свалка. Волки против Волков, и люди, зажатые в кровавой бойне между ними, рвали друг друга в куски, как кроликов, к которым в нору запустили хорька. Я жадными глотками пил дымящийся воздух и как раз собирался броситься за ними в погоню, как вдруг меня заставил развернуться, на каблуках крик – ничей другой крик не мог бы этого сделать.
Это был голос Клэр, он донесся от того места, где она стояла на коленях. Распростертая поверх вевера, лежала Молл, неподвижно, раскинув руки и ноги, кровь из раны на ее голове растекалась по широким выемкам. Медленно, очень медленно. В два шага я оказался рядом с Клэр. Я посмотрел вниз. Глаза Молл были полуоткрыты, но закатились так, что зрачки были не видны. Клэр зарыдала. Что-то во мне запело на высокой стальной ноте, это было узнавание, признание; и, не очень хорошо осознавая, что делаю, я медленно опустился на колени, протянул руку и притронулся средним пальцем к самой середине лба Молл.
Ее глаза закрылись. Казалось, сама ночь задрожала в нарастающей вибрации чистой поющей ноты бесконечной скрипичной струны, звучавшей все громче – громче, чем умолкнувшие барабаны. Она пронизала нас, как мощный порыв ветра, сотрясла нас обоих. Я почувствовал, как ветер разметал мои волосы, и волосы Молл стали развеваться и заструились, как дым. Было это что-то во мне или в ней – я не могу сказать, но ее глаза внезапно распахнулись, между нами сверкнула искра, и где-то в самой глубине ее сердца вспыхнул свет, такой яркий, что сквозь плоть проступили кости черепа. Клэр тоненько вскрикнула, а потом захлопала в ладоши, смеясь от радости. Сгустки крови вокруг головы Молл высохли, сморщились и исчезли. Израненная плоть побелела и очистилась, глубокая выемка, оставленная на ее виске дубинкой караиба, раздулась и заполнилась. Молл конвульсивно дернулась от силы воздействия, затем откинулась назад с глубоким вздохом бесконечного облегчения.
– Премного благодарна, милорд! Но во имя всех, кто ненавидит зло, не мешкай! Ступай, убей гадюку, а я… – Она подогнула под себя ноги и ровно, неторопливо поднялась во весь рост. – Клянусь всем святым, я пока прикрою здесь остальных! – Глаза Молл тревожно блеснули. – СТУПАЙ! СТУПАЙ!
Я обернулся…
И увидел Дона Педро, карабкавшегося высоко на белую скалу за алтарем, оглядываясь по сторонам. В тот же миг он увидел меня, и наши взгляды скрестились через пространство. В воздухе перевернулась карта, двойка пик слилась и превратилась в туза – яму бесконечной темноты, притягивавшую меня к себе… внутрь… и вниз. Я падал. Падал…
Мой локоть соскользнул, и голова дернулась; я очнулся за секунду до того, как сунулся носом в клавиатуру своего компьютера и спутал все, что было на мониторе. Нетронутая чашка кофе задрожала на краю стола, и я поспешно подхватил ее; в последнее время у нас тут и так было достаточно беспорядка и сломанных вещей. Надо же, задремал прямо за столом! Поделом мне, нечего половину уик-энда проводить в дискотеках и не высыпаться. Ничего себе сон наяву! Сон наяву, черт бы его побрал! Во мне по-прежнему все звенело от его неистовства. Я собрал все силы, чтобы взять себя в руки. И подскочил, когда зажужжал коммутатор.
– СТИВ? – спросил голос Клэр.
– Д-да?
– У ТЕБЯ КАКОЙ-ТО СТРАННЫЙ ГОЛОС. С ТОБОЙ ВСЕ В ПОРЯДКЕ?
– Конечно. Просто… немного увлекся, вот и все.
– СМОТРИ, НЕ ПЕРЕСТАРАЙСЯ. ТЫ НЕ ЗАБЫЛ, У ТЕБЯ ВСТРЕЧА В ЧЕТЫРЕ? М-Р ПИТЕРС В ПРИЕМНОЙ.
Я покачал головой, отхлебнул глоток остывшего кофе и поправил галстук.
– Что ж, хорошо. Проводи его сюда!
11
Я автоматически поднялся с места, когда открылась дверь. Мужчина, ступивший через порог, выглядел как большинство клиентов, каких мне доводилось видеть – вернее, самых лучших из них, тех, кто обычно проходил через офис Барри, соответственно напичканных гостеприимством и обаянием. Его темный костюм-тройка был сшит в стиле лучших произведений Армани, белая рубашка – гладкая и жесткая от крахмала, воротник плотно облегал шею, а прямой, как линейка, галстук переливался шелком, как серый опал. Тонкое совершенство всего ансамбля, включая прекрасно сшитые темные туфли и атташе-кейс из мягкой перчаточной кожи создавало атмосферу чего-то экзотического, иностранного, которая точно подходила к его лицу – с высоким лбом, крючковатым носом, бледному, с тонкими висячими усиками и глазами как провалившиеся колодцы, полные чернил. Иностранные клиенты почти всегда означали большие деньги.
– Мистер Питерс, – сказал я, и его тонкие губы изогнулись в улыбке. Он протянул длинную руку, я протянул свою…
ЧЕРНОТА. ШУМ.
Я отдернул руку, не имея ни малейшего понятия, почему. Это было в высшей степени странное ощущение. Как в тот раз, когда я клевал носом на своей первой большой встрече, убаюканный духотой и монотонным гулом голосов, а потом резко проснулся, вспыхнув от прилива адреналина и стыда, спрашивая себя, на какое же время я вырубился и было ли это кем-нибудь замечено – так было и сейчас. Только здесь я погружался в кошмар, адски живой, как тот сон наяву. Темнота, свет костров, крики и вопли, и единственный голос, гораздо ближе, произносивший слова, которых я не мог разобрать. От этого меня затрясло, а мне этого совершенно не хотелось. Улыбка Питерса осталась прежней, но каким-то образом у меня не осталось сомнений, что от него ничего не укрылось; плохое начало. Я поспешно постарался скрыть смущение и указал ему на кресло.
– Э-э, садитесь, прошу вас. Не желаете ли кофе – или, возможно, что-нибудь покрепче? Шерри? У нас есть прекрасный «Фино», охлажденный… – Шерри казалось подходящим к этому лицу, хотя сам я чувствовал настоятельную необходимость выпить чего-то значительно более крепкого.
– Нет, нет, благодарю вас. Вы очень любезны, однако с сожалением должен сказать, что у меня очень мало времени. Я предпочел бы – простите мне мою невежливость – сразу приступить к нашему очень срочному делу.
Я расслабился, хотя от его голоса у меня по спине побежали мурашки. Его английский язык был так же преувеличенно совершенным, как и его костюм. Голос звучал экзотично, с этим его акцентом, это точно – но, черт побери, мне он был знаком. Я каким-то образом знал и его самого – хотя один Бог знает, откуда. И мне он ничуточки не нравился. Я боролся с собой, чтобы не дать ему это заметить. Я не мог вспомнить подробностей моего сна наяву, но он как-то уж очень хорошо в него вписывался – особенно, голос. Может быть, я создал свою грезу под влиянием этого голоса. – Что ж, – сказал я, чуть напряженно, – мы здесь, чтобы оказывать услуги. Насколько я понял – ситуацию из нашего разговора, м-р Питерс, вы хотите, чтобы мы взяли на себя ответственность за работу с партией груза очень конфиденциального характера из района Карибского бассейна. Мы готовы сделать это, естественно, на условиях, которые вы сочтете вполне конкурентоспособными и при самых высоких стандартах заботы о грузе. При условии… – я слегка постучал линейкой по столу. – Как всегда, при условии, что мы будем поставлены в известность о характере груза, его происхождении, содержимом и месте назначения, и будем иметь свободный доступ к тому, чтобы в любой момент провести его проверку. Совершенно конфиденциально, конечно, это подразумевается само собой. Конфиденциальность – это закон нашего бизнеса…
Питерс поднял руку, вежливо останавливая меня:
– Сожалею, что не дал вам более подробной информации ранее, – самодовольно усмехнулся он, – однако речь идет не об одной партии груза, а о многих. Фактически, о продолжительном контракте. Коммерческие силы, которые я представляю, намереваются стать значительной силой в торговле этого региона и – это между нами – стать в нем доминирующей в кратчайшие сроки. – Он мягко постучал в воздухе черной лакированной шариковой авторучкой.
КОНЧИК ТРОСТИ ПОДНЯЛСЯ ВВЕРХ.
Я моргнул. Что я только что?.. Еле уловимое движение. Нечто, что я на мгновение узнал – но как-то еще не вполне…
– Поймите, – добавил он, – это не праздные амбиции. Это проект, в который лично вы можете вполне быть вовлечены.
Замечательно. Мне что, уже что-то мерещится? И кроме того, я не совсем верил и тому, что слышал. Я
