забывали, особенно теперь, когда на Эмдэ появился торговый пост.
— Ерунда, — ответил Истэ, используя словечко, которым торговцы называли товары невысокого качества. Лину поразило, что даже Истэ, слишком гордый, чтобы работать на чужаков в бериллиевых шахтах, по-прежнему пользующийся вместо тарелок чешуйками гигантских рыб, не следовал традициям своего народа. Он просто подменил их своими собственными заблуждениями: — Все равно она прийти обратно.
— Ну послушай, Истэ, отец моей матери вернулся. Он был красным медведем. Моя семья помнит это.
Окардэ был достаточно терпелив, стараясь убедить Истэ, чей разум был замутнен горем. Истэ обязательно передумает. Лина ухватилась за эту надежду: она не чувствовала ненависти к своему пленителю. Ей не хотелось, чтобы правда окончательно свела его с ума или заставила обозлиться на весь мир.
— Иногда души возвращаются в обличье птиц, иногда, может статься, в обличье пушистых горностаев, даже темных рыб, но никогда — в виде людей.
— Призраки похожи на людей, — огрызнулся Истэ.
— Призраки, — повторил Окардэ.
Он развел руками — жест, означающий бесплодность усилий. Истэ оставался глух к уговорам шурина, так же как он не желал слышать слов Лины.
— Мужчины достаточно поспорили. Йайу! — Окардэ жестом подозвал женщину, которая, вероятно, была его женой. До сих пор она не вымолвила ни слова.
Йайу печально взглянула на Истэ:
— Она не твоя женщина, и ты это знаешь. Истэ закивал:
— Нет. Нет. НЕТ.
Его руки в перчатках были крепко сжаты, словно пружины — Истэ вел себя, как загнанный в угол зверь.
— Скажи ты, — Окардэ указал на Лину.
Лине захотелось закричать: «Я чужая здесь! Заберите меня отсюда!», — но что-то заставило ее промолчать и только глубоко вздохнуть.
Истэ, балансировавший на грани безумия, был добрым малым, но некоторые связующие звенья в его мозгу отсутствовали. Лина была археологом, и ее научили понимать язык немых развалин. Найди четвертую стену, очаг в центре. Начинай копать там, где они могли бы оказаться… Может, все дело в том, что Истэ не исполнил обряда, принятого в его народе? А вдруг совершение этой церемонии позволит безумцу вновь стать нормальным и отпустить пленницу добровольно?
Почему же это казалось ей столь важным?
Гости ждали. За все время разговора они едва пошевелились. В этом мире лишние движения были ни к чему.
Лина постаралась избавиться от замешательства. Она знала, чего хочет, но не была уверена, сработает ли ее план. В руке все еще был зажат моток водорослей, который она собиралась украсть. Что еще подошло бы в качестве веревки для воздушного змея? Лина указала на небо:
— Для Истэ плохо не отправить яркое крыло. Окардэ удивленно моргнул, затем побормотал: — Да.
Жена Окардэ тоже сказала:
— Да. Да.
Она переплела пальцы, что указывало на общее согласие.
Истэ пожал плечами. Микрочип никак не перевел этот жест. Скорее всего, у самих аборигенов такого жеста не было — он пришел с торгового поста, чуждый для этого мира, как примитивный язык и привозимые товары.
— Хорошо. Истэ и Йайу делать настоящее яркое крыло. Я приводить Тугапу, — сказал Окардэ на примитивном языке.
«Ту» — она, плюс «гапу» — мужчина, буквально переводится как «мужчина женского пола», — сообщил Лине микрочип. Так на языке аборигенов Эмдэ назывался шаман.
Истэ выглядел взволнованным. Его принуждали реально взглянуть на происходящее, и было очевидно, что это его тяготит. Лина беспокоилась за него.
Женщина, Йайу, выглядела старше, чем Истэ — у нее была сморщенная кожа и седеющие волосы. То ли возраст, то ли социальное положение (о чем на первый взгляд догадаться было сложно) давали Йайу право указывать Истэ, как мастерить воздушного змея. Она отправила его к тайнику за длинными и тонкими рыбьими костями, большим куском рыбьей кожи, похожей на пергамент, и мотком веревки из водорослей. Из трех костей Истэ сделал рамку, крепко связав их с одной стороны и разложив веером с другой, а затем привязал четвертую кость поперек. Йайу, осмотрев рамку, одобрительно кивнула. Истэ пришил к рамке треугольник рыбьей кожи. Получившийся воздушный змей по ширине был размером в полный рост Истэ.
Поднявшийся ветер погнал по небу облака и принес с озера холодный воздух. Змея, выскользнувшего из рук Истэ, поволокло по земле; казалось, ему не терпится взлететь. Наблюдая, как Истэ пытается его поймать, Лина почувствовала жалость и любопытство.
Йайу заставила Лину проверить веревку, принесенную Истэ, и найти слабые места. Сама Йайу отрезала тонкие куски веревки и связывала концы маленькими хитроумными узелками. В конце концов получилась одна длинная бечевка.
Тусклое солнце Эмдэ, постояв в зените, начало садиться. Вскоре после этого вернулся Окардэ. С ним был еще один абориген, ехавший на косматом коричневом пони.
Йайу и Истэ встали и замерли в ожидании. Лина последовала их примеру.
На шамане была женская одежда — юбка из цветной ткани и вышитая накидка, украшенная крохотными, похожими на льдинки алмазами. Но шаман был выше Истэ или Окардэ, и его старчески хриплый голос (он поприветствовал всех, крикнув «Эйкэ!») принадлежал мужчине.
С чопорной грацией старухи шаман слез с пони. Однако его скуластое лицо, окаймленное прядями седых волос, выбивающихся из-под капюшона накидки, было лицом пожилого мужчины. Лина узнала в этом традицию, которая была древнее самой цивилизации — примитивную попытку людей преодолеть несоответствие между ролью, уготованной человеку, и его характером. Каждому приходилось раз и навсегда решить: вести себя как мужчина или как женщина. Те немногие, которые выбирали для себя роль, не соответствующую их полу, и преуспевали в ее исполнении, становились святыми, пророками и лидерами.
Шаман — мужчина, переодетый в женщину — посмотрел на Лину; его глаза были цвета меди.
— Видишь, Тугапу? — спросил Окардэ.
— Моя женщина, Тугапу, — сказал Истэ, и в его голосе послышалась мольба.
Тугапу заговорил:
— Я вижу женщину с глазами цвета неба и готовое яркое крыло. Я вижу, что ветер гонит по небу облака. Хорошо.
Шаман отпустил своего пони щипать скудный лишайник. Потом он торжественно пересчитал присутствующих, включая себя и Лину.
— Столько, сколько пальцев на руке. Достаточно, чтобы запустить яркое крыло. Ты говоришь на нашем языке? — обратился он к девушке.
Лина не могла себе позволить купить программу двустороннего перевода для микрочипа.
— Я не говорю на вашем языке, но я его понимаю, — призналась она.
Шаман встал вполоборота и поднял руки к небу.
— Взгляните же, друзья и женщина из внешнего мира, вот одинокий человек, и этот человек — Истэ. Куда уходят мертвые? С того времени, как наши предки из Мира-колыбели пришли сюда сквозь звезды, сменилось столько поколений, что эта земля на три ладони состоит из праха.
Лицо шамана было обращено в сторону гор, на вершины которых приземлялись космические корабли, а у подножия вились каменные стены. По мере того, как Лина слушала слова шамана, ее интерес рос и рос. Эта проповедь заключала в себе древние знания о колонизации Эмдэ землянами. Возможно, в первую
