Облачные замки

рослых тридцатилетних людей, отправившихся на вечернюю пробежку, а тот, кто заметил мечи, оказался достаточно умен, чтобы об этом молчать. Мы бежали не переговариваясь, ведь нужно было беречь дыхание, но беглый взгляд Элисон подтвердил мои предположения. Расстояние между нами и капитаном сокращалось, хотя он и был неплохим стайером. Мы уже подбежали достаточно близко, чтобы видеть, как поблескивает металлический футляр, как полощется в воздухе оторванный рукав, даже могли уже рассмотреть белки его вытаращенных глаз, когда он бросал безумные взгляды назад. Смерть бежала за ним по пятам, отставая на считанные мгновения, и он это понимал. Но внезапно все резко изменилось.

Мне показалось, что до того, как я это увидел, прошло несколько секунд и еще несколько секунд – прежде чем я смог поверить своим глазам. Сначала я списал все на переутомление, ибо чувствовал себя так, словно бегу последний отрезок знаменитого бостонского марафона. Но на самом деле я пробежал не так и много, однако ноги налились свинцом, и на меня прямо навалилось удушье, давя меня в грудь, прямо как тренажер-симулятор. Я ничего не сказал, просто прибавил скорость, но заметил, что Элисон тоже сжала зубы и лицо ее посерело. Но тут я увидел что-то действительно необычное, то, что глубоко врезалось мне в память, – капитан в этот момент как раз завернул за угол. Это висело в воздухе, подобно туманному призраку – неясному, безликому, – и заполняло собой всю улицу от края до края. Оно окутало меня и стало давить еще сильнее. Оно не отступало, следуя за мной по пятам, разделяясь на потоки, перетекавшие с одной стороны улицы на другую, подобно волнам в океане. Теперь уже на нас оборачивались прохожие, и казалось, что выражение их лиц изменилось – они были как будто искажены внезапной судорогой, неожиданным всплеском звериной ярости. Не только парочка скинхедов, наверняка неонацистов, но и огромный лохматый тип в кожаной косухе, испещренной многочисленными заклепками, и даже ничем не примечательная молоденькая женщина, типичная Hausfrau [95], и девочка-подросток с брикетом мороженого, и полноватый Burgerlicher [96] в очках в роговой оправе, который вряд ли представлял собой угрозу для чего-либо, кроме Kalbfleisch. [97] Я старался убедить себя, что у меня просто разыгралось воображение, но, в очередной раз глянув на Элисон, я получил в ответ взгляд, полный испуга и ожидания чего-то дурного, и утвердительный кивок. Легкие мои трудились изо всех сил, и я уже приготовился было сказать что-то вразумительное, но тут же увидел едва заметные гуманные ручейки, сползавшие по проезжей части и извивавшиеся подобно червям, преграждая дорогу полицейской машине, проезжавшей по противоположной стороне улицы.

Реакция не заставила себя ждать: водитель дал по тормозам, раздался вой сирены, машина развернулась, выписав колесами полукруг, со скрежетом перескочила через пути Strassenbahn [98] и остановилась напротив нас. Элисон гневно вскрикнула, схватила меня за руку и потащила по мостовой в полумрак соседнего переулка. Я не заставил себя упрашивать; мы свернули за угол, перепрыгнули через загородку, преграждавшую вход на подземную автостоянку, и пустились бегом между пропахшими бензином рядами машин к выходу.

– Мы… должны… оторваться! – прохрипела она, когда мы влетели в очередной темный переулок. Она привалилась к столбу ограждения и судорожно хватала ртом воздух.

Я согнулся в три погибели, чтобы унять колотье в боку.

Затем я прошептал:

– Смотри!

Туннель выходил на угол улицы более широкой, чем та, по которой мы бежали, и гораздо менее освещенной и пустынной, чем главные улицы города. Но вот с аллеи, находившейся в двух кварталах от нас, на нее выполз человек – человек, находившийся в значительно худшем состоянии, чем мы: его шатало, как пьяного. Он был довольно далеко от нас, и наверняка сказать было трудно, но я почему-то был уверен в своей догадке. Он прислонился к фонарному столбу и постоял так пару секунд, что-то прижимая к груди. Мне даже и приглядываться не надо было, чтобы узнать, что именно. Теперь нужно было только подобраться тихо, держась в тени, и ему от нас не уйти.

Но когда стараешься двигаться бесшумно, это получается медленно и смахивает на марафонский забег для престарелых. Впереди виднелся Т-образный перекресток, а за ним стройка, над которой, подобно часовому-скелету, возвышался башенный кран, стоявший за высоким сетчатым забором, – слишком много возможностей, чтобы ускользнуть.

– Видишь! – прошептал я, выходя из туннеля. – Давай побежим! Если нам хоть чуть-чуть повезет, он упадет и свернет свою чертову…

Она схватила меня за руку:

– Постой! Он переходит дорогу!

Однако дорогу переходить он не собирался. Он прямиком направился к ограждению, сунул футляр за пазуху и полез наверх. Только прежде он, как и следовало ожидать, обернулся и, конечно, заметил нас. Может, он и хромал, но на забор он взлетел в мгновение ока, как перепуганный кот. И все же, когда мы подбежали к изгороди, он еще был наверху. Я подпрыгнул и попытался полоснуть его мечом, но клинок прошел в футе под ним. Он перемахнул через колючую проволоку и приземлился на одну из бесформенных куч за оградой. При этом раздался звон металла, подхваченный эхом в темноте. Элисон уже карабкалась за ним. Я подхватил ее за лодыжки и подтолкнул, чтобы она дотянулась до верха ограды, откуда уже она протянула мне руку и помогла забраться и тут же спрыгнула на ту же самую кучу, в прыжке выхватив меч из ножен. Она приземлилась с тем же металлическим звоном и стала спускаться по этой куче, словно по лестнице. Я оставил меч в ножнах, поскользнулся при приземлении и упал на какую-то металлическую поверхность, которая прогнулась подо мной с хрустом консервной банки. Это оказался капот старой ржавой машины. С него я незамедлительно соскользнул еще на одну машину, стоявшую под первой. Я прыгнул, ожидая наконец-то оказаться на земле, но приземлился на склоне – крутом и ненадежном склоне, который подался под моими ногами, как слоистый сланец или насыпь из щебня. Я вцепился в очередную машину и принялся судорожно искать опору для ног; подо мной, подобно адскому озеру, разлилась темнота. Что-то коснулось моей ноги, и я лягнул на всякий случай подозрительный предмет, но, к счастью, промахнулся.

– Сюда! – прошептала Элисон и снова потянула меня.

Я отпустил машину, и мы вместе заскользили на небольших металлических листах вниз, в темноту. Когда мы вроде бы докатились до подошвы этой автомобильной горы, я встал на ноги, а Элисон чуть не перекувыркнулась через голову под градом посыпавшихся на нее железяк. Я помог ей подняться, обнажил меч, и мы вместе принялись приглядываться и прислушиваться к потревоженному сумраку. Как будто тысячи неживых глаз уставились на нас из темноты, пустые глазницы и распахнутые в жуткой улыбке рты из мрачного склепа. Они слегка поблескивали в отражаемом облаками зареве городских огней, проступая темным пятном в переливающейся всеми цветами радуги луже, которая тихонько плескалась у наших ног. Это была не стройка, это было кладбище, чумной могильник костей запланированного отчуждения, разлагающихся трупов машин. Их вывернутые наружу кишки покрывали собой склон, по которому мы и соскользнули на землю.

– Данте бы такое понравилось! – пробормотал я и тут же внезапно щелкнул пальцами. – Штутгарт! Свалка металлолома неподалеку от городского центра! Metallwiederaufbereitung Amerningen! [99] – Это замечательное место принадлежит одной из перерабатывающих компаний Лутца. Здесь вполне может быть назначено какое-нибудь рандеву…

Внезапное напряжение, появившееся в походке Элисон, заставило меня быстрее любого жеста посмотреть туда, куда смотрела она. И я инстинктивно обхватил ее рукой за плечи. Облако вернулось, выплывая на нас из-за ограждения, подобно неким шелковым обрывкам паутины. Затем оно стало сгущаться и покатилось на нас, сгущаясь и белея все сильнее, подобно водопаду, сорвавшемуся из пустоты прямо на землю по нашу сторону забора.

Мы не были совсем уж несмышленышами. Мы повернулись, но Элисон поскользнулась, а потом и я, как будто металл, скрытый под слоем жидкости, которую не хотелось называть водой, хватал нас за ноги. Затем мы услышали грохот металла. Весь склон позади нас вздымался, словно при землетрясении или как если бы что-то копошилось под землей. Части машин летели в воздух, сначала отдельными струйками, затем целыми фонтанами, которые колыхались и бились в конвульсиях, прежде чем рассыпаться на части. Затем из-под металлолома вслед за длинными стальными клешнями показалось нечто напоминавшее голову. Не человеческую – на ней имелись две блестящие линзы, вернее, многосекторные выпуклости, торчавшие по обе стороны треугольного бессмысленного рыла. Что-то щелкало чуть ниже, подобное широким челюстям. А