плач и стук захлопывавшихся ставен. Невдалеке от ворот дюжий дозорный снова крикнул, схватившись за рукоятку меча, и стражники преградили мне дорогу. В ответ я поднял копье. Они разом скисли и в ужасе уставились на меня. Офицер, яростно выругавшись, дал задний ход, да так, что чуть не распластался по арке. Он тяжело дышал, и пот градом струился по его лицу. Даже неси я действующую атомную бомбу, они и то вряд ли отреагировали бы более живо. Я повел рукой – офицер застонал в отчаянии и довольно резко отбросил в сторону свой меч. Я пулей пронесся мимо него, пробежав сквозь узенькие внутренние ворота. Крестьяне и погонщики с телег кинули в мою сторону осторожный взгляд, закричали и попытались распластаться по стенам, пряча глаза. Женщины зарыдали. Никто не пытался остановить меня. Никто даже ничем не кидался. Спотыкаясь, я вышел на открытую дорогу за пределы городских стен. Чувствовал я себя при этом потрясенным – и, как ни странно, опозоренным.
На мгновение я остановился, переводя дух. Я мог бы отбросить чертово копье в сторону прямо сейчас, оставить его висеть в кустах. А еще лучше положить его осторожно на землю, ведь совершенно очевидно, что это нечто невероятно ценное или даже священное. Но в этом случае всадники смогут отправиться за мной, и мне придется плохо. Почему-то мне казалось, что именно так они и поступят. Тот парень в церкви не прочь был бы поохотиться на меня с собаками. Уж лучше я оставлю копье у вертолета – нечего с ними церемониться. Оставлю, конечно, так, чтобы видно было, – может, примну траву или что-нибудь в этом роде.
Когда я вернулся наконец на луг, у меня уже не было сил. Упасть бы на траву лицом вниз и лежать до вечера. Впрочем, за сиденьем у меня была припрятана упаковка изотонических фруктовых напитков, и я загрезил о них, будто это был источник вечной молодости. Язык прилипал к нёбу от жажды. Впрочем, он чуть там и не остался, когда из-за шасси поднялась невысокая фигура и кивнула мне слегка презрительно.
– Так-так! Дурень ворвался туда, куда боятся влетать даже ангелы. Мой добрый сэр, то, как вы выполнили мое задание, достойно восхищения. Вам остается только передать мне это варварское оружие, и можете ступать на все четыре стороны: вы мне больше ничем не обязаны.
– Сукин ты сын, Стриж! – проскрежетал я, и голос мой прозвучал почти так же грубо, как его. – Ты хочешь сказать, что это ты заставил меня все это сделать?
– Ну конечно, а ты как думал? Я возложил на тебя эту миссию с того самого мгновения, когда мы там, наверху, обменялись парой слов. Будучи в здравом уме и твердой памяти, ты наверняка попытался бы объясниться или попросить извинения у горожан. Конечно, то, что я их на тебя натравил, оказало неоценимую помощь. Но неужели ты ни разу не задумался, откуда взялось любопытство, притягивавшее тебя во Дворец? Да, ты орудие, которое только и ждет что сильной руки.
Ко мне с трудом вернулся дар речи.
– А хочешь знать, кто ты такой? – Я замахнулся копьем. – Я уже подумываю, не…
Стриж щелкнул костлявыми пальцами – при этом они затрещали, как трещит занимающийся пламенем сухостой.
– Подумываешь? Вряд ли ты можешь быть о себе настолько высокого мнения.
Из-за вертолета появились две огромные фигуры, одна из которых держала в руках длинный узкий металлический чехол. Они надвигались на меня, неуклюже и зловеще раскачиваясь при ходьбе. Сначала я решил, что это волки, эти отвратительные полулюди, пока не увидел, что кожа у них была не мертвенно- серого слоновьего цвета. Она была обычной, розовой, как у европейцев, но, несмотря на это, выглядели они престранно. Больше двух метров ростом, сложением напоминали крепкие кирпичные дома, конечности толстые и тяжеловесные, головы лишены растительности, а лица – как в кошмарном сне – квадратные и рябые, и все же до боли знакомые. На них были грубые комбинезоны и ботинки: этакие карикатуры на рабочих, а воняли они как дикие звери. Старик презрительно фыркнул, потер свой заросший щетиной подбородок большим пальцем:
– Повторяю, молодой идиот, отдай это мне и ступай по своим жалким делишкам. Или…
– Нет.
