– Нет. – Она покачала головой и даже смогла улыбнуться. – Ты еще вспомнишь мои слова.
– Ну, хорошо. Давай на этой загадочно-паранормальной ноте окончим наш разговор, – нетерпеливо ерзая, предложил Кирилл.
– Давай. Разговор на самом деле затянулся. Не провожай меня. – Она первой поднялась из-за стола и вышла из ресторана. Майя больше никогда не переступит его порог. Здесь ей разбили сердце.
Долгое время она не могла прийти в себя. Странное ощущение, когда, находясь в настоящем, живешь прошлым. Внешне никто ничего не замечал, но Майя точно знала – перемены, произошедшие с ней, необратимы. Она никогда не считала себя сентиментальной, зависимой, слабой, но в случае с Кириллом именно эти черты проступали как никогда явно. Все потеряло смысл. Ей больше незачем идти вперед.
Ни дома, ни на работе она не находила покоя. В клинике в каждом случайном взгляде читала насмешку. Каждый день Майя давала себе обещание начать поиск новой работы, но упрямство и угасающая надежда на возвращение покаявшегося любовника не давали ей сделать этого. Майя не могла обмануться: в тот вечер в ресторане она увидела в его глазах желание. Она не была ему безразлична, как бы он ни старался сделать вид, что между ними все кончено.
Ему нелегко открыто признать свою вину. Потому он и устроил весь этот спектакль – ужин в ресторане. Это был первый шаг к их сближению. Майе хотелось именно так расценивать поведение бывшего любовника. Мужская гордость заставляет его действовать постепенно, возвращая ее расположение. Майя ждала, что Кирилл вернется. Это стало навязчивой идеей. Сколько раз мысленно она представляла, как это произойдет. Что скажет он, что ответит она… Аюшев хочет вернуться. Она никому не говорила об этом, боясь выглядеть смешной. Все, кроме нее, понимали, что это нонсенс.
Время шло. Аюшев женился. Майя ходила как в воду опущенная. Только последняя дура могла так долго витать в облаках. Теперь каждая встреча с Аюшевым в клинике стала для женщины пыткой. Он едва ли замечал ее, но Майино сердце всякий раз было готово выскочить из груди. Она переоценила свои возможности. Сил не осталось. Сияющий вид Кирилла действовал ей на нервы. Майя предпочла бы видеть его усталым, измученным, немощным. Но ее бывший любовник, ставший чужим мужем, излучал покой и счастье. Теперь она знала, что потеряла Кирилла навсегда.
– Долго ты еще будешь сохнуть по чужому мужу?
Мама стала часто приезжать к ней в гости. Неожиданно страдания Майи свели непонимание между двумя женщинами к нулю. Словно и не было долгих лет отчуждения, леденящего холода в отношениях. Нелю Петровну не нужно было звать. Она сама напрашивалась в гости к Майе. Приезжала обязательно со сладостями, быстро целовала дочь в щеку и спешила на кухню. Она обожала просторную кухню Майи, где с удовольствием дымила напропалую и варила прекрасный кофе с кардамоном.
Майка уже смирилась с сизыми клубами дыма. С некоторых пор она сама начала покуривать, но признаваться в этом пока не собиралась. Зависимость была еще очень слабой, так что тешила себя иллюзией полного самоконтроля.
– Самое неблагодарное дело – любить чужого мужа. Даже если он наобещает с три короба, реально не выполнит и половины, – вздохнула Неля Петровна. По-видимому, она имела в виду себя и свой неудавшийся роман с врачом, который предпочел остаться в семье. – Только время потеряешь, девочка.
– У меня все хорошо, мам.
– Брось, детка. Я плохая мать, но не настолько. – Неля Петровна нервно стряхнула пепел.
– Тогда прояви деликатность. Не спрашивай меня пока ни о чем. Хорошо?
– Как скажешь.
Только максимальная загрузка на работе отвлекала Майю от мрачных мыслей. Чаще обычного она выходила на ночные дежурства, охотно подменяя медсестер. Находиться дома в одиночестве оказалось самым тяжелым испытанием. Здесь ее преследовала навязчивая фантазия: вот-вот раздастся звонок в дверь. Она откроет ее и увидит Кирилла. Она все поймет без слов и без упреков примет его. Майя никому никогда не расскажет о том, что много ночей провела на брошенном прямо у входной двери матраце. Она спала не раздеваясь, без постели, подложив под голову маленькую подушечку, вышитую шелком – подарок Аюшева. Три диванные подушки с яркими павлинами, райскими кущами и оранжево-желтым солнцем. Он принес их как-то без повода, бросил на диван и, увидев ее смеющиеся глаза, понял, что ей понравилось.
