вернуться…
– А по какому времени они здесь живут? – прошептал Маринин.
– Ты еще спроси, какому богу они здесь молятся! – так же тихо ответил я на его очередной идиотский вопрос.
Вот уже минут сорок, как наши головы торчали из воды между кормой субмарины и каменным причалом. В эту щель почти не проникал свет, и нас вряд ли смогут обнаружить. Если, конечно, юный напарник не доведет меня своими вопросами до истерики.
В щель мы видели лишь узкую полосу сводчатого каменного потолка и пару кабельных жгутов, тянущихся вдоль него.
– Кажется, они не догадываются, что на территории базы посторонние, – снова пробормотал старший лейтенант. – Слишком уж спокойно разговаривают…
Это он верно подметил. Правда, поздновато. Меня данная мысль осенила через пару минут пребывания на поверхности – когда я услышал спокойную немецкую речь двух мужчин, тащивших что-то тяжелое по сходням с подлодки на причал.
– Ты немецкий знаешь? – повернулся я к нему.
– Немного. В школе и в училище проходил.
– Тогда помолчи немного и попытайся понять, о чем говорят эти типы.
– Понял…
Две или три пары мужиков курсировали по сходням и таскали с борта подлодки какую-то поклажу: мешки, коробки, ящики… Настроены они были позитивно и перекидывались между собой отрывистыми фразами. Я неплохо понимаю английскую речь и даже способен вести простенькую беседу, но в немецком мои познания стремятся к нулю. «Ноль» – это несколько киношных фраз, известных каждому мальчишке с детства: «Хенде хох!», «Гитлер капут!» и «Цурюк».
– Ну, – пихнул я в бок старлея. – Переводи.
Тот, стуча зубами, зашептал:
– Радуются удачной охоте. Говорят, что сегодня будет отличный ужин: с настоящим мясом и крепкой выпивкой.
В моем воображении материализовался Горчаков, потрясающий скрюченным пальцем: «Ну, что, Фома неверующий, теперь-то убедился в моей правоте?»
Убедился, товарищ генерал, убедился. По крайней мере, в том, что шведов завалили именно эти ребята, лихо болтающие по-немецки. Насчет остального – пока неизвестно. Надо бы проверить, если раньше не окоченеем в проклятом бассейне. Вода в нем ужасно холодная и воняет отвратительной смесью машинного масла, смолы и прелых морских водорослей…
– Что, брат, совсем замерз? – посмотрел я на посиневшие губы Маринина.
– Нет. Пока держусь.
– Держись – разгрузка скоро закончится…
Сорок минут назад я оставил попытки связаться с парой Жук – Савченко. Чего я только не делал! Прислонялся к железной задвижке правой щекой полнолицевой маски, где расположен приемопередатчик гидроакустической связи, в надежде, что сигнал проникнет сквозь толстый металл. Подплывал к небольшим щелям между направляющими рельсами и каменными стенами. Пытался докричаться до Михаила, «заглядывая» под проклятую задвижку…
Порой до меня долетали обрывки его взволнованного голоса, и теперь в душе теплился крохотный уголек надежды на то, что и Жук меня все-таки услышал.
Оставив дальнейшие попытки, я позвал Маринина и, осторожно всплыв между лодкой и причалом, перекрыл баллоны с дыхательной смесью.
Прошло четверть часа – разгрузка продолжалась. Взгляд Маринина помутнел, речь стала бессвязной. Плохо дело. В который раз пожалел, что Игорь Фурцев так несвоевременно приболел. Он ненамного старше Маринина, но гораздо крепче и опытнее.
Когда необходимость заставляет лезть на большую глубину – туда, где давление с силой обжимает костюмы вокруг тел, не оставляя даже крохотной воздушной прослойки, мы используем для обогрева систему аргонного поддува. Небольшой баллон с аргоном крепится слева от ребризера и соединяется с гидрокомбинезоном коротким шлангом. Неплохая вещица, спасающая на некоторое время от ужасающего холода. Сегодня нам не довелось побывать на большой глубине, и в течение первого часа запас аргона оставался нетронутым. Позже, почувствовав холодный озноб, начали периодически поддувать прослойку. К исходу второго часа Маринин полностью опустошил баллон, в моем осталось около трети от исходного запаса.
– Володя, – затормошил я его за руку. – Володя, очнись!
Он молчал, откинув назад голову.
Пришла пора действовать. Перекрыв шланги поддува, я поменял местами наши баллоны. Пустил под гидрокомбинезон напарника спасительный газ и легонько шлепнул его по щекам.
– Подъем, старлей! Не спать!..
Лицо понемногу начало розоветь, дыхание становилось глубже, и он наконец пришел в себя.
– Согрелся?
– Да. Получше. Спасибо…
Пора было выходить из воды, иначе следующие пятнадцать минут могли стать последними в его жизни, ведь спасительного аргона больше нет.
– Шевели конечностями – разгоняй кровь!.. – потянул я старлея в сторону носа.
Разгрузка не окончилась, а мы уже плыли в другой конец водоема, где предстояло найти лестницу, ведущую на каменный причал.
Да, водоемчик вместительный – в длину не меньше сотни метров. Дальний бетонный торец устроен под приличным наклоном и защищен толстым резиновым отбойником, дабы лодки не калечили форштевень. А по углам встроены металлические лесенки, на одну из которых мы и держали курс.
– Ждем здесь, – остановился я у крышки торпедного аппарата.
– Кажется, они закончили, – опять застучал зубами напарник.
– Вот и отлично. Подождем минуту для верности и чешем к лестнице…
Вот мы и на месте. Наши специальные автоматы АДС готовы к использованию в воздушной среде – регуляторы газоотводных механизмов переведены в соответствующий режим, ласты сняты и пристегнуты ремешками к скрытой под водой арматуре, из которой сварена лестница. Я осторожно поднялся по скользким перекладинам, за мной упрямо полз Маринин – еле живой от холода, но по-прежнему не желающий показаться слабым.
Разгрузка закончилась – не было слышно ни мужских голосов, ни топота ботинок по сходням и каменному полу. Однако это не повод расслабляться: поднявшись до плоскости каменного тротуара, я зорко осматривал округу…
Интересное местечко, давящее враждебной неизвестностью. Освещения маловато: над причалами по обе стороны водоема горело по четыре слабых лампы – немудрено, что в этом сумраке нас никто не заметил. Над торцевой стороной водоема – по-над отбойником – причалы соединялись пешеходной перемычкой. В обе стороны от нее в глубь скалы уходили коридоры, тот, что слева, – затемнен, в правом виднелся слабый свет. Дальше – в начале левого (пустующего) причала – возвышалось мощное подъемное устройство, обычно используемое для ремонта, а также для перезарядки субмарин торпедами.
Повисев на ржавой лесенке, дабы с комбинезонов стекла вода, мы выскочили на тротуар и побежали в обратную сторону по правому причалу – в его конце на торцевой стене (в которой пробит тоннель) виднелся небольшой щиток. Вдруг он управляет задвижкой?
Бежать в толстых комбинезонах было чертовски неудобно.
Но вот и цель нашего забега – вмурованный в стену щиток. Сверху надпись на немецком, рядом под желтым колпачком горит лампа, означающая, что пульт под напряжением. Ниже в два ряда расположены шесть больших черных кнопок, каждая из которых обозначена соответствующей цифрой.
Я попробовал нажать одну, вторую, третью… Кнопки издали своеобразный хрустящий звук, и… ничего не произошло.
– Сейчас поддену его ножом. – Пыхтя, старлей, вставил кончик лезвия в тонкую щель между камнем и