Я был поражен, раздавлен, дважды унижен, и меня звал за собой внутренний голос, который, как сейчас оказалось, даже не принадлежит мне. Я все еще ощущал его частью себя, как жажду или страх, и от него так же трудно было избавиться. Я и вправду хотел отдать чертову штуковину и отделаться от нее, но разум мой запротестовал. Казалось, что это единственно правильное решение. Оба великаноподобных существа косились на меня заплывшими, глубоко посаженными на бледных мясистых щеках поросячьими глазками. Один смачно потянул носом воздух, явно выражая презрение. Второй что-то пробормотал, брызгая слюной, и распахнул футляр. Бархатная подкладка точно подходила по размеру, и почему-то именно это свидетельство того, что вся операция была спланирована и продумана заранее, совершенно меня доконало. Спас же меня упадок сил и шок от пережитого. Я трепетал от нерешительности, Ле Стриж шипел от нетерпения, и, как-то не раздумывая, почти машинально, я протянул ему копье. Он буквально отскочил назад, резво, как кузнечик, и схватил за руку великана с футляром. Чудовище с грохотом шагнуло вперед и указало огромным когтистым пальцем на футляр: я должен был сам положить копье туда.
Что-то щелкнуло. Не придумав ничего нового, я протянул ему копье. Он прорычал что-то нечленораздельное и занес надо мной гигантскую лапу, как будто собираясь ударить меня. Распухшее чудище разразилось злобным гортанным смехом, но пошевелиться и не подумало. Они так хотели заполучить копье, но почему-то никто из них дотронуться до него не желал.
Я сделал вид, что кладу копье в футляр, и тут же замахнулся им в их сторону. Тот, что стоял позади, отшатнулся, да так, что сбил с ног Ле Стрижа, а великан, державший в руках футляр, по-видимому менее сообразительный, инстинктивно потянулся к нему. Его рука коснулась копья…
Все случилось мгновенно. Сейчас он был здесь – и вот от него осталась лишь тень в ревущем факеле костра, чуть было не опалившего мне брови; она запрыгала в ужасающей грохочущей агонии. Я отшатнулся, судорожно вцепившись в копье. Огонь, подобно мощной струе воды, охватил великана. Почерневший силуэт закачался, согнулся в три погибели, стал тихонько оседать и вскоре превратился в тоненький контур. Огонь валил столбом черного дыма, и обугленная головешка упала, шипя, в дымящуюся паром траву, – маленькая приземистая пародия на исчезнувшую мощную фигуру. Никакое человеческое тело так не полыхало бы. Этот огарок больше напоминал обгоревший овощ. Другое исчадие ада испустило громкий ревущий вопль и понеслось через долину, подобно загнанному слону, продолжая кричать. Я остался наедине со Стрижем, распростертым на траве. Из всех вещей, о которых я думал с отвращением и которых боялся, порабощение моего разума казалось самым страшным. Стриж приподнялся на локте, и темный рукав его рясы раскинулся по траве. Я кинулся на него. Мельком увидел его злорадное лицо. Рукав закрыл лицо, и копье, никому не причинив вреда, ударило в траву. Рукав улетел прочь сам по себе, как рано вылетевшая на охоту за насекомыми летучая мышь. Я так и остался стоять на месте и смотреть на нее.
Я подбросил копье в руке, гадая, что произойдет, дотронься я им до его головы, – но почему-то отказался от этой идеи. И в этот самый момент я увидел, как из-за громады таинственного дворца на фоне сереющего неба вырвался сноп блистательной белизны. Над полями разнесся шум мотора, и из-за башен поднялись в воздух смутные очертания дирижабля – такого же, как тот, что преследовал меня. А из-за него, устремляясь ввысь, подобно выныривающему из воды киту, показался закругленный нос второй машины.
Спасибо Ле Стрижу – его стараниями я уже явно запоздал объясниться с горожанами. Устало нащупал ключи, – к счастью, они все так же были пристегнуты к поясу брюк. Я бессмысленно уставился на копье. Меня так и подмывало оставить его в траве – пусть забирают. Но Ле Стриж все еще обретается где-то поблизости, а экипажи дирижаблей гораздо больше будут озабочены моей поимкой. Таким образом, копье вполне может попасть не в те руки. В нетерпении я схватил футляр, оставленный старым колдуном, и поместил копье на бархатное ложе. Оно подошло тютелька в тютельку, и футляр с легкостью захлопнулся. Дирижабли приближались с угрожающей скоростью – гораздо быстрее, чем я мог предположить. Я откинул дверцу кабины, пихнул футляр за сиденье и залез сам. Повернул ключ и едва успел натянуть шлем, чтобы спасти уши. Никаких предварительных приготовлений – как только двигатель раскрутился на полную мощность, я толкнул рычаг управления вперед и потянул дроссель: машина буквально соскочила с холма. Я взял в руки джойстик, нажал на педаль переключения скоростей и дал машине волю. Она легко поднялась вверх и выпорхнула из долины. С дирижаблей меня заметили и стали подниматься за мной. Я легко пролетел над ними и тут сделал оборот вокруг высоких башен, оказавшихся на пути. Преследователи попытались не
