— Иди к ручью и молись до заката, — приказал Тугапу напоследок.
Истэ послушно ушел. Окардэ двинулся вслед за ним, чтобы уберечь его покой от красного медведя.
Тугапу сел у стены недалеко от берлоги Истэ и жестом пригласил женщин последовать его примеру.
Йайу сказала:
— Я надеюсь, что его жена сегодня вернется. Тогда он не будет возражать, если мы отведем женщину с глазами цвета неба на торговый пост.
— Да, это поможет, — ответил Тугапу. Он повернулся к Лине: — Ты поступила правильно.
Для примитивного народа, живущего в жесточайших условиях, разлад в обществе был самой страшной бедой. Неужели Лина чему-то научилась у Истэ и потому предложила выполнить обряд вместо того, чтобы выбрать немедленное спасение? Или она просто уступила своему пленителю?
Повинуясь внезапному порыву, Лина спросила у Тугапу:
— Вы действительно верите в призраков? Прежде чем приехать сюда, я прочла об Эмдэ все, что могла, поговорила со всеми путешественниками, которые у вас побывали. О призраках нигде не упоминалось.
— На Эмдэ нет призраков, — после паузы ответил Тугапу. — Память о мертвых возвращается к нам в теплое время года в обличье животных и растений, а не тенями, разгуливающими повсюду! Призраки — это выдумка торговцев. Я в них не верю.
Дневной свет потускнел, оставляя лишь розоватые отблески заходящего солнца. Плотные облака плыли по небу, подгоняемые усиливающимся ветром. Тугапу пронзительно свистнул, чтобы позвать Истэ и Окардэ.
— Тугапу, — сказала Лина и заколебалась. Она помнила, что Истэ всегда раздражало, когда она задавала слишком много вопросов. Было ли это следствием его помешательства, его жизни на Эмдэ или чертой его характера? — Вы верите в существование рая?
— Чего?
— Места, куда люди попадают после смерти. Того, чем является Заоблачный град.
— А, ты хочешь сказать
Микрочип тут же предложил Лине множество вариантов перевода слова Тугапу:
От обилия вариантов, которые выдал микрочип, в мозгу у Лины словно зазвенели колокольчики. Скорее всего, переводчик не слишком утруждал себя поиском подходящего эквивалента.
Истэ и Окардэ вернулись. Истэ поднял воздушного змея над головой, удерживая его в равновесии, а Тугапу взял веревку. Змей колыхался, потому что от волнения, переполнявшего душу Истэ, его била дрожь.
Тугапу что-то коротко вскрикнул. Истэ подбросил змея в воздух, а шаман резко отступил назад. На ветру рыбья кожа затрепетала. Змей под углом ушел в небо, унося с собой свою драгоценную ношу — алмаз.
Тугапу запел и стал понемногу отпускать веревку. Произносимые им звуки ничем не отличались от звуков его родного языка, но слова не принадлежали к языку аборигенов Эмдэ. Микрочип оставлял их без перевода. Пение шамана имело почти гипнотический эффект: оно буквально приковывало внимание Лины к поднимающемуся все выше и выше воздушному змею.
Невидимая сейчас красная звезда притягивала планету Эмдэ ближе к ее собственному солнцу. Приближающееся тепло несло с собой и атмосферные вихри. В пространство над V-образной горной грядой мощный поток ветра сгонял облака. Они теснились между гор — мрачно-серые посередине и розовые по краям. Лине показалось, что она видела слабый отблеск молнии. Углы воздушного змея заискрились.
Мысли Лины отвлеклись от змея, когда она вдруг осознала, что веревка может оказаться мокрой, что водоросли, из которых она сплетена, могут содержать металлы и что через воздушный змей в людей может попасть молния.
— Смотри на змея. Наши мысли должны стать единым целым, — прошипел Тугапу.
Старый шаман знал свое дело. Лина нашла воздушный змей взглядом и обратила все свои мысли к нему. Высоко в небе серебристая рыбка нырнула в гущу серых облаков. Где-то в их самой середине сверкнула молния.
Внезапно Лина почувствовала уверенность в том, что их усилия объединились, словно каждый из них стал частью целого. Ощущение это стало вдруг таким очевидным, словно кто-то повернул ключ в замке.
Облака вновь озарились. На этот раз свечение не погасло. Среди облаков появилось нечто — пространство, свободное от туч, но заполненное фигурами, отчетливыми в неярком свете.
Лина ахнула.
На фоне резко очерченных краев и острых углов были видны более мелкие и еще более сложные фигуры — завораживающая в своей бесконечности геометрия. Вся картина двигалась: линии путались и кружились, постоянно перегруппировываясь, лишь на мгновение позволяя увидеть застывшие геометрические формы.
Огромное сооружение казалось сотканным из света и воздуха, бесплотным, как мираж. Но оно было достаточно реальным, чтобы изменить направление ветра и заставить облака закружиться в водовороте.
Оно парило на фоне грубых темных гор. Эта поразительная по своей сложности картина говорила о присутствии чужого, древнего, как само время, разума.
Лина, словно завороженная, могла бы смотреть на происходящее, сколько бы оно ни длилось — ночь или год. Но видение исчезло, будто мыльный пузырь. На том месте, где оно только что было, сгустились тучи.
Окардэ и Йайу переглянулись в немом изумлении. Лина, потрясенная, села на землю. Теперь она понимала, почему аборигены, имевшие смутное представление о цивилизации, называли это городом. Увиденное напомнило ей древние храмы в городах на Земле. Но даже самый прекрасный храм по сравнению с Заоблачным градом казался старой простенькой детской игрушкой.
Планета по-своему выразила свое восхищение. Порыв ветра, неожиданно теплый и влажный, пронесся над землей — первый признак приближающейся весны.
Тугапу подтянул трепещущего и дребезжащего на ветру воздушного змея к земле. Воздух вокруг — до далеких стен, беспорядочно разбросанных вдоль низких склонов горной гряды — казался чистым, как хрусталь. Рядом со стеной на чахлом деревце сидела птичка. В лучах заходящего солнца ее оперение отливало голубым и желтым — весенние цвета.
— Истэ, — Тугапу указал на птаху. — Посмотри на нее!
Истэ уставился на птицу. А потом у него из глаз полились слезы: его горе начало таять, как по весне тает лед.
Это была просто птичка. Совпадение. Стояла весна — время вить гнезда, и оперение всех птиц делалось ярким, а красные медведи и другие хищники уходили.
Истэ верил, что его жена вернулась, и он уже не тот одинокий, дошедший до помешательства человек. Он снова может жить и найти себе спутницу. Когда он был один, ему оставалось лишь верить в призрака.
Он посмотрел на Лину. Их взгляды встретились. У него были большие карие глаза, в которых читались грусть и надежда.
— Эйкэ, Истэ, — сказала Лина. — Здравствуй и прощай.
Окардэ шел вперед по горной тропинке. Ночной холод Эмдэ окружил Лину — она не замерзала только потому, что двигалась очень быстро. Окардэ сказал ей, что знает дорогу, как свою собственную лодку. Лина верила ему, но голод и усталость брали свое.
