разорялись. Во времена потрясений или войн мы предлагаем убежище, понимание, постоянную взаимопомощь, которая не знает границ между нациями. – Он понизил голос. – А тем, у кого достаточно воображения, чтобы осознать это, мы предлагаем познать силы, которые поистине являются основой всего сущего. Я сейчас больше ничего не скажу, но то, что я рассказал, – все истинная правда.
Я ходил по тонкому льду.
– Звучит заманчиво, но мои принципы…
– Твои? – прогрохотал он. – Да ты уже достаточно взрослый мальчик, чтобы понимать, что принципы – это то, что ты создаешь сам. К тому же принципы ведь для тебя не главное, так? – Он крякнул и протянул мне еще один бокал шампанского: – «Вдова Клико», и не моим шумным юным друзьям внизу его глотать. Хотя знаешь, Стив, – он усмехнулся, и мне показалось, что сейчас он пихнет меня в бок, – мы бы им кое-что смогли показать. Мы трудимся по-крупному, но и играем по-крупному – и я уже знаю, что к тебе это тоже относится! Как насчет девушек, которых ты здесь видел? Ну, после нескольких часов, проведенных здесь… – Он приподнял брови, округлив глаза, которые приобрели озорное выражение. – Ты понимаешь, о чем я говорю?
Я оглянулся по сторонам, и он фыркнул:
– Нет, конечно, не с этой братией, не с этими старыми Katzen. [31] Они тут просто за компанию – verstehn? So gut. [32] Но я обещаю, что ты испытаешь нечто, что перевернет все твои представления о жизни, герр Ratspraesident, все перевернет. Есть девушки, красивые девушки, которые… у меня просто нет слов. Это необходимо пережить.
Я внутренне содрогнулся, но обижать его не хотел. Я попытался найти правильный ответ, мягкий отказ, который не позволил бы ему обидеться сразу.
– Лутц, я… я действительно впечатлен. Но, как бы там ни было, ты знаешь, как это бывает? Я уж лучше пойду своей дорогой.
Он посмотрел на меня в упор и затем разразился громоподобным смехом.
– So, g'wiss, und wer soll denn das Papier lecken, hah? [33] И ты всегда куришь сигареты с фильтром, ха-ха-ха! Ну что ж, я тебя за это могу уважать. Но ты бы лучше поосторожней был, Стивен, когда отказываешься от знания. Нет такого человека, у которого его было бы достаточно.
– Поверь мне, я знаю это. Может, ты смог бы мне еще об этом рассказать. В другой раз. Сейчас я немного устал, и меня очень трудно в чем-нибудь убедить…
– Aber naturlich. [34] Но становится поздно, и…
Он оглянулся по сторонам. Мужчины в соседней комнате неуверенно поглядывали на меня, как, впрочем, и прочие гости.
– Ты понимаешь? Если ты сегодня не с нами…
– Ну конечно, я понимаю и не хочу мешать.
– Вот и замечательно. Конечно же, ты можешь присоединиться к тем, кто веселится внизу, – или, что, тоже не хочешь? Тогда я сам провожу тебя. – Он обернулся и обрушил целый град указаний на остававшихся – не по-немецки, скорее это было похоже на польский язык или на какой-то южнославянский диалект. Люди побежали обратно в смежную комнату, и я увидел, как несколько гостей, или членов ложи, или кем они еще там были, бегут туда словно на помощь, со все нарастающим чувством беспокойства. Я бросил последний взгляд на эту крепкую инкрустированную дверь, но мне на плечи тут же легла рука Лутца, который выпроводил меня вон. На сей раз мы прошли коротким путем, по темной лестнице, мимо закрытых дверей, обходя стороной раздававшийся внизу гул голосов. Я уже подумал было, что меня сейчас вытолкнут с черного хода, но Лутц как-то внезапно вывел меня в главный зал. Он остановился, чтобы представить меня нескольким гостям, по-видимому не самого высокого полета, а затем сгреб меня своими ручищами и увел. Моя машина уже ждала меня, мотор гудел, и фары горели. Я залез внутрь, а Лутц принялся громко и настойчиво давать мне ненужные указания о дороге в город. Он, казалось, твердо решил позаботиться обо мне и долго еще стоял и махал мне рукой, когда я отъезжал по посыпанному гравием двору к дорожке. И снова фонарики следовали за мной, пока я проезжал по парку, – наверное, какое-то сенсорное устройство, подумал я, специально, чтобы не разгонять ночь блеском огней, но как бы там ни было, а я чувствовал себя выставленным напоказ. Смешно, но волоски у меня на шее под воротником встали дыбом. Как будто за мной наблюдали, как будто что-то преследовало меня, спрятавшись среди теней. Я не мог избавиться от этого ощущения. Я нажал на тормоз и огляделся по сторонам.
