимое двух продуктовых складов. К тому же почти закончилось топливо для дизель-генераторов.
Едва Мор окреп и восстановил способность нормально передвигаться, Нойманн повел его в продовольственные склады.
– Ого! – присвистнул подводник, переступив порог первого. – Здесь осталось не больше десятой части от первоначальных запасов!
– Так и есть. И это, заметь, при минимальной норме питания. Меньшую норму выдавали только в концлагерях.
– М-да-а… Сколько, по-твоему, мы продержимся на этих остатках?
– Без вас мы прожили бы месяцев восемь-десять. Теперь прибавилось пятьдесят человек. Думаю, месяца два-три протянем.
– Значит, будем готовиться к выходу в море на свободную охоту, – твердо произнес Мор.
– Ты прав. Но с походом торопиться не стоит – твоим ребятам надо окрепнуть.
– И не только окрепнуть, – улыбнулся Хайнц. – Как минимум дней десять займут тренировки экипажа – это обычная практика перед боевыми походами.
Весть о предстоящем выходе в море всколыхнула обитателей подскальной базы. В особенности тех, для кого предыдущие шесть лет не пролетели одним махом, а тянулись однообразной и мучительной пыткой…
Десять дней команда повторяла теорию и методично отрабатывала действия по срочному погружению и всплытию, по маневрированию на глубине и устранению течи, по подготовке торпедной атаки и отражению зенитными расчетами налета авиации.
В перерывах между учениями инженер-механик Гюнтер с бригадой машинистов копался в главных электродвигателях и контролировал емкость аккумуляторных групп. Торпедисты суетились у боезапаса и электромеханического устройства быстрого заряжания. Зенитчики чистили и смазывали механизмы автоматических пушек Flak-38, торчащих из двух башен приземистой рубки. Акустики проверяли эхолот и сонар «Нибелунг»…
– Хайнц, возьми меня в море, – взмолился накануне выхода Альфред.
– Зачем?
– Пожалуйста, возьми! Я больше не выдержу здесь ни одного дня и готов пойти в поход кем угодно! Хоть рядовым торпедистом!
Посмотрев на изможденное постаревшее лицо друга, Мор согласился:
– Хорошо, пойдешь вторым вахтенным офицером. А твоего старшего помощника оставим заместителем Нойманна…
Выход был назначен на шесть утра.
В половине шестого корветтен-капитан открыл бронированную дверь наклонного шурфа и впустил группу разведчиков, загодя отправленную наверх.
– Герр капитан, горизонт чист, – коротко доложил обербоцман.
– Остров осмотрели?
– Прошли вглубь около полутора километров. Не видели никого, кроме двух песцов.
– Следов не заметили?
– Нет, герр капитан, по снежному покрову этого острова много лет не ступала нога человека.
– Отлично. Выходим.
Спустя полчаса грохнул верхний люк на рубочной площадке. Содрогнувшись, U-3519 с шипением выпустила из балластных цистерн воздух.
Пространство под каменными сводами наполнилось тихим гулом. Вода вокруг подлодки поднялась, вскипела и накатила мелкими волнами на стоявшую по соседству «Верену». Та качнулась, прижалась к причалу и… осталась в прямоугольном водоеме в одиночестве.
Около недели немецкая субмарина рыскала по Баренцеву морю, подобно оголодавшему хищному зверю. Вначале команда жаждала встретить большое гражданское судно, дабы хорошенько поживиться его трюмными запасами. Однако пустота северной акватории разочаровала. Земля Франца- Иосифа была девственно необитаема, на Шпицбергене горели редкие огни шахтерских и рыбацких поселков, Новая Земля, как всегда, пугала голыми безжизненными скалами, а вдоль Кольского полуострова шныряли катера береговой охраны.
– Хайнц, ты специализировался на Атлантике, а я не раз охотился в этих краях, – сказал на седьмые сутки похода Ценкер.