Ей нравилось все, что он делал. Она была с ним счастлива, а теперь от этого счастья остались лишь напыщенные, самодовольные павлины на подушках, золотая цепочка, набор с жемчугом и цирконами (до бриллиантов он в то время недотягивал), шикарный сервиз на двенадцать персон – Кирилл любил шумные застолья… Все это было до ее злосчастного переезда к Аюшеву. Она виновата во всем.
Подушки можно распороть и выбросить, сервиз – разбить, золотые гарнитуры передарить, а память? Что делать с ней? Оставался единственный выход – вытеснить эти воспоминания другими. Но почти за год одиночества Майя так и не увидела рядом того, кто мог бы ей помочь забыть о прошлом.
– Так жить нельзя. Посмотри, на кого ты похожа! – всплеснула руками мать в один из своих последних визитов.
Подойдя к зеркалу, Майя словно впервые увидела себя. У этой незнакомой женщины не было лица. Она потеряла его за то время, пока пыталась вернуть прошлое. Тогда Майя решила, что пора взяться за ум и жить реальной жизнью. Природа наградила ее отчаянно-запоминающейся внешностью, отточенной красотой. Идеальные пропорции, плавные линии – предмет зависти тех, кому повезло гораздо меньше. Нельзя разбрасываться таким бесценным даром. Только вот парадокс – идеальная внешность не состояла в прямой зависимости со счастьем. В этом Майя имела возможность убедиться.
Как любая женщина Майя нуждалась в любви, верном спутнике, уютном доме, детях. Казалось, все это было так близко. Она жила ожиданием, что любимый попросит ее стать его женой, а она признается, что ждет ребенка… Не случилось. Майя осталась одна, совсем одна и продолжает жить прошлым, ведя постоянный внутренний диалог с мужчиной, который ее предал. Ее любви он предпочел трезвый расчет с манящей перспективой. Зачем же она так мучит себя? Давно пора все забыть. Проехали. Единственное средство от хандры – новая любовь. Ей нужно срочно влюбиться. Любой ценой.
И тут на ее пути появился он. Степенный, рассудительный он произвел на нее впечатление манерами. Такие мужчины – редкость. Удивительное сочетание тонкости, такта и бесспорной мужественности. Он вызвал у нее симпатию, не более, но и это уже было достижением. Они встречались не раз, но лишь недавно в его словах появились новые интонации, не имеющие ничего общего с жалобами пациента. Очень быстро Майя вообразила себе бог знает что. Однако эти фантазии помогли ей поднять голову, распрямить плечи и снова почувствовать себя женщиной.
Майя была заинтригована. Неужели этот мужчина – первый, на котором она начнет шлифовать свою стратегию мести? Неужели именно ему «посчастливится» стать первой жертвой коварных планов отвергнутой женщины? Внутренний голос то и дело останавливал ее. Майя пребывала в нерешительности, ругая себя за то, что отступает от данного самой себе обещания.
Этот мужчина проявил к ней повышенное внимание, значит, он обречен на ее коварство, на ее цинизм. Ничего личного, только голый расчет – именно так Майка решила строить отношения с мужчинами. Однако что-то мешало ей включить на полную катушку программу захвата с последующим уничтожением. Она испытывала противоречивые чувства, самым сильным из которых был страх. Не имея для того видимых причин, Майя боялась этого мужчины, его пытливых глаз. Его голос заставлял ее внутренне сжиматься. Она терялась и становилась совершенно беспомощной, предсказуемой, глупой. Пытаясь найти этому объяснение, начала анализировать ситуацию. Попробовала ввести в курс дела мать.
– Да ты что! – возмутилась та. – Зачем нам седые волосы? Сколько ему лет?
– Думаю, за пятьдесят.
– Боже правый! То ты рыдаешь по чужому мужу, то влюбляешься в старика.
– Я не люблю его, мам. Это просто приключение.
– Одно другого лучше, – запричитала Неля Петровна. – Ты сама надеваешь себе на шею петлю. Эта петля затянется лет через пять-семь, когда твой Ромео перестанет быть хищным самцом в постели.
– Да мы с ним только разговариваем, а ты уже о постели.
– Не думаю, что вы ограничитесь разговорами. Взрослые люди. А может, он уже импотент?
– Я не спрашивала.
Майю впечатлила нотка истерической паники, промелькнувшая в голосе матери. Пожалуй, в чем-то она
