Пацан — он и есть пацан, хоть и с электронными мозгами. Насмотрелся фантомасов всяких, вот и строит из себя рейнджера. Пусть бы дело до конца довел, а потом и устраивай разбор полетов: спокойно, без нервов разложи все по полочкам, да объясни пацану, в чем он не прав. Чего по рукам-то бить? Чему он так научится?
— В целом засада была организована и проведена неплохо, — уже почти спокойно проговорил полковник, — выбор места, боевой порядок группы, действия подгрупп — на твердую «четверку». Вместе с тем вызывают вопросы действия командира группы по вводным… Курсант Ауриньш, объясните свое решение застрелить своего разведчика.
Возникло, как пишут в стенограммах, «оживление в зале»:
— Пашка, он че — тебя казнил?
— Ты что — к фашистам убечь хотел?
— Марик, он че — залупаться начал?
— Смерть изменникам Родины!
Ауриньш, между тем, оставался спокоен и деловит, как обычно.
— Я уточнил у вас характер ранения разведчика, — невозмутимо доложил он. — Вы сказали: «Тяжелое. Пулевое ранение ноги. Раздроблен коленный сустав».
— Совершенно верно, — кивнул полковник, — и что дальше?
— Имея такое ранение, разведчик не может передвигаться самостоятельно, — с расстановкой сообщил Маргус. — Я мог бы перенести его на себе, но у меня был пленный, который отказывался идти, и его тоже пришлось нести на себе. Я мог бы нести их обоих, но в этом случае моя скорость движения была бы гораздо ниже — грунт очень мягкий, при такой тяжести мои ноги стали бы сильно проваливаться и вязнуть…
— Короче, Ауриньш! Ты сделал выбор в пользу пленного, так?
— Так точно, — кивнул Маргус. — Такова была боевая задача группы. Охранение противника было уже близко, необходимо было как можно быстрее оторваться от преследования и сохранить пленного в живых.
— Это все понятно, — вновь начал терять терпение полковник. — А бойца-то зачем пристрелил?! Как раненую лошадь — чтоб не мучилась?
— Это был наиболее целесообразный вариант, товарищ полковник. Разведчик мог попасть в плен и сообщить противнику сведения о нашей группе, — и ведь совершенно серьезно говорит, сопляк, даже не улыбнется…
Курсанты притихли. Эге, да этот парень и впрямь не шутит…
— Ты фигню-то не говори! — возмутился вдруг Пашка. — Чего это я им в плен стал бы сдаваться?! Я бы это… Отход ваш прикрывал, а потом бы гранатой себя подорвал вместе с ними на фиг!
— Не обижайся, Павел, но я не имел права рисковать, — отозвался Ауриньш, не повернув головы в сторону Пашки. — Тебя могли оглушить, у тебя могло отказать оружие, ты мог потерять сознание от болевого шока или потери крови и — так или иначе — была достаточно высокая вероятность захвата тебя в плен. А это создало бы большие проблемы для группы.
— Да хоть бы и захватили! Я бы не сказал ни фига! — Пашка пылал праведным гневом. — Пусть хоть как бы пытали!
— Тебя не стали бы пытать, — тихо объяснил Маргус. — Тебе просто ввели бы «сыворотку правды», это такой препарат — и ты все рассказал бы сам…
Тихо стало на поляне. Отчетливо слышен был нарастающий шум ветра в кронах сосен — весна идет, ветер-снегоед задул…
При всей своей дотошности и категоричности никакие уставы, наставления и инструкции не могут дать ответы на все вопросы. А когда дело касается таких вот моментов — так и подавно ничего полезного в них не сыщешь. Что с того, что перед засадой или налетом положено определять порядок выноса убитых и раненых? Реально — кого там, к черту, вынесешь, когда на тебя одного комендантская рота с овчарками несется? Ладно, если просто требуется объект уничтожить — тогда и геройски погибнуть можно. А если требуется документы захватить, или образцы вооружения или техники? Центру твое геройство нафиг не нужно, ему задачу выполни, а как ты при этом будешь выглядеть — неважно. Ладно, допустим, вынес ты раненого товарища каким-то чудом. Дальше что с ним делать? Хорошо, если действуешь в родной Беларуси, где под каждым кустом — свой партизан, где и лесные госпиталя имеются, и любая бабка бойца в подвале спрячет, и самолеты на Большую Землю летают. А если ты уже на территории Германии? Или — в Штатах, где в тебя любой фермер навозные вилы засадит, стоит тебе только на его ранчо появиться? Врача в группе нет, в аптеке — только перевязочный пакет, да шприц-тюбик с промедолом, чтоб хоть перед смертью кайф поймать. Таскать парня на себе пару недель, глядя, как он от газовой гангрены загибается? Да при этом еще и рот ему зажимать, чтоб стонами не выдал? Очень гуманно, чего там говорить… Вот и получается, что как ты ни крути, а этот паразит прав. Разведка — это не всегда этакая сентиментальная картинка, на которой холеный фраер в белой рубашке, да в немецком кабаке на жену с печалью смотрит…
— Еще и заминировал меня, сволочь, — вполголоса пожаловался Пашка Колдину. — Небось, не побоялся время потерять…
— Я потерял на этом совсем немного времени, — спокойно возразил Ауриньш, — а противник наверняка осмотрел бы твой труп и подорвался, это существенно задержало бы преследующих. Что плохого в том, что разведчик и после смерти помог бы товарищам? Пусть косвенно…
— Эх, Ауриньш, ё! — полковник в сердцах махнул рукой. — С твоим цинизмом патологоанатомом работать надо, а не людьми командовать!
— Товарищ полковник, я выполнил задание командования, — голос Ауриньша начал приобретать уже заурядное занудство, — с минимальными потерями. В чем моя ошибка?
Полковник засопел. Бьет, сопляк, у всех на глазах. И следов не оставляет.
— А ты не боишься, товарищ дорогой, что бойцы твои тебя же на первой дневке пристрелят по- тихому?
— Зачем? — холодно возразил Ауриньш. — Это нецелесообразно. Они должны понимать, что я, в первую очередь, забочусь об их безопасности. Они должны понимать, на что идут, становясь разведчиками. Таковы правила игры.
И еще минута прошла в тягостном молчании.
— Ладно, хватит! — решил, наконец, полковник. — Разрядить оружие, проверить имущество, приготовиться к посадке в машину!
Несмотря на тесноту в кузове, вокруг Ауриньша как-то само собой образовалось свободное пространство. Ехали молча, без обычного трепа и зубоскальства.
А полковник сидел в кабине мрачнее тучи. Кто кому, черт побери, урок сегодня преподал?! «Носятся с этими «зелеными беретами»» — угрюмо ярился он. — «Нашли образец для подражания, тоже! Да где они хоть воевали толком, «береты» эти?! Во Вьетнаме? Обделались по самые не могу. В Иране? Тоже — операцию провалили, технику сожгли, секретные документы профукали. А свои разведчики — уже не авторитет, выходит? Которые пол-Европы на брюхе проползли! Да «языков» одних перетаскали не одну дивизию! Да безо всяких понтов, без спутниковой связи и лазерных прицелов — с одним пэпэша, да с финкой. И ребят своих не стреляли, небось! — «А ты откуда знаешь?» — словно услышал он чей-то холодный голос (уж не этого ли робота белобрысого?) — «Что, в наших военных мемуарах про такое писать будут?»
Полковник раздраженно полез за сигаретами. Черт, мемуары эти… Вот читал книгу англичанина одного, торпедными катерами в войну мужик командовал, — так процентов на девяносто вся книга состоит из описаний неудач да ошибок! Не побоялся мужик! Ведь кровью такой опыт оплачен — так не хорони ты его, дай другим знать, кто после тебя придет! А у нас что? Война прошла — похвальба пошла… А если уж и описывают неудачу — так все генералы молодцы, один ванька-взводный дурак, он во всем и виноват…
Двигатель вдруг чихнул, поперхнулся насморочным всхлипом и заглох. Скрежетнув пару раз стартером, водила сделал открытие века:
