Облачные замки

Европа пребывала в состоянии мира, относительно говоря, в течение длительных периодов; связь между университетами и учеными не признавала политических границ, а латинский превратился в lingua franca. [104] Затем была Столетняя война. Было Просвещение, а потом террор. Был девятнадцатый век – Веймар и Бавария, затем Пруссия с Бисмарком. Викторианская Англия, затем Первая мировая война. И национализм, нацизм, холодная война, железный занавес и его ужасающие последствия. Но это быстро себя исчерпало, и поле действий осталось открытым. Сейчас действительно некоторые признаки согласия налицо – я имею в виду не реальный Евросоюз со всеми его ошибками и помпезностями, а основополагающие принципы, за счет которых он и существует. Грааль – штурман этого процесса, но существуют и дующие в лицо полярные ветры, и шторма, ждущие впереди.

Я ничего не сказал. Я весь погрузился в размышления, пытаясь переосмыслить ту историю, которой меня учили, чувствуя себя как маленькое перышко посреди гигантского урагана. Элисон взяла меня под руку и прижалась ко мне, будто для того чтобы согреться.

– Здесь мы должны еще раз перед тобой извиниться. Мы были взбудоражены, не знали, откуда можно ожидать удара. Поэтому в тебя и стали палить без предупреждения, когда ты появился в Гейлентале первый раз. Мы предполагали, что на город будет совершено нападение, и охрана держала пальцы на спусковых крючках. У нас уже были неприятности с Ле Стрижем, который осмелился бродить возле наших горных постов. Он и эти его жуткие созданьица.

– Ты имеешь в виду детей ночи? Но кто они такие, черт побери?

Она быстро оглянулась по сторонам, потому что что-то загрохотало на улице позади нас, но это был лишь холодный порыв ветра, качнувший металлический дорожный знак.

– Лучше нам идти дальше. Ты знаешь волков. Ну, дети ночи появились по сравнению с ними совсем недавно, по меркам Сердцевины, но они быстро наверстывают упущенное.

– Еще один подвид со Спирали? Еще один результат скрещивания, на сей раз людей с…

– Другими. Пожалуй так. Насколько я слышала, все дело в том, что в прошлом веке, незадолго до окончания Второй мировой войны, русские окружили кучку отъявленных нацистов – охранников из концентрационных лагерей, психопатов из карательных батальонов и тому подобных экземпляров. Там были мужчины и женщины. А еще, по-моему, там были хорватские усташи и турецкие фашисты. Обычно они с такими типами поступали следующим образом: отправляли их в лагеря, подвергали проверке НКВД, а затем в соответствии с потенциальными возможностями либо выставляли на показательный процесс, либо расстреливали, либо перевербовывали. Эту компанию, и мужчин и женщин, выслали под надзором советского конвоя – компании ничуть не лучше, даже по меркам НКВД, – в особо отдаленную область Сибири и там про них забыли. Поставки продовольствия сократились и наконец прекратились вовсе. Жизнь в лагере постепенно вырождалась – тюремщики и заключенные перемешались. Они ночами совершали набеги на местное население. Голодные годы коллективизации, чистки и война не оставили на расстоянии сотен миль никого, кто обладал бы достаточными полномочиями, чтобы их остановить. Когда они не могли добраться до съестного, они похищали людей. К этому уже все привыкли – во времена коллективизации такое происходило повсеместно. Но эти уроды пристрастились делать это ради удовольствия, они охотились ради спортивного интереса. Очень скоро они оказались одни на огромной опустошенной территории, и… что-то произошло. В это время умер Сталин, Берию расстреляли. Многих официальных лиц сняли со своих постов либо уничтожили, а секретные данные рассекретили. Местные жители теперь просто так не исчезали, по крайней мере о таких случаях стали обязательно сообщать куда следует. Когда у НКВД наконец дошли руки до того, чтобы разобраться с этим лагерем, там не нашли никого, и генерал, которому было поручено командовать операцией, решил, что все они погибли в суровых условиях Сибири. Но это было не так.

Я увидел, как дернулось ее лицо, и она слегка ускорила шаг.

– Может, они и сами переместились на Спираль, но я-то думаю, что их туда забрали.

– Кто?

– Нечто – то, что ощутило их присутствие, дотянулось до них и затянуло их туда. Я всегда недоумевала: неужели всех этих отвратительных людей селили там намеренно, в качестве эксперимента или некоего подарка.

– Боже всемогущий! – вот все, что я ответил. Ветер вторил мне своими завываниями.

– Как бы там ни было, одно ясно. Там, на Спирали, в этом безвременье они размножались и видоизменялись. У них даже сложилась своеобразная культура, которая формировалась в соответствии с выработанными ими самими бредовыми правилами, и они стали меняться. Они превратились в те создания, которых ты видишь теперь, со своими собственными милыми привычками. Ты знаешь, что такое Спираль со всем ее смешением прошлого, настоящего и будущего там, в тенях. Что до меня, то я всегда подозревала, что они – великаны из сказок братьев Гримм…

– Людоеды и все такое?

– А также головы на кольях, трупы на крючьях, жуткие жестокости – это ведь их способ существования. Но они не так просты, эти детки . Люди время от времени сталкивались с ними, и редко это заканчивалось для первых чем-то хорошим. Всегда считалось, однако, что они более слабая ветвь, менее многочисленная, чем волки или некоторые другие. Теперь же, когда они стали притворяться людьми – по крайней мере подростки, – и то и дело появляются в гуще всяких волнений, я уже не так в этом уверена. Может быть, кто-то спас их, приберег эту силу на черный день. – Она снова обернулась и посмотрела в темноту. – Я думала, что это можешь быть ты со своим дружком бароном. Это была одна из причин, почему я так крепко села тебе на хвост. Пока не стала замечать, что ты не совсем вписываешься в этот круг. Нет, даже не так. Пока я не поняла, что тот ты, которого я выстроила из данных прессы и собственных предрассудков, не совпадает с тобой реальным.

Дождь полил теперь по-настоящему, устремившись на мостовую, подобно граду стальных прутьев, которые вздрагивали, ударяясь о землю, лупили нас по голове и плечам. Мы больше не решались останавливаться и шли, склонив головы и не разговаривая. Я всей душой надеялся, что детям ночи достается не меньше. Наконец, когда мы одолели еще пару миль, промокнув до нитки и чувствуя себя абсолютно несчастными, тучи разошлись, и мы остались мерзнуть на холодном ветру. Мы уже выбрались за пределы города и вышли в промышленный район, где все строения казались совершенно одинаковыми. Мы стали озираться, пытаясь определить свое местонахождение, выбрали наиболее понравившуюся нам дорогу и снова перешли на бег, чтобы окончательно не замерзнуть.

– То, что я говорила, – внезапно выпалила Элисон, – по-моему, не очень похоже на извинения, да? Но я чувствую себя очень виноватой, очень. Я должна была все понять сразу. Но потом похитили копье, и это меня совсем с толку сбило. И в самом центре всего этого, там, где должен был гнездиться корень зла, оказался ты, который расстроил планы фон Амернингена, замыслившего взять под контроль транспортную систему, надул Ле Стрижа и не дал исполниться его плану. Все как-то не сходилось – и до сих пор не сходится. Как они-то оба могли быть так невнимательны?

– Только если… – Внезапно я почувствовал себя молодым и неопытным, впервые за долгое время столкнувшимся со столь широкими горизонтами. – Только если… если им в действительности было не так уж важно, сработают их планы или нет. Как будто те лишь прикрывали собой некий более масштабный план.

Элисон наконец дала волю смеху, который получился, впрочем, испуганным и нервным.

– Масштабнее похищения копья?

Я промолчал; я молча сжал ее пальцы в своих и показал глазами вперед. Там горели огни промышленного района. И там же, медленно объезжая ограждение фрахтовочного депо, мигала своим синим гребешком патрульная машина. Но под нашими пристальными взглядами она проплыла мимо ворот депо «Си-Трана», даже не сбавив ход, и выехала на подъездной путь, направляясь к видневшейся вдали строительной площадке. К тому же это была всего-навсего служба охраны, а не настоящие копы. Тишина, царившая вокруг, больше не прерывалась ничем. Значит, шум нашей заварушки услышан не был, да и неудивительно – ночью, в пустынной промышленной зоне, с вырубленной сигнализацией. А вертолет и совсем не был виден с дороги.

Мы крались по ней, как беспокойные пташки, готовые вспорхнуть и улететь в любой момент. До боли в глазах мы вглядывались в тени, окружавшие нас, хотя нетерпение прямо тикало в подсознании, подобно секундам на таймере взрывателя. А когда мы наконец добрались до вертолета, то перерыли в нем все