Нависшая прямо над машиной ветка рододендрона подпрыгнула и взлетела вверх, и тут же всей массой листьев опустилась на капот. Я еще раз резко дал по тормозам, а рядом, просвистев в воздухе, опустилось еще что-то, запустив пригоршней гравия в дверцу машины рядом с сиденьем водителя. Я изо всех сил нажал на педаль акселератора. Стоило машине сорваться с места, как на лобовом стекле тотчас блеснула яркая зеленая точка. Затем сквозь открытое окно снова просвистело, и что-то пролетело рядом с моим ухом; окно позади меня треснуло. Я пригнулся, переключил скорость и увидел, как еще два фонтана гравия брызнули по обе стороны от машины. Но вот я уже приближаюсь к воротам. Охранники вскочили, и я уже думал, что они кинутся преграждать мне путь с автоматами наперевес; но вместо этого они распахнули ворота с такой же предусмотрительностью, как и прежде, так что мне практически не пришлось снижать скорость. Я пролетел сквозь ворота, небрежно помахав рукой, так и ожидая пули в спину. Я видел, как изменились их лица, когда они заметили гигантскую трещину в заднем стекле. Слишком поздно: я уже был за воротами и ехал вниз по направлению к деревне. Но лишь когда булыжная мостовая ее главной улицы зашуршала у меня под колесами, я решился замедлить ход и остановиться, весь дрожа и недоумевая, кому, черт побери, понадобилось гоняться за мной со снайперской винтовкой с лазерным прицелом.
Я не мог настолько сильно обидеть Лутца, а если бы такое и случилось, существовала куча более простых способов избавиться от меня, да и к тому же не в своих владениях. И не таков был Лутц, чтобы выпустить меня из своих ворот. Но кто бы это ни был, он промахнулся. А может, это было лишь предупреждение? Я протянул назад руку и дотронулся до искореженного окна; дюйм-другой, и такое произошло бы с моей головой. Предупреждения так близко не летают. Это означало, что наш снайпер был настоящим убийцей, только не очень умелым: может быть, сказался недостаток практики.
Я вздохнул поглубже и поехал по направлению к автобану; эти маленькие петляющие аллейки выбивали меня теперь из колеи. За каждым поворотом я так и ожидал снова увидеть зеленый огонек, но затем ничего не случалось. А на автобане я мог прибавить скорость, и в меня будет не так легко попасть, а уж в потоке других машин и вовсе невозможно. Знак Einfahrt [35], который обычно вызывал у меня усмешку, когда я достиг его на этот раз, показался мне вратами рая, а ухабистое асфальтовое покрытие – достижение Третьего рейха – шелестело спокойно и надежно. В меня стреляли чаще, чем в большинство из кого бы то ни было, но, если уж на то пошло, чем дальше, тем меньше мне это нравилось: каждый промах приближал еще на одну зарубку то самое неминуемое попадание… Я опустил ногу на педаль газа и дал волю машине. Я предпочел бы из соображений безопасности, чтобы на дороге было чуть-чуть побольше машин. Ладно, по крайней мере я могу ехать на полной скорости.
Мое внимание привлек рев, раздавшийся сзади, – звук сорвавшейся с места гоночной машины. Я осмотрелся по сторонам, увидел затемненные окна салона совсем рядом, увидел, как оконное стекло опускается. При виде этой гоночной машины я едва не рассмеялся, пока не понял, зачем она здесь. Я резко пригнулся, схватился за руль, чтобы свернуть в сторону, и закричал во весь голос.
Огромный черный грузовик, не спеша двигавшийся чуть впереди меня, превратился теперь в ревущее и грозно раскачивающееся из стороны в сторону чудовище, преграждающее дорогу и оттесняющее меня к обочине, к бетонному бордюру и кромешной тьме за ним. Я вильнул, нажал на тормоз; грузовик на полной скорости врезался в бетон прямо передо мной и тут же был отброшен назад вместе с каменными обломками. А вот и снова этот чертов «мерc»! Я резко повернул вправо и тут же увидел колеса грузовика, нависшие над моей машиной, подобно вращающимся винтам мясорубки, теперь уже слишком близкие и неотвратимые. Послышался глухой треск, взорвалось осколками покалеченное заднее стекло, а «мерc», подрезавший меня, скатился по ним, как шарик с рулетки. Судорожно пытаясь перейти в режим торможения, я краем глаза видел, как его вынесло на середину дороги и кинуло к противоположному бордюру, вдоль которого он пролетел еще немного, а затем перевернулся со звуком расплющенной консервной банки. Я развернулся, когда грузовик поехал на меня, дал по газам и почувствовал, как двести пятьдесят лошадиных сил завладели дорогой и встали на дыбы. Друг или враг, грузовик теперь не мог лелеять ни малейшей надежды